Партия жертвы - Ирина Кавинская

Мой взгляд скользит по девушкам. Эмма и Таня пялятся на Женю так, что удивительно, как на ней до сих пор нет дырок. Лера смотрит в окно, на её лице апатия. Видимо, достало всё: вечное доминирование Жени, безразличие педагогов. Жаль, что я не видела Карину – травмированную девочку. По слухам, она ходила в зал Вагановой ночью. Туда, где умерла другая девочка. Там-то Карина и упала, «случайно» поскользнувшись. Фанаты в инстаграме пишут, что виновата Женя, хотя точно никто ничего не знает. Понятия не имею, правда ли это, но если эта Карина и вправду хороша, то её травма для Жени – путёвка в театр.

Закончив сиссон в красивом арабеске, Женя обернулась к стеклу. Ко мне. Улыбка, только что сиявшая на её лице, мгновенно сменилась выражением гадливости. Репетитор расточала похвалы, а лицо Жени всё больше кривилось, как будто она жевала лимон. Потом она, гримасничая, выпучила глаза, как бы говоря: «На что уставилась?»

Репетиция «Рила» – народно-характерного танца из первого акта – оказалась ещё интересней. Вступили не только младшекурсники, которые были заняты в общих танцевальных сценах, но и мальчики-выпускники. Партнёра Жени – Джеймса из «Сильфиды» – зовут Руслан. Высокий, статный, облегающие трико не скрывают рельефных мышц – они прекрасно смотрятся в паре. Но «Рил» он репетировал с Эммой, которая танцует партию Эффи – невесты Джеймса, брошенной им из-за Сильфиды.

Тане досталась роль одной из подруг Эффи, и её партнёр по «Рилу» – парень, который танцует партию Гурна, влюблённого в Эффи. Его внешность простовата для принцев, он плечист и приземист, и роль шотландского крестьянина ему идёт. Таня рядом с ним порхает. Сразу видно, что она не испытывает ни малейшей неловкости, ощущая его крепкие руки на собственной талии, вдыхая запах его пота… Я знаю это ощущение. Если мальчик нравится, то, стоя с ним в обычном аттитьюд круазе, можно чувствовать, как под купальником по спине ползут мурашки. Я смотрю на раскрасневшееся лицо Тани и понимаю, что, возможно, это то, что она сейчас испытывает.

Эмма слишком трудится, словно борется за каждое па – видно, как важно для неё показаться с лучшей стороны. А вот Лера… Ей дали партию старухи-колдуньи Мэдж – характерную роль, в которой танца почти нет, а всё держится на пантомиме и эмоциях. Но, глядя на неё, кажется, будто она вообще не с нами – ничего не замечает, ничего не чувствует. Если это шанс раскрыть себя, то, боюсь, он может обернуться провалом… Репетитор снова называет её «сонной мухой». И на что они только рассчитывают, отдав ей самую яркую партию?

Я пропустила остаток общей репетиции и индивидуальные. Сидела в столовой, бродила по коридорам.

Чем я хуже этих девочек?

Ну хорошо, допустим, мою технику не сравнить с Жениной, но и остальных троих не поставишь с ней рядом: каждой чего-то не хватает. Эмме – сил, Тане – грации, а Лере – эмоциональности. Но они занимаются с ней бок о бок, пока я торчу в коридоре!

Павлова с портрета на лестнице смотрела мимо меня. Нездешняя балерина, совершенное Воплощение Искусства. Она была не просто лучшей в своё время, она уже при жизни стала недосягаемой. Но где в её взгляде превосходство? Где надменность? Где гримаса «на что уставилась?»?

Она танцевала бок о бок с Нижинским. С ним, которого не замечали в классе, а если замечали, то ругали. Но вот он вышел на сцену, и все замерли. Прекрасный. Яркий. Великий. Он сошёл с ума в мире людей. Его, известного на весь мир, в тридцать лет заперли в сумасшедшем доме. А всё потому, что он никогда не подходил для нашего мира. Не вписывался. Великий, прекрасный… Нездешний. Я смотрю на его портрет и хочу спросить лишь одно: действительно ли ты был сумасшедшим?

Балетные труппы наполняются теми, кто верил и мечтал, работал и стремился оказаться таким, как Павлова или Нижинский – живым Воплощением Искусства. Не стать, а именно оказаться. Мастерство ни при чём: ты можешь умирать у станка день за днём и год за годом. Видеть солнечный свет только из окон балетной студии. Не есть. Не спать. Не любить. Но Воплощением не станешь. Наработаешь идеальную технику, но зал не поднимется с кресел, приветствуя тебя. Они будут обсуждать, что ты не так поставила ногу: «Надо же, такая техничная балерина, а уже начала сдавать…» Посетуют и забудут.

А о Воплощениях помнят. У них и ошибки – совершенны. «Ах, только посмотрите, как она сделала ножкой!» – так это называется. Им плевать, что она сделала ошибку! Налажала! Слила пируэт! Они скажут: «Она прекрасна», «В ней есть изюминка», «Она не такая, как все».

Так и о Нижинском говорили. Что он невероятный, самобытный, совершенный. Ему прощали ошибки, называя их «находками». А потом упекли в психушку.

Но я-то нормальная. Я нормальная, и хотя это смахивает на паранойю, я знаю – старуха неспроста липнет ко мне. Меня коробит от её учащённого дыхания, «нечаянных» прикосновений и взгляда, который вдруг сбрасывает мутную пелену, становясь лихорадочно ярким… Вот бы понять, что ей нужно от меня?..