Совмещая изучение философии и занятия медициной, Менгеле решил, что люди, как и собаки, обладают родословной. Уже позднее он начал проводить эксперименты по выведению расы голубоглазых, светловолосых нордических великанов. В тридцать девятом вступил в СС, служил военным медиком дивизии «Викинг» во Франции, Польше и России. В сорок третьем лично Гиммлер назначил его главным доктором Аушвица.
Новый главврач находился в концлагере в привилегированной позиции — он был ранен на Восточном фронте, имел медали и Железный Крест за спасение двух танкистов из горящего танка.
Заслуженный фронтовик имел привычку одеваться в сшитую вручную одежду и носить хлопковые белые перчатки. По ним заключённые стали выделять его из бригады остальных докторов. На беду несчастных узников Аушвица Йозеф Менгеле был необычайно работоспособен, а круг его научных интересов чрезвычайно широк: повышение плодовитости арийских женщин, дешевые и эффективные методы ограничения рождаемости евреев, цыган и славян, воздействие холода на организм солдата, влияние большой высоты на работоспособность летчиков.
По приказу и при личном участии Менгеле в Аущвице кастрировали, замораживали и заталкивали в барокамеры тысячи заключенных.
Юношеское увлечение расовой теорией вылилось в изуверские опыты с цветом глаз. Доктору Менгеле зачем-то понадобилось на практике доказать, что карие глаза евреев ни при каких обстоятельствах не могут стать голубыми глазами арийца. Сотням евреев сделали инъекции голубого красителя — крайне болезненные и часто приводящие к слепоте. От рук чудовища в белом халате погибли около трех тысяч малолетних близнецов. Им переливали кровь и пересаживали органы друг от друга. Однажды Менгеле возглавлял операцию, во время которой были сшиты вместе два цыганёнка, чтобы создать сиамских близнецов. Вот кем был врач, получивший прозвище Ангел Смерти!
— Надеюсь этого бешеного пса повесили? — наконец выдавил Игорь.
— Нет. В сорок пятом Менгеле уничтожил все архивы и по паспорту на чужое имя, выданному, вообразите себе, Красным Крестом сбежал в Латинскую Америку. Он дожил до старости и утонул, купаясь в ласковых волнах теплого моря. Ходили слухи, что Менгеле утопили агенты «Моссада», но лично мне кажется, что все это — не больше, чем красивая легенда. Многим нацистским преступникам удалось избежать заслуженного возмездия.
— Теперь, я гораздо лучше представляю себе, кем мог быть Чадов, если он пошел по стопам Менгеле, — тихо сказал Светлов. — Коллеги…
— Ха! Он, видите ли, представляет! — воскликнул Игорь. — Виталий, разве ты еще не понял, к чему клонит доктор, рассказывая о Менгеле и наших опытах по созданию универсальных солдат? Наивный ты человек! Скажите, Иван Корнеевич, в Аушвице случайно не проводились опыты по сращиванию человеческой и собачьей плоти?
— Да. Я забыл это отметить, но откуда вы…
— А не работал ли Чадов вместе с Микошиным?
Светлов вскочил со стула.
— Точно! Игорь, ты тысячу раз прав! Чадов продолжил дело Менгеле, а Микошин решил перещеголять их обоих. Точка! Надо идти к Агранову! Пусть разбирается с этой бандой садистов…
— Молодые люди, не спешите — доктор встал у двери, как будто опасался, что Светлов и Семенцов убегут. — Я поделился всей информацией, а взамен не получил ничего. Мне кажется, что, по крайней мере один из вас столкнулся с чем-то чего нельзя объяснить с точки зрения здравого смысла. Может, все-таки расскажете, что произошло и почему именно вас Агранов выбрал для выслушивания моих догадок?
— Это так, Иван Корнеевич, — кивнул Игорь. — Кое-что я видел…
На протяжении рассказа Семенцова о его приключении двухлетней давности, доктор несколько раз ударял кулаком по столу, мотал головой так, что очки едва удерживались на носу и восклицал «Вот это да!».
После того, как Игорь замолчал, Лихонин задумчиво наморщил лоб.
— Сам лично с Микошиным не сталкивался, составил мнение о нем, доверившись наблюдениям других, и, по всей видимости, ошибся. Этот санитар казался ничтожеством…
— Что значит «по всей видимости»?! — изумился Семенцов. — Конечно, ошиблись! Микошин и есть паук, опутавший наш город нитями страха! Бог уготовил ему роль ничтожества, а дьявол возвеличил до уровня демона! Неужели и после всего, что я рассказал, вы еще в чем-то сомневаетесь?!
— Сомневаться — неотъемлемая часть моей профессии, — Лихонин сурово поджал губы. — Я должен лично во всем убедиться и только тогда соглашусь с вами.
— Так убеждайтесь! — вступил в полемику Светлов. — Если заявиться в особняк Микошина неожиданно, да еще с оравой милиционеров, крыть ему будет нечем!
— Есть менее радикальный способ.
— Это какой же?
— Я не Менгеле и даже не Чадов, — Лихонин поднял с пола свой саквояж. — Но в анатомии и физиологии тоже кое-что смыслю. В общем, ребятки, вскрытие покажет. И если все то, что мы предполагали, окажется правдой, то именно ваш покорный слуга, предоставит самые веские доказательства вины Микошина.
— Вы будете вскрывать трупы помеченные наклейками пластыря? — догадался Игорь. — А что тогда делать нам?
— Всего лишь потерпеть. Ничего не предпринимать, пока я не расхлебаю всю кашу, — доктор указал на телефон. — Запишите мой номер и позвоните часика, этак, через два. Думаю, к этому времени, я смогу дать свое заключение.
Оставшись один, Лихонин облачился в халат, повязал передник. Попытался даже насвистывать, стараясь оставаться обычным Лихониным, но заметил, что фальшивит.
Доктор решил зайти с другого конца и двигаться по логической цепочке начиная с последнего трупа. Что сказал о нем Агранов? Наш клиент. Татуировочки, наверняка, имеются. Почему эти слова так упорно вклинивается в ход мысли?
— Господи! Неужели?!
Догадка осенившая Лихонина была подобна вспышке молнии. Одну и ту же татуировку он видел дважды! Первый раз в доме Шакирова, а второй…
Доктор распахнул дверь мертвецкой, бросился к столу, на котором лежало тело мертвого преподавателя фитнеса и, сдернув простыню, впился взглядом в предплечье трупа. Татуировки не было, да и не могло быть, поскольку мертвый Серега сменил тело. Теперь ее носил прыгун с крыши! Чтобы окончательно убедиться в своем открытии Лихонин шагнул к столу самоубийцы. Рука, потянувшаяся к простыне замерла на полпути. Доктор не услышал, а ощутил движение за спиной и медленно повернулся. Серега уже не лежал, а сидел, болтая ногами, чтобы сбросить повисшую на них простыню. Справившись с ней, он поднял отливающие серебром глаза и, кокетливо прикоснувшись к пластырю на виске, подмигнул Лихонину.
