– Ничего подобного. «Ты сам» – это третий и четвертый архивы. Вот в них-то и содержится твоя личность. То, что передалось по наследству, и то, что ты нажил с годами. А память – это… ну вроде как база данных. Меняем одну базу на другую, и все дела.
– Но ведь «Я» – это мое знание жизни, оно сформировано на основе самой жизни, и если память о ней окажется чужой…
– Конфликт архивов неизбежен. Но это временно, к хорошему быстро привыкают. Зачем тебе вспоминать детство в нищем квартале? Гораздо интересней помнить, что ты сын миллионера.
– И… верить в это?..
– И верить! – поддержал скакун. – Даже не верить – знать! Ну?.. Что ты скажешь?
– Сорок.
– Что?..
– Сорок тысяч, этого довольно.
– Э-э-э, дружище! – мужчина неприязненно сощурился и передвинул на столе кружки. – Сорок пять.
Я вздохнул.
– Нужен приблизительно ровесник…
– Этого мог бы не говорить, – произнес он.
– Физически здоровый, привлекательный, без особых…
– Нет, наверно, ты платишь пятьдесят тысяч за возможность побыть слепым парализованным идиотом!
– Сорок пять, – возразил я.
– Конкретные пожелания имеются?
Я развел руками:
– Вряд ли.
– Как тебя зовут, клиент?
– Мёбиус, – ответил я негромко.
– Как?!
– Мёбиус, – повторил я.
– Вот же… н-да… Это имя или фамилия?
– И то и другое.
– Ну надо же… А я – Карл Грифус. А ты, стало быть, Мёбиус Мёбиус?
– Хуже.
– Да куда уж хуже-то?
– Фамилия у меня двойная: Мёбиус-Мёбиус.
– Если полностью, то получается…
– Мёбиус Мёбиус-Мёбиус, – обреченно проговорил я.
– Тяжело тебе, дружище… – скакун опрокинул в себя кружку и порывисто поднялся. – Идем.
Транс-портный контур находился рядом с баром, вернее, это бар открыли недалеко от контура, на минус семнадцатом уровне пятого субквартала захудалой планетки Трэнтор при звезде Теплая Заря, что на самой окраине юго-западного рукава матушки-галактики. Когда-то этот сектор считался перспективным, потому и звезду, и планету назвали донельзя пафосно. Минули годы, нашлись сектора получше, и Трэнтор стал прибежищем диссидентов, однако транс-портных контуров здесь было не меньше ста тысяч, таковы санитарные нормы.
Грифус остановился возле рамки.
– Я должен сосредоточиться. Итак… тебе, в принципе, безразлично, лишь бы что-нибудь получше… – он осмотрел меня с головы до ног. Вероятно, давал целеуказание своему биочипу. – На счет «три».
– А куда мы?..
– Да никуда. Выйдем здесь же, на соседнем уровне. Приготовься. Раз… Два…
Мы синхронно переступили через рамку, и команда «три» растянулась в бесконечную миллисекунду. Если бы у киб-координатора были уши, он бы услышал «тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-ри». Но для человека это происходит гораздо быстрей.
Скок!
Я очутился по ту сторону контура – уже в другом месте. Нога оторвалась от упругого пластика и опустилась – на упругий пластик. На тот же самый пол, закиданный упаковками от чипсов и соленых орешков. Моя собственная нога в черном латексном сапоге.
Я по инерции прошел дальше. «Клёп-клёп-клёп!» – гнусаво запели каблуки, фиксируя каждый мой шаг. На мне была клетчатая юбка с прозрачными вставками спереди и сзади. Короткий подол обегали неоновые огоньки.
– Всё-всё, уже идем назад, – торопливо произнес Грифус.
Я повернулся к хромированной стене, поднял руку и… поправила прическу. Зря я Марту послушала. Стерва уговорила меня вживить перья павлигатора, а куда мне, к черту, этот павлигатор? Насоветовала! Подруга, называется…
– Эй, Мёбиус! – раздалось рядом.
– Что? – спросила я недоуменно.
– Давай обратно в рамку. Или тебя это устраивает?..
– Урод, – я прикрыл окошко на юбке. – Ты урод, Грифус!!
– Такое случается, не кипятись. Сейчас всё вернем. Нет, ну если ты доволен… то есть довольна…
– Быстро меняй! – заорала я.
Он взял меня за локоток и галантно проводил до контура.
– Ты готова, милая?
– Убью гада… – процедил я чувственным контральто.
– Раз… Два…
Скок!
В спину воткнулся гвоздь. Поразмыслив, я понял, что гвоздь не один, их несколько, и они медленно проворачиваются – в моей спине.
– Что ты опять?.. – хотел я крикнуть, но легкие треснули от кашля. Сердце внутри подпрыгнуло и, ударившись о макушку, упало обратно в кишечник. В моем возрасте опасно тревожиться. В моем возрасте вообще всё – крайне опасно. Имплантанты давно износились, а менять их на новые врачи не соглашаются ни за какие деньги. Ибо даже простейшая операция может стать моим последним приключением.
– Не ладится сегодня что-то… – буркнул Грифус. – Не мой день, похоже.
– Не твой, – прохрипел я чуть слышно. – Верно, ты полагаешь, что сегодня – мой день?
– Не будем драматизировать. Поверьте, Мёбиус, вы в надежных руках. Сами до рамки дойдете или вам помочь?
Он взял меня за тот же локоть – впрочем, едва ли за тот же самый, – и осторожно подвел к стартовому контуру.
– И что дальше?.. – продребезжал я.
– Знаешь, Мёбиус, не в твоем положении выделываться. Тебе сейчас хоть бы с кем поменяться, а то не ровен час…
– Не ровен час – это про другое. Это, например, если я достану трубочку да наберу один номерок. Мои люди повсюду, если ты не в курсе. У меня куплено всё и везде.
Угрожать попусту я не привык, поэтому я действительно полез за трубкой. Ладонь нащупала на атласном жилете кармашек, но в этот момент Грифус увлек меня с собой. Даже не удосужился досчитать до трех. Похоже, щенок узнал-таки мое лицо и сообразил, с кем имеет дело.
Скок!
– Вот ведь незадача-то… Да-а-а…
Я открыл глаза – старик, ныряя в рамку, зачем-то зажмурился.
Сначала я увидел мятые болотные штаны – на себе. Потом вспомнил про зеркальную стену – весьма кстати! – и посмотрелся в нее как… ну, как в зеркальную стену и посмотрелся. И увидел Карла Грифуса – тоже на себе, вместе со штанами.
Сам Грифус стоял в двух шагах левее и с той же гримасой – хотя и на чужом лице – изучал свое отражение.
Ему было лет семнадцать – гораздо меньше, чем мне, то есть ему же самому. Красавчик. Спортивный, подтянутый, одетый, правда, бедновато. Голубоглазый. В общем, такой, у которого всё впереди.
– Мёбиус… – выдавил он. – Я это… перемудрил я малость.
– Бывает.
– Это… пошли в контур.
– Зачем? – я нашарил в брюках пачку сигарет и неторопливо закурил.
– Как это зачем?! – возмутился он. – Назад меняться!
Я выпустил струйку дыма.
– Мёбиус… – проронил он.
Я почесал лоб, как раз то место, где под черепной коробкой сидел вживленный биочип. Первый и пока единственный.
– Мёбиус… – растерянно повторил юноша.
