Камилла мило надула губки:
– Я ведь могу и забыть вас…
Магнус наклонился к ее уху:
– Если вы меня забудете, мне придется напомнить о себе силой.
Обняв ее за талию, он ощутил под пальцами гладкость шелка. Ее грудь вздымалась. Он прикоснулся губами к ее коже, и Камилла вздрогнула.
– Любите этого юношу. Подарите ему счастье. А когда я вернусь, то посвящу целую вечность тому, чтобы восхищаться вами.
– Целую вечность?
– Ну конечно, – сказал Магнус. – Как там у Марвелла [7]?
Столетие ушло б на воспеванье
Очей; еще одно – на созерцанье
Чела; сто лет – на общий силуэт;
На груди – каждую! – по двести лет;
И вечность, коль простите святотатца,
Чтобы душою вашей любоваться.
При упоминании груди Камилла подняла брови, ее глаза засверкали еще ярче.
– А вас не смущает, что у меня нет сердца?
Магнус понял намек:
– Говорят, что любовь – это вера.
– Время покажет, не напрасна ли была ваша…
– Прежде чем время покажет нам хоть что-нибудь, я смиренно прошу вас принять небольшой подарок в знак моего восхищения.
Он сунул руку в карман камзола из изысканной голубой парчи, который (он очень надеялся) должен был понравиться Камилле, и достал ожерелье с рубином кровавого цвета, сверкавшим при свете фонаря.
– Прелестная вещица!
– Совершенно верно, – кивнул Магнус. Его развеселила сдержанная реакция Камиллы. – Конечно, она не сравнится с вашей красотой, но найдется ли в мире то, что достойно вас? Однако у этой вещицы, как вы изволили выразиться, есть одна маленькая особенность. На нее наложено заклятие, которое предупреждает о приближении демонов. Вампиры бессмертные, да, но они не застрахованы от случайной гибели. Надеюсь, вам удастся ее избежать.
Глаза леди Камиллы расширились. Магнус был уверен, что она понимает истинную цену рубина. Чтобы его купить, Магнус продал дом на площади Гросвенор, но ему хотелось защитить леди Камиллу и оставить ей память о себе.
– Я буду думать о вас даже тогда, когда окажусь далеко, – пообещал он, застегивая ожерелье на белоснежной шее. – Надеюсь, теперь вам нечего бояться.
Трепещущая рука Камиллы коснулась сверкающего камня.
– Я тоже хочу оставить вам что-нибудь на память. Это будет справедливо, – сказала прекрасная вампирша, улыбаясь.
– Что ж, – сказал Магнус, и его рука скользнула вокруг тонкой талии, обтянутой шелком. Прежде чем прижаться к ее губам, он повторил: – Это будет справедливо…
Леди Камилла ответила на его поцелуй. Магнус прижал ее к себе, думая о том, что и к нему когда-нибудь придет любовь. В это мгновение он вспомнил Сумеречных охотников – и одного из них в особенности. Он очень надеялся, что Эдмунд Эрондейл обретет покой в объятиях своей прекрасной возлюбленной и проживет жизнь, ради которой стоит терпеть страдания и лишения.
* * *
В тот же вечер Магнус покинул леди Камиллу, собиравшуюся отправиться на поиски Ральфа Скотта, и поднялся на борт роскошного парохода «Персия», чтобы покинуть остров. Интерес к устройству «Персии», новейшему кораблю того времени, и мысли о будущих приключениях смягчили сожаление об отъезде, но, когда корабль вышел в ночное море, Магнус еще долго стоял на палубе и смотрел на уменьшающиеся огни города.
Много лет спустя Магнус вернется в Лондон и встретится с Камиллой Белькур. Он поймет, что это совсем не то, о чем он так долго мечтал.
Много лет спустя отчаявшийся юноша из рода Эрондейлов с пронзительно-голубыми глазами постучит в его дверь, дрожа от холода и бессилия, и на этот раз Магнус сможет ему помочь.
Но тогда Магнус еще не знал об этом. Он стоял на палубе и смотрел, как тают вдали очертания берега, как меркнет свет и исчезают тени.
Хроники Беина № 4. Полуночный наследник
Раздался громкий хлопок, и Магнус поднял глаза. Посреди комнаты, сжимая в руке револьвер, стоял юноша. Он только что отстрелил у люстры рожок, и пол был усеян осколками.
После 1903 года
Чтобы заметить, что юноша разнес вдребезги в комнате все лампочки, Магнусу Бейну понадобилось минут двадцать, хотя у него было оправдание – его внимание отвлек декор.
Последний раз Магнус был в Лондоне четверть века назад, и все это время по нему скучал. Нью-Йорк на изломе столетий обладал энергией, для любого другого города просто невероятной. Магнус любил прокатиться в экипаже по ярко освещенной Лонгейкр-сквер [8], остановиться перед фасадом театра «Олимпия», выполненным в духе французского Ренессанса, потолкаться среди самых разных людей на фестивале хот-догов в Гринвич-Виллидж. Ему нравилось ездить по эстакадной железной дороге, повизгивавшей тормозами, и не терпелось опробовать подземные линии метро, которые прокладывались в самом центре города. Накануне отъезда он побывал на строительстве станции «Коламбус Сёркл» и теперь надеялся, что к его возвращению ее наконец закончат.
Но Лондон оставался Лондоном, он, слой за слоем, хранил свою многовековую историю, в которой оставил след и Магнус. Одних людей здесь он любил, других ненавидел, а когда-то у него была женщина, которую он и любил и ненавидел одновременно. Из-за нее он и покинул Лондон, убегая от воспоминаний. Порой он спрашивал себя, правильно ли поступил, что уехал, и не лучше ли было бы остаться, терзаться и терпеть.
Магнус уселся в старое, видавшее виды обтянутое бархатом кресло – за долгие десятилетия подлокотники протерлись до дыр – и осмотрелся. В Англии повсюду чувствовался дух аристократизма, до которого Америке с ее агрессивной молодостью было еще далеко.
На потолке мягко горели рожки люстры – не хрустальные, конечно, а стеклянные, но все же заливавшие помещение нежным, приятным светом. Вдоль стены тянулся ряд электрических светильников. Электричество Магнуса до сих пор воодушевляло, хотя оно и уступало в яркости колдовскому огню.
Мужчины, сидя за карточными столами, играли в фараон и пикет. Дамы в слишком узких и ярких платьях, от которых Магнус пришел в полный восторг, томились на бархатных скамьях, расставленных вдоль стен. Те, кому везло в игре, подходили к прелестницам; от одержанной победы мужчин распирала гордость, а в карманах хрустели банкноты. Те же, кого госпожа удача обходила своим вниманием, попрощавшись с деньгами и приятелями, молча надевали пальто и уходили в ночную темноту.
Все это было очень волнующе и доставляло Магнусу истинное удовольствие. Несмотря на прожитые годы и на то, что представители рода человеческого ничем не отличались друг от друга, он с неугасающим интересом наблюдал за обычной жизнью обычных людей.
Раздался громкий хлопок, и Магнус поднял глаза. Посреди комнаты, сжимая в руке револьер, стоял юноша. Он только что отстрелил у люстры рожок, и пол был усеян осколками.
Магнус почувствовал то, что французы называют дежавю. Ему показалось, что он здесь уже был. Ну конечно, двадцать пять лет назад!
Лицо юноши, одно из самых прекрасных, которые доводилось видеть Магнусу, возникло словно из прошлого, воскрешая воспоминания. Красота этого лица была столь восхитительна, что служила этому убогому залу утешением; она пылала настолько неистово, что электрический свет выглядел униженным. Белая кожа как будто светилась изнутри. Изгибы скул и шеи, которую было видно в расстегнутый ворот рубашки, поражали своей безупречностью; юношу было бы не отличить от статуи, если бы не растрепанные, слегка вьющиеся, спадающие на лоб черные волосы.
Магнус мысленно перенесся на четверть века назад, в Лондон туманов и газовых рожков, и губы его сами по себе прошептали имя: Уилл, Уилл Эрондейл.
