Вновь Лаура почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, словно реальный мир, который она всегда принимала как само собой разумеющееся, в действительности оказался иллюзией. А настоящая реальность — кошмарный мир параноика, полный невидимых врагов, изощренных заговоров.
— Так вы говорите мне, что они сидят в фургоне телефонной компании, следят за моим домом, потому что думают, как бы кто-то еще не пришел за Мелани, и хотят их перехватить? Но я все равно не понимаю, почему они не пришли ко мне и не сказали, что будут вести наблюдение.
— Вам они не доверяют, — ответил Флэш.
— Они злы на нас за то, что мы выдали их присутствие не только тем, кто тоже может наблюдать за вашим домом, — добавил Эрл, — но и вам.
— Почему? — в голосе Лауры слышалось недоумение.
Эрл замялся:
— Потому что, насколько им известно, вы могли быть замешаны в этой истории наравне с вашим мужем.
— Он украл у меня Мелани.
Эрл откашлялся, ему определенно не хотелось объяснять Лауре очевидное, но ничего другого не оставалось.
— С точки зрения Бюро вы могли позволить вашему мужу забрать вашу дочь, чтобы он мог экспериментировать с ней без вмешательства родственников или друзей.
— Это безумие! — воскликнула Лаура, потрясенная таким предположением. — Вы же видите, что он сделал с Мелани! Как я могла в этом участвовать?
— Люди способны на странные поступки.
— Я ее люблю. Она — моя маленькая девочка. У Дилана была расстроенная психика, возможно, он был сумасшедшим, он мог не видеть или не обращать внимания на то, что он мучает ее, убивает. Но у меня-то с психикой все в порядке! Я — не Дилан.
— Я знаю, — Эрл попытался успокоить ее. — Я знаю, что вы — не он.
По глазам Эрла она поняла, что он верит ей, сочувствует, но в глазах двух других сотрудников «Паладина» увидела толику сомнения и подозрительности.
Они работали на нее, но не до конца верили, что она говорит правду.
Безумие!
Она попала в водоворот, который все дальше и дальше уносил ее в кошмарный мир подозрительности, обмана и насилия, в мир, где все видимое на поверку оборачивалось чем-то совсем другим.
* * *
— Чокнутым? — удивленно повторил Дэн. — Не знал, что в лексиконе психологов есть такие слова.
Мардж усмехнулась:
— Разумеется, мы не употребляем их в студенческих аудиториях, публикуемых работах или в зале суда, если нас приглашают на какой-то процесс в качестве экспертов. Но в уединении моего кабинета, между нами, почти что незнакомцами, скажу вам, Дэн, он был чокнутым. Нет, конечно, на учете он не состоял, будьте уверены. До этого не дошло. Но и не был просто эксцентричным человеком. Вроде бы его исследования сосредотачивались на разработке и практическом применении методов коррекции поведения, которые могли быть использованы для перевоспитания преступников. Но он постоянно сбивался с курса, воодушевляясь то одним, то другим хобби. Регулярно объявлял о глубокой увлеченности, я бы выразилась точнее — одержимости, каким-то новым направлением исследований, но обычно через шесть месяцев, или около того, он терял к этому направлению всякий интерес.
— А что это были за хобби?
Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди.
— К примеру, он пытался подобрать дозировки наркотиков для лечения от никотиновой зависимости. Вам это представляется разумным? Снять у курильщиков зависимость от сигарет и посадить их на наркотики. Черта с два! Потом он предлагал воздействовать на подсознание людей, скажем, давать гипнотическую установку, которая позволила бы поверить в сверхъестественное и открыть разум для психических экспериментов, чтобы мы могли видеть души так же легко, как мы видим друг друга.
— Души? Вы говорите о призраках?
— Говорю. Вернее, он говорил.
— Я не думал, что психологи могут верить в призраков.
— Перед вами психолог, которая не верит. Маккэффри был одним из тех, кто верил.
— Я помню книги, которые мы нашли в его доме. Некоторые были об оккультизме.
— Возможно, половина его хобби была связана с оккультизмом, — сказала она. — С одним сверхъестественным феноменом или с другим.
— А кто же оплачивал такие исследования?
— Мне придется поднять архивные документы. Могу предположить, что связанное с оккультизмом он оплачивал сам или использовал деньги, предназначенные для других работ.
— Разве можно использовать фонды не по назначению? Вроде бы за все нужно отчитываться.
— Если ты нечестен, обмануть государство довольно легко. Иногда воры становятся легкой добычей другого вора, потому что не представляют себя в роли добычи, только хищника.
— А кто финансировал его основные исследования?
— Он получал какие-то деньги от фондов, основанных выпускниками университета для финансирования научных исследований. И, разумеется, корпоративные гранты. А также, как я уже говорила, государственные деньги.
— В основном его финансировало государство?
— Я бы сказала, в основном.
Дэн нахмурился:
— Послушайте, если Дилан Маккэффри был чокнутым, как государство могло с ним работать?
— Да, он был чокнутым, и его интерес к оккультизму не мог не раздражать, но ведь и ума ему хватало. Этого у него не отнимешь. Будь у него побольше психологической устойчивости, блестящий интеллект поднял бы его на самую вершину. Он бы стал знаменитостью в своей области, а может, и для широкой общественности.
— Пентагон финансировал его исследования?
— Да.
— А над чем он работал для Пентагона?
— Не могу сказать. Во-первых, не знаю. Я могла бы покопаться в архивах, но, если бы узнала, все равно сказать бы не смогла. У вас нет допуска к секретной информации.
— Логично. А что вы можете сказать мне о Вильгельме Хоффрице?
— Он был мразью.
Дэн рассмеялся:
— Доктор… Мардж, вы определенно не стараетесь подбирать слова.
— Но это правда. Хоффриц был отъявленным сукиным сыном. Чертовым элитистом. Отчаянно хотел стать заведующим кафедрой. Но не имел ни малейшего шанса. Все знали, каким он станет, обретя власть над нами. Злобным. Мстительным. Завистливым. Он бы втоптал кафедру в грязь.
— Он тоже работал на Министерство обороны?
— Практически полностью. Об этом тоже ничего сказать не могу.
— Ходит слух, что его вынудили уйти из университета.
— Да, для ЛАКУ это был праздник.
— И за что от него избавились?
— Одна молодая девушка, студентка…
— Ага.
— Все гораздо хуже, чем вы думаете, — продолжила Мардж. — Речь идет не просто о нарушении неписаного морального кодекса. Он не был первым профессором, который спал со студенткой. За это прегрешение пришлось бы выгнать половину преподавателей-мужчин и пятую часть женщин. Он не только спал с ней, но и бил ее, и в результате она попала в больницу. Их отношения были… мягко говоря, извращенными. Как-то ночью он потерял контроль над собой.
— Вы говорите об играх с привязыванием рук и ног, не так ли?
— Да. Хоффриц был садистом.
— А девушка ему подыгрывала? Была мазохисткой?
— Да. За это и поплатилась. В одну из ночей Хоффриц сломал ей нос, три пальца, левую руку. Я ездила к ней в больницу. Оба заплывших глаза, рассеченная губа, синяки по всему телу.
* * *
Лаура и Эрл наблюдали, как Флэш и высокий в сгущающихся сумерках идут к седану.
Фургон телефонной компании превратился в темное пятно, буквы на борту растворились в густой тени, падающей от палисандрового дерева.
— ФБР, значит? — подала голос Лаура. — Они не уедут?
— Нет.
— Несмотря на то что мне известно об их присутствии?
— Они не убеждены, что вы были с мужем заодно. Собственно, для них это один из наименее вероятных вариантов. Они предполагают, что те, кто финансировал исследования Дилана, придут за Мелани, и хотят находиться здесь, когда это случится.
