«Ладно, не съедят же нас в самом деле».
От ворот к крыльцу вела утоптанная дорожка. Двор выглядел подозрительно чистым и приличным, если, конечно, не считать черепов на кольях, и продолжался за домом тоже – сквозь заросли бузины виднелся высоченный стог сена и ещё какие-то хозяйственные постройки. Запах мертвечины и дыма перебивал всё, и эта смесь, одновременно сладкая и горькая, будто бы застревала в носу. У зверя бы шерсть на загривке встала дыбом; Джек же просто вздрагивал от любого подозрительного звука.
«Хотя ещё вопрос, какие звуки в подобном месте не будут вызывать подозрений».
Широкое крыльцо было добротно сделанным, но слишком уж старым. Деревянные перила, мощные и грубые, поросли мхом и лишайниками так плотно, словно на них сверху накинута была драная шерстяная шаль, связанная из клубочков-остатков, из обрывков и клочков. Высокие каменные ступени почернели, кое-где плиты раскололись, и сквозь трещины проросли дикие травы… и цветы.
Слева, из третьей снизу ступени, прямо у перил торчала неказистая, лысоватая, но очень упрямая ромашка.
«Хороший знак», – успел подумать Джек, и в то же мгновение дверь дома распахнулась сама собой, и наружу хлынул чёрный дым.
– Хи-хи-хи! – послышалось тоненькое, визгливое хихиканье, и дверной косяк обхватили узловатые старческие пальцы. Чёрные когти клацнули по дереву. – Подруга, никак, у нас гости.
– Хе-хе-хе, – вторил ему пронзительный женский голос, и в другой откос также вцепилась жилистая рука. – Молодые гости, молодая плоть!
– Уфу-фу-фу, – выдохнул кто-то в дыму. – Молодая плоть, знамо дело, к ужину!
– Хи-хи-хи, и сытно поесть, и в купальню воды наносить!
– Хе-хе-хе, и с работой подсобить, и взгляд усладить!
– Уфу-фу-фу, не толкайтесь, подруженьки, тут все-ем хватит…
Дым наконец рассеялся, и на порог разом, лишь по счастливой случайности не застряв в проёме, ступили три женщины, такие рослые и плечистые, что даже долговязый Джек ощутил себя задохликом. Незнакомки были чем-то неуловимо похожи: одинаково древние, с кривыми, мясистыми носами и тонкогубыми, перекошенными ртами. Иные морщины на безобразных лицах выглядели такими глубокими, что там без проблем получилось бы спрятать спичку, а бородавки выросли размером с сушёную вишню.
А вот волосы и зубы ведьмы словно у кого-то украли – юного и прекрасного.
Старуха справа, которая хихикала, то кокетливо перекидывала через плечо роскошные золотистые локоны, излучающие мягкий свет, то отбрасывала за спину. У той, что хехекала и стояла слева, шевелюра распадалась на отдельные ленты-пряди – красно-рыжие, словно тёмная медь, гладкие и прямые. Средняя стояла, гордо скрестив руки под вислой грудью, и чёрные, блестящие, слегка волнистые волосы, переплетённые с мелкими белыми цветами, окутывали её, точно драгоценный плащ.
Каждая из них была облачена в дюжину рваных платьев и платков, до того старых и ветхих, что даже цвета не различить, как ни присматривайся. Вместо бус – низка мелких звериных черепов, вместо серёг – огромные желтоватые клыки… Улыбались ведьмы широко, добродушно и белозубо, переглядываясь и непрестанно посмеиваясь.
Сирил отчётливо сглотнул, однако не сдвинулся с места, только побледнел. Он явно попытался что-то сказать, но губы шевельнулись совершенно беззвучно, только вырвался судорожный вздох.
«Что ж, значит, придётся мне».
– Доброго вам вечера, красавицы! – жизнерадостно оскалился Джек, делая шаг вперёд, и слегка склонился, прижав ладонь к груди. Обаяние редко его подводило в том, что касалось женщин; он в целом не сомневался, что и сейчас произведёт впечатление, только побаивался в глубине души, что слишком сильное. – Мы с приятелем совершенно случайно проходили мимо и не смогли отказать себе в удовольствии заглянуть на огонёк, тем более что ночь уже близко. Я слышал, что вы очень добры и пускаете путников на ночлег всего лишь в обмен на три небольшие услуги…
Ослеплёнными улыбкой Джека ведьмы, конечно, не выглядели, но снова начали переглядываться и хихикать, явно польщённые.
– Верно-верно, гостям мы рады, хи-хи-хи, – кокетливо подмигнула сразу двумя глазами светловолосая. Про себя Джек окрестил её «Белой». – А за хорошую службу даже и наградим, правда, подружки?
– И то верно, хе-хе-хе, – согласилась вторая, рыжая, верней, «Красная».
– Уфу-фу-фу, главное-то – целым остаться, – добавила последняя, «Чёрная», которая Джеку отчего-то казалась ещё и старшей. Может, потому что держалась капельку строже и меньше паясничала. – Что же, проходите, дорогие гости, отужинайте с нами, повеселите старух… а там уж решите, оставаться ли на ночь или дальше пойти.
Поднимаясь по ступеням, он осторожно взял Сирила под руку; тот не возражал.
Дом внутри выглядел просторней, чем можно было бы подумать. Сразу при входе располагалась большая комната с высокими – шестиметровыми, по меньшей мере – потолками. Посередине красовался деревянный стол на двенадцать персон, справа полыхал камин, слева виднелись ступени в погреб. Джек насчитал несколько дверей, часть из которых скрывалась за выцветшими занавесками, и с полдюжины окон, накрепко закрытых ставнями. Сверху, с потолочных балок, свисали связки трав, сушёных мышей и змей, птичьих перьев и звериных хвостов – в том числе и лисьих. Пол устилали шкуры в несколько слоёв. Мертвечиной здесь воняло меньше, а дымом – сильнее, и сквозь всё это пробивался отчётливый запах леса и болота.
– Хи-хи-хи, прошу к столу, дорогие гости! – радушно замахала руками Белая, поднимая целый ураган. – Ну-ка, подружки, подсобите!
Она хлопнула в ладоши, так же поступили Красная и Чёрная. Из печи и из-под потолка тут же выскочили миски, полные похлёбки, вылетело блюдо с курицей, зажаренной целиком, с головой, хлеб, кувшины с питьём, высыпались прямо из стены вилки и ложки… Съедобно всё это, впрочем, не пахло. Джек с подозрением водил носом, но чуял только лес, болото и дым, силясь понять, в чём подвох.
«Может, как-то исхитриться и только сделать вид, что я ем? – прикинул он тоскливо. – Да, и Сирила предупредить надо, наверное…»
Но сделать ничего не успел.
Ведьмы, посмеиваясь, подталкивали «дорогих гостей» к столу, верней, к лавкам, приговаривая, что ужин стынет, когда Сирил, тайком ущипнув себя за бедро, глубоко вдохнул – и наконец заговорил:
– Там, откуда я родом, принято приходить в гости с угощением, – произнёс он чуть осипшим голосом. И – полез в дорожную сумку-мешок, приспустив её с плеча. – Вот, немного гостинцев от чистого сердца, чтобы… чтобы разделить их справедливо и чтобы каждому досталось.
Скованно, неловко он выставил на стол бутылку вина – ежевичного, если верить этикетке – и головку сыра; затем запустил в сумку руку почти по плечо, выудил чуть зачерствелый хлеб, напоминающий багет-переросток, и нож из драконьей чешуи. Отрезал три широких ломтя, на удивление ровных и, небрежно заткнув нож за пояс, на раскрытых, дрожащих ладонях протянул ведьмам хлеб.
Те перестали хихикать и переглянулись… а потом осторожно взяли по ломтю.
В их больших, грубых, узловатых пальцах кусочки казались совсем крошечными.
– Ну-ка, подружка, убери это, – сказала вдруг Чёрная негромко, прикусив хлеб. – И достань-ка чего получше, чтоб не ударить в грязь лицом.
Три хлопка в ладоши – и миски-плошки сами по себе разбежались по углам, спрятались по теням, однако Джек успел заметить, как похлёбка превращается в болотную жижу, жареная курица – в корягу, а хлеб – в мох.
«Кажется, пронесло, – ошарашенно подумал он. – Гм. Надо будет извиниться перед Сирилом за то, что я считал его не приспособленным к жизни дураком».
Сирил поймал его взгляд и самодовольно фыркнул – точно мысли прочитал.
Второй раз ведьмы накрыли стол по-настоящему, не очень разнообразно, зато щедро: запечённая свинья с огромной сосновой шишкой в пасти, горка красных яблок, кувшин жидкого мёда, высоченная башня из пресных лепёшек, ягоды и грибы. Джек, у которого после двухдневного пешего перехода был зверский аппетит, сметал всё, что видел – пытался наесться впрок, подозревая, что завтра будет уже не до того, и осыпал хозяек комплиментами. Сирил наоборот молчал, перебивался крошками и пил сильно разбавленное вино, точно время тянул…
