— Я не знаю, дорогая, — ответил я.
— Почему ты плачешь, папочка? Это потому, что маме плохо?
— Да, — только и сказал я. Как она могла не знать? Я думал, что мертвые знают все. Конечно, теперь понимаю лучше. Мертвые знают так же мало, как и мы сами. Они — это мы сами: преображенные, но не ставшие новыми.
Лора и Кэрол оставались в полуобморочном состоянии. Так будет добрее, подумал я. Но забыл о нем, о нем и его нуждах. Я подошел посмотреть на Кэрол. Даже под действием героина я видел, что ей очень больно.
— Мне пора идти, папочка, — заявила Наоми. Теперь я думал о ней как о Наоми, отбросил притворство, что она превратилась в чудовище в облике моей дочери.
Я оглянулся. Ее там больше не было. Я выключил фонарик и при свете лампы начал сметать обломки с главного чердака в замурованную комнату. Все целые или почти целые кирпичи, которые попадались в куче, я отделял от остальных, аккуратно складывая их в стопку. На главном чердаке я сохранил небольшую пирамидку из пыли и песка, расположенную по одну сторону от дыры.
Сделав все это, я взял фонарь и метлу и вернулся вниз. Свет почти полностью исчез с неба. Словно лицо, из которого вытекли краски и жизнь. Как лицо Джессики в свете моего фонаря. В своем ящике с инструментами нашел молоток и зубило.
В юго-западном углу сада возвышалась старая стена, окружавшая небольшую овощную грядку. Она пришла в негодность, и мне не потребовалось много усилий, чтобы отколоть все кирпичи, которые, как я думал, мне понадобятся. Большинство из них просто рассыпались у меня в руках, раствор крошился, как будто в результате естественного обвала.
Из гаража я взял шпатель и небольшой мешок цемента. За пару десятков шагов отнес весь груз наверх, поставил его на пол и устроился отдохнуть, сидя на стопке кирпичей, которую приготовил. И тут я услышал его, его темное дыхание позади меня, а затем его голос, который до сих пор леденит мою кровь.
— Я понимаю все, что вы делаете, сэр. Вы хотите покончить с этим?
Я ничего не ответил. Как же я устал, как сильно устал.
— Ну же, сэр, давайте, мы это уже проходили. Не будьте таким отстраненным.
— Их почти нашли сегодня, — вспылил я. — Человек, который приходил сюда, — инспектор полиции.
— Я ничего не знаю о полиции, сэр. Разве вы не хозяин в своем доме? В мое время сюда приходили люди. Уверяю вас, они не заходили так далеко.
— Все изменилось, — с сожалением отметил я. — Он может принести ордер, если захочет, и обыскать дом сверху донизу. Так будет лучше.
— С ним можно разобраться.
— Нет! — воскликнул я. Я держался с ним резко. За все это время я ни разу не обернулся. — Это глупо, это приведет их прямо сюда. Оставь все как есть. Не вмешивайся.
— У нас есть вечер, — донеслось от него.
Я зажал уши руками, но все равно слышал его, мягкий и вкрадчивый, его голос журчал, как мед. Он вышел из моей спины и оказался прямо передо мной. Я не сводил с него глаз.
— Они вернутся не раньше завтрашнего утра. Работа, которую вы задумали, не займет много времени. Времени достаточно, чтобы доставить нам удовольствие.
— Ты знаешь, кто я? — мне казалось, что это лишь вопрос времени, когда Эллисон выяснит это.
Лиддли на мгновение замолчал.
— Да, — сказал он. — Конечно. Я всегда знал. Еще до того, как вы узнали про себя.
— Ты использовал меня, — простонал я.
— Мы используем друг друга. Так было всегда. Живые используют мертвых, мертвые — живых.
— Это не оправдание.
— Я не оправдываю себя. Мои действия не нуждаются в оправдании. Как только границы нарушены…
Я попытался встать. Он смотрел на меня, используя силу, которая превосходила все материальное.
— Сегодня вечером, — повторил он. — Чтобы запомнить их.
Даже когда он говорил, я чувствовал, как его сила наполняет меня. Замечал, как моя двойственность становится чистой единственностью. Еще одна ночь пройдет быстро. Слишком быстро.
Утром, вскоре после рассвета по моим часам, я замешал цемент и уложил кирпичи ряд за рядом так хорошо, как только мог. Это нельзя назвать идеальной работой, но она и не должна быть такой. Я размазывал по свежему раствору грязь и копоть. Закончив, с величайшей осторожностью собрал нити паутины с других частей чердака и положил их на кирпичную стену. В свете моего фонаря соединения почти не видны. Внутри они оставались все еще живыми. Но только чуть-чуть.
Эллисон вернулся позже тем утром. Он не выглядел счастливым человеком. С момента возвращения в Лондон накануне он почти ни на минуту не отлучался из участка. Де ла Мере оторвал полосу от одеяла в своей камере, свернул ее в тугой клубок и затолкал себе в горло, отчего задохнулся. Наличие рвоты в камере свидетельствовало о том, что ему потребовалось несколько попыток. Инспектор Эллисон пребывал не в лучшем настроении.
— Почему вы раньше не рассказали мне о своей матери? — Таким был первый вопрос, который он задал. Он оказался быстрее, чем я ожидал.
— Моя мать? Почему я не рассказал вам, о чем?
— Что ее девичья фамилия — Лиддли.
Я долго смотрела на него, как будто внезапно пришло осознание. Но я, конечно, знал все это время.
— Мне и в голову не приходило, что это может иметь отношение к делу, — соврал я. — Это не такое уж редкое имя. Даже не думайте впутывать в это мою мать.
— Я не знаю, что и думать, доктор Хилленбранд. Ваша мать — еще один потомок Джона Лиддли? Или Джон Лиддли — плод вашего воображения? Я предположил ранее, что вы сами можете быть Лиддли. Эта гипотеза начинает казаться мне все более и более привлекательной. Вполне правдоподобно, что вы воспользовались фамилией своей матери.
— Я уже говорил вам, это совершенно нелепо.
— Правда? Вы преподаете такую логику своим студентам?
— Я не специалист по логике.
— Ясно.
— Вы видели фотографии.
— Я офицер полиции, доктор Хилленбранд, а не маг.
— Тем не менее, я умоляю вас использовать ваше воображение.
— Значит, вы признаете, что Лиддли — это просто человек, которого вы выдумали?
Я почувствовал раздражение.
— Я не признаю ничего подобного. Лиддли был реален. И сейчас существует. Этот факт может быть доказан в любой приличной библиотеке. Вы можете увидеть его письма в Даунинг-колледже.
— Возможно. Но мы можем поговорить об этом позже. А пока у меня есть ордер на обыск вашего дома.
— Будьте моим гостем, — пригласил я. Чего мне было бояться?
— И я по-прежнему хочу поговорить с вашей женой. Она уже вернулась из Нортгемптона?
Я решил не скрывать исчезновение Лоры.
— Мне очень жаль, инспектор, но ее здесь нет. Ее нет и в Нортгемптоне. Я звонил ей вчера, как вы просили, но ответа не получил. Я пытался снова весь вчерашний вечер. И сегодня утром. Я пытался дозвониться в офис Кэрол, но там никто ничего не знает.
— Сначала пропала ваша дочь, потом жена и сестра.
— На что вы намекаете, инспектор?
— Я еще не уверен. Прежде всего, я хотел бы произвести обыск.
Он привел констебля из машины, и они вместе отправились на чердак. Я сопровождал их, наблюдая из тени, как они выполняют свою задачу. Они испытывали беспокойство. Им не пришло в голову открыть ставни. Они вели поиски при свете фонарей, снова и снова проходя перед стеной, за которой лежали истекающие кровью Лора и Кэрол. Разумеется, они ничего не нашли.
— Вы можете дать мне адрес вашей сестры в Нортгемптоне, доктор Хилленбранд?'
Я продиктовал ему адрес и смотрел, как он уходит. Знал, что инспектор Эллисон будет приходить снова и снова, чтобы допросить меня, но не сомневался, что он ничего не найдет. Когда он ушел, я набрал номер своих родителей, чтобы сказать, что Лора и Кэрол пропали, и спросить, не видели ли они их и нет ли от них вестей. Когда я положил трубку на место, моя рука дрожала как осиновый лист. Кровь стучала в моей голове. В доме повисла тишина. С тех пор в нем никогда не бывало так тихо.
Глава 28
