бадьями…
– Да ведьма она, Катэрина эта! – вдруг, ни с чего, плюхнула комок перьев в таз старшая кухарка. – Ну, чего уставились, ясно же, как божий день – окрутила князя и как звать, не спросила!
– А тебе откуда знать, что ведьма, что не ведьма? – прищурился водонос. – Красивая ж баба да молодая, к тому ж при полумёртвой жене, чего тут объяснять?
– Кобелина ты, кобелиной головой и думаешь, кобелиные твои глаза слепые всё на одно и глядят, где помягче! – покачала головой кухарка и сплюнула. – Креста на ней нет, вот что!
– Как – нет? – ахнула её помощница.
– А так – нет и всё, как не было никогда! – снова принялась ощипывать несчастного гуся старшая, а младшая только головой качала да ахала – неужто правда?
– Ну-у-у уж! – протянул водонос и скрестил на груди руки, радуясь возможности лишний раз побалакать вместо нового похода за тяжёлой водой. – Ты почём знаешь-то, голую её видала, что ль? – хмыкнул он.
– А ты мечтай-мечтай, ага! – зло рассмеялась кухарка и вдруг посерьёзнела. – Портки подбери-ка, не про вашу честь! Горничная рассказывала! Эта молодуха князева свою служанку не привезла, так ей Ирма прислуживала, переодевала её. Ну корсет сняла, рубашку – глядь, а креста-то на ней нет! Она не удержалась, посмотрела прям на грудь, на то место, где пусто, а Катэрина на неё как зыркнет, да как гаркнет: «Что уставилась, проклятая, чистое платье давай!» И самая соль, знаете где? – кухарка перешла на зловещий шёпот, так что все головы к ней придвинули. – Переоделась она в мужское платье! Не в женское! Ведьма, говорю же вам! А вы, дураки, всё хи-хи, кобели полоумные! – и щёлкнула водоноса по носу грязным, слипшимся пером.
– Ну ты, баба бешеная! – заорал на неё водонос, схватил бадьи и, осыпая кухарку ругательствами, вышел вон. Младшая рассмеялась, но старшая так на неё глянула, что она замолчала, и в полной тишине две женщины продолжили свою грязную, проклятую работу.
Но как ни крути, а своя рубашка ближе к телу, и челядь судьбой князя и его жён, нынешней и будущей, не особо заботилась. Всех донимало одно – какова она, эта новая госпожа? Добра ли или жестока пуще прежней? Каково при ней им, слугам, жить будет? Из-за каждой занавески, из каждого тёмного угла на пришелицу смотрели настороженные глаза.
* * *
А Катэрина не терялась, расхаживала по всему замку где вздумается в своём роскошном мужском бархатном камзоле с золотыми позументами и в узких, совершенно неприличных панталонах. Князь за ней, как пёс, следовал. Будто это она здесь полноправная госпожа, а князь – всего лишь случайный, низкородный гость.
– А это что за штуковина? – рассеянно вертела в руках Катэрина первую попавшуюся вещь, и князь тут же подлетал к ней, скрючивался, как царь Кощей над своей ненаглядной:
– Ах, моя красавица, это всего лишь безделица, пойдёмте лучше я вам покажу кое-что более достойное вашего благосклонного внимания! – и брал её под локоток, и смотрел на неё так, что слугам стыдно становилось. Перекрестившись втайне, они сплёвывали через левое плечо и качали головами вслед удаляющимся господам. Послал же бог очередную змею подколодную князю за пазуху! Старая княгиня вот-вот помрёт, и эта бузина ядовитая на её неостывшее место тут же и засядет челяди кровь попивать.
* * *
Маргарета таяла час от часу под тяжёлыми и душными одеялами, как ледяное изваяние. Она уже даже не металась, только тяжело дышала через раз и в бессознании всхлипывала, будто тайно рыдала потерянная душа её… Священник дежурил при больной денно и нощно, готовый в любой момент причастить и утешить перед загробной дорогой. Но уже никто не ждал, что Маргарета услышит хоть слово из причастия и что оно вообще ей понадобится.
– Так и помрёт госпожа, не приходя в себя, как пить дать! – шептались слуги по углам и согласно друг другу кивали: – Да оно бы и к лучшему, ни к чему ей на свою замену, самодурку эту молодую, Катэрину, глядеть!
Но злой рок решил княгиню пытать до конца. В тот самый день, когда князь поддался капризным и жестоким требованиям Катэрины показать ей княгиню, Маргарета открыла глаза.
– Роза, где Роза? – безумная, испуганная, она вцепилась в руку священника.
Не смея бедную больную сразу же на тот свет страшными новостями отправлять, святой отец солгал:
– Не переживайте, дитя моё, всё в порядке, ваша дочь идёт на поправку, Господь благословил вас!
– Где она? – будто не понимая, повторяла Маргарета сухими, истрескавшимися губами.
– Она в отдельных… кхм… покоях… всё в порядке, княгиня, просто и ей, и вам нужен покой!
«Господи, прости мне эту ложь во спасение, ложь во благо!» – подумал святой отец и перекрестился.
– Княгиня, да ведь у вас счастье! – вдруг фальшиво всплеснул руками он. – Муж ваш вернулся со славной победой! Я позову его! – и суетливо выдернув руку из ледяных, костлявых пальцев Маргареты, выскочил из комнаты.
И вот всё ещё муж её и его юная потаскуха стояли прямо перед измученной, бледной и высохшей Маргаретой, как нехорошие бредовые видения. Она вертит в руках дорогую фарфоровую с мягким тряпичным тельцем куклу Розочки, князь что-то мелет, лебезит, проклятый старый пёс… Девка повернула черноволосую головку в сторону умирающей и бросила на неё насмешливо-презрительный взгляд. Маргарета вдруг поняла, что это не сон, и пришла в ярость:
– Положи на место, дрянь! Как ты смеешь, кто ты такая? – хотелось кричать ей, но только еле слышный хрип вырвался из её пересохших, потресканных губ.
– О Маргарета, какое счастье, что вы наконец в себе! – словно издеваясь, подошёл к ней князь, и гнусный чёрт, даже руки своей молоденькой шлюхи не выпустил. Маргарета презрительно искривила губы и промолчала.
– Как вы сегодня себя чувствуете, дорогая моя супруга? – князь не сделал к жене ни шагу, лишь холодно глянул на Маргарету, и презрительная улыбка искривила его губы. Княгиня отвернулась, ничего не сказав. Как он посмел притащить прямо к её несчастной постели любовницу! В том, что князь и эта мерзавка уже опорочили брак князя и Маргареты, даже слепой сумасшедший осёл бы не усомнился!
– Позвольте вам представить нашу благословенную гостью, Катэрину-Иоанну Вишневецкую!
«Почему он не назвал титут мерзавки, она что, безродная?» – подумала Маргарета и как могла презрительно и осуждающе окинула взглядом соперницу. От горшка два вершка, а в мачехи Розе метит? Ишь ты, возомнила! Отравить, уничтожить глазами проклятую суку, такую молодую, налитую жизнью до самого горлышка! Чтобы дрянная поганка схватилась за грудь, закричала, скорчилась и сдохла к чёртовой матери!
