– Нет, – ответила она.
– Ничего неожиданного, – сказал Райдаут. – Я не занимался этим последние пять лет. Ваши сыщики об этом вам сообщили?
Ньюсом не ответил. Он смотрел на высокого и тощего человека с некоторым беспокойством.
– Вы утратили силу? – спросил Дженсен. – Тогда почему же согласились приехать?
– По воле Господа, не по своей. И я ничего не утратил. Изгнание демона требует большой силы и огромной энергии. Пять лет назад я перенес сильнейший сердечный приступ после работы с девушкой, пострадавшей в страшной автокатастрофе. У нас все получилось, и у нее, и у меня. Но кардиолог из Джонсборо, у которого я консультировался, сказал: если я еще раз подвергну себя такой нагрузке, меня ждет новый сердечный приступ, на этот раз фатальный.
Ньюсом не без усилия поднял шишковатую руку, поднес ее к углу рта и, обращаясь к Кэт и Мелиссе, театральным шепотом проговорил:
– Мне кажется, он хочет двадцать миллионов.
– Мне будет достаточно семисот пятидесяти долларов, сэр.
Ньюсом уставился на него.
– Почему? – спросила Мелисса.
– Я служу в церкви в Тайтусвилле. Церковь Святой Веры. Только там нет больше церкви. Прошлое лето в наших краях было очень сухим. Наверняка по вине туристов, скорее всего пьяных, случился пожар. Так обычно и происходит. От моей церкви остались лишь бетонный фундамент и кучка обгоревших досок. Мы с прихожанами собирались на заброшенной бензоколонке в Джонсборо-Пайк. Но наступила зима, и мы вынуждены были оттуда уйти. В округе нет достаточно просторных домов, чтобы нас приютить.
Нас очень много, но мы бедны.
Кэт с интересом слушала. Обычная история, которые рассказывают аферисты. Даже хорошая. Он явно знает, что может вызвать сочувствие.
Дженсен, обладатель атлетического торса (он был одновременно и телохранителем Ньюсома), а также мозгов гарвардского выпускника, задал вопрос:
– А гарантии?
Райдаут снова неторопливо закачал головой: вправо-влево, вправо-влево. Он по-прежнему с видом деревенского увальня возвышался над похожей на произведение искусства кроватью.
– Будем надеяться на Господа нашего.
– Уж лучше на страховую компанию «Олстейт», – прокомментировала Мелисса.
Ньюсом улыбался. По тому, каким напряженным было его тело, Кэт поняла, что боль вернулась. Время приема лекарств прошло еще полчаса назад, но он был настолько заинтересован происходящим, что забыл об этом. Оказывается, он может забыть. Он в состоянии сопротивляться боли, если захочет. У него есть силы. Кэт всегда это раздражало, но сейчас, с появлением этого шарлатана из Арканзаса, она была в бешенстве. Сколько сил она на него потратила!
– Я консультировался с одним строителем. Он не член нашей общины, но человек с хорошей репутацией, и в прошлом делал для меня кое-какую работу по вполне справедливым ценам. Так вот, он сказал, что здание можно восстановить примерно за шестьсот пятьдесят долларов. Я взял на себя смелость попросить лишние сто долларов для подстраховки.
Хо-хо, подумала Кэт.
– Мы, разумеется, такой суммой не располагали. Но всего через неделю после того, как мы поговорили с мистером Кирнаном, пришло ваше письмо с видеодиском. Который я, кстати, посмотрел с большим интересом.
Ну еще бы! – подумала Кэт. Особенно ту часть, где доктор из Сан-Франциско говорит, что боль, которую он испытывает из-за травм, можно в значительной степени облегчить с помощью физиотерапии. Обязательной физиотерапии.
И хотя с десяток врачей на диске расписались в собственном бессилии, Кэт верила, что лишь у доктора Дилавара хватило смелости сказать правду. Ее сильно удивило, что Ньюсом разрешил показать кому-либо диск с этим заявлением. Не иначе как шестой в списке самых богатых людей мира после катастрофы успел порастерять хватку.
– Вы заплатите мне столько, чтобы я смог восстановить мою церковь, сэр?
Ньюсом внимательно разглядывал его; под кромкой волос на его лбу выступили капельки пота. Хочет он этого или нет, но Кэт сейчас даст ему лекарства.
Боль была настоящей, он не притворялся.
– Вы обещаете больше ничего не просить? Не будем ничего подписывать, просто заключим джентльменское соглашение.
– Да, – не задумываясь, ответил Райдаут.
– Итак, если вы обладаете достаточной силой, чтобы избавить меня от боли – изгнать боль, – то я могу подарить вам некую сумму. Значительную сумму. У вас, по-моему, это называется пожертвованием. – На ваше усмотрение, сэр. Мы можем начинать?
– Как говорится, куй железо, пока горячо. Вы хотите, чтобы все вышли?
Райдаут снова покачал головой: слева направо, справа налево:
– Нет, мне потребуется помощь.
Фокусники без этого не обходятся, подумала Кэт, это часть шоу.
Ветер за окном взвыл, смолк, а потом снова завыл. Свет в доме замигал. Генератор, тоже произведение искусства, на заднем дворе дома рявкнул и замолчал.
Райдаут присел на край кровати:
– Мистер Дженсен справится. Мне кажется, он сильный, и у него хорошая реакция.
– Вы правы, – сказал Ньюсом. – В колледже он играл в футбол. В защите. С тех самых пор не потерял формы.
– Разве что чуть-чуть, – скромно потупился Дженсен.
Райдаут наклонился к Ньюсому. Его темные, глубоко посаженные глаза внимательно изучали испуганное лицо миллиардера:
– Ответьте мне на один вопрос, сэр. Какого цвета ваша боль?
– Зеленая, – ответил Ньюсом, с восхищением глядя на священника. – Моя боль зеленого цвета.
Райдаут кивнул: вверх-вниз, вверх-вниз. Он не отводил глаз от лица Ньюсома. Кэт была уверена, скажи последний, что его боль синяя, или фиолетовая, как легендарный Пурпурный Людоед[2], кивок Райдаута был бы исполнен такой же торжественности и значения. Со страхом и изумлением она вдруг подумала: А ведь я могу и не сдержаться. Вполне могу. Это будет самая дорогая истерика в моей жизни, и все-таки я на нее способна.
– Где она находится?
– Везде, – это был почти стон. Мелисса сделала шаг вперед и с тревогой посмотрела на Дженсена. Кэт заметила, как тот едва заметно махнул головой, отсылая Мелиссу обратно к двери.
– Да, ему нравится, когда людям так кажется, – сказал Райдаут, – но это неправда. Закройте глаза и сосредоточьтесь. Вглядитесь в вашу боль. Сквозь ее притворные крики, не поддаваясь ее дешевому чревовещанию, найдите ее. Вы можете это сделать. Вы должны, если хотите, чтобы от этого был толк.
Ньюсом закрыл глаза. Минуты полторы в комнате царила тишина, только ветер выл за окном, яростно бросая в стекла капли дождя. На руке у Кэт были старомодные механические часы, много лет назад подаренные отцом на окончание школы медсестер; когда ветер на мгновение умолк, в комнате стало так тихо, что она услышала, как они тикают. Где-то в дальнем конце дома, как всегда по вечерам, прибираясь в кухне, Тоня Эндрюс тихонько напевала: «Жених причесан, приодет. Он саблю взял и пистолет. И лихо шпорами звеня, вскочил на резвого коня».
