Он поднял глаза. Крис вошла в дом и теперь придерживала перед ним дверь.
Несколько секунд он стоял неподвижно, затем резко шагнул вперед и с каким-то странным ощущением обреченности переступил через порог.
В доме было шумно. Наверху кто-то злобно ругался глуховатым, ухающим басом: сыпал угрозами, оскорблениями — яростно, грубо и желчно.
Они молча переглянулись. Крис стала подниматься по лестнице, и Каррас последовал за ней. Напротив двери детской спальни, скрестив руки, понуро стоял Карл; во взгляде его Каррас прочел смятение и испуг. Бас за стеной громыхал гулко и мощно, как из усилителя.
— Просит снять ремни, — прошептал швейцарец, обращаясь к Крис.
— Подождите секунду здесь, святой отец, — бросила она через плечо и зашагала по холлу к своей комнате. Каррас поймал на себе пристальный взгляд слуги.
— Вы священник? — спросил Карл.
Каррас кивнул и невольно вздрогнул: громыхающий бас за дверью сменился протяжным буйволовым воем. Что-то острое ткнулось ему в ладонь.
— Это она, Риган. — Крис протянула фотографию. Очень миловидная девочка улыбалась со снимка. — Такой она была четыре месяца назад, — произнесла Крис ровным голосом, затем взяла фотографию и кивком головы указала на дверь. — Пройдите же и взгляните, что стало с ней сейчас. Я подожду вас тут. — Она устало прислонилась к стене.
— Кто там с ней?
— Никого.
Каррас выдержал ее тяжелый взгляд и шагнул вперед. В тот момент, когда пальцы его коснулись дверной ручки, в комнате вдруг все стихло. Он постоял немного, привыкая к оглушительной, пульсирующей в висках тишине, затем распахнул дверь, ступил за порог и тут же отшатнулся от почти физического удара терпкой вони разлагающихся испражнений.
Каррас быстро подавил в себе отвращение и закрыл за собой дверь. На кровати полулежало то, что еще совсем недавно было очень милой девочкой по имени Риган. Тощее личико исказилось гримасой нечеловеческой злобы; широко раскрытые, почти вылезшие из орбит глаза словно копошились в глазницах двумя маленькими, необычайно сообразительными зверьками. Существо глядело на него умно, хитро и очень презрительно.
Каррас оглядел слежавшиеся волосы, костлявые руки и ноги, нелепо торчащий, вздувшийся живот и вновь встретился с изучающим, пронизывающим насквозь взглядом. Пока он шел к письменному столу у окна, существо пристально за ним наблюдало.
— Здравствуй, Риган, — начал Каррас дружелюбным тоном и придвинул стул поближе к кровати. — Я друг твоей мамы. Она рассказала мне, как плохо ты себя чувствуешь. Давай ты мне расскажешь, что случилось. А я постараюсь помочь тебе.
Огромные немигающие глаза светились холодной яростью; струйки желтоватой слюны стекали на подбородок из уголков рта. Наконец губы медленно растянулись в хищную кривую усмешку.
— Так, так, так — зарокотала вдруг Риган насмешливо-угрожающим басом; в голосе этом было столько нечеловеческой силы, что у Карраса мурашки побежали по коже. — Вот кого они к нам прислали! Ну, тебя-то нам бояться нечего.
— Вот именно. Я твой друг. Я пришел, чтобы помочь тебе.
— Ну так и помогай; можешь, например, ремни развязать, — прокряхтела Риган и с большим усилием приподняла запястья; тут только Каррас заметил, что руки ее привязаны к краям кровати двойным узлом.
— Они тебе очень мешают?
— Они мешают мне адски! — Глаза девочки сверкнули каким-то тайным азартом. Лицо ее было исцарапано, искусанные губы высохли и растрескались.
— Боюсь, Риган, ты можешь пораниться.
— Я не Риган! — громыхнул бас. Злобная ухмылка приклеилась к детскому лицу. “А эти скобочки на зубах, — подумал священник, — как же нелепо выглядят они сейчас…”
— Ах, вот как. В таком случае, наверное, нам нужно познакомиться. Меня зовут Дэмиен Каррас. А тебя?
— Я — дьявол.
— Ну что ж, прекрасно. — Каррас одобрительно кивнул. — Думаю, теперь мы можем и поговорить.
— Поболтать немножко, да?
— Ну, пусть будет так.
— Как это мило. И, главное, полезно для души! Впрочем, очень скоро ты убедишься в том, что связанные руки мешают мне выражаться достаточно свободно. Сказывается давняя привычка к жестикуляции. — Струйка слюны снова потекла из перекошенного рта. — Тебе, наверное, известно, дорогой мой Каррас, что большую часть долгой своей жизни я провел в Риме. Ну развяжи меня, будь так добр!
“Какая развитая речь, и как легко выражает она свои мысли”, — поразился священник. Он придвинул стул еще ближе и взглянул на пациентку уже с профессиональным интересом.
— Так ты — сам дьявол?
— Поверь мне, это так.
— Тогда ремни должны исчезнуть от одной лишь твоей мысли.
— Не признаю грубой демонстрации силы; такая пошлость мне претит. Я Князь, в конце концов! — Девочка издала визгливый смешок. — Предпочитаю действовать убеждением, дорогой Каррас: взывать к сочувствию, уповая на идеалы братства человеческого. Кроме того, развязав узлы самостоятельно, я лишил бы тебя, друг мой, прекрасной возможности совершить благодеяние.
— Но благодеяние есть добродетель, — возразил священник, — которой дьявол должен всячески препятствовать. Значит, именно оставив ремни, я и окажу тебе самую нужную помощь. Впрочем, это в том лишь случае, если ты — действительно дьявол. Но если нет, тогда, пожалуй, я бы тебя развязал.
— Ах, эта лисица Каррас! Как жаль, что доброго Ирода нет с нами: уж он-то бы порадовался от души.
— Какого из двух? — Каррас насторожился. Он помнил о словах Христа “Эта лисица Ирод…” — но могла ли девочка действительно намекать на такое? — Ты говоришь об Ироде, Царе Иудейском?
— Об Ироде, Галилейском тетрархе! — Риган обожгла его презрительным взглядом, но тут же сменила тон. — Ну вот, теперь ты убедился в том, как раздражают меня эти ремни, — проговорила она зловеще-вкрадчиво. — Развяжи их. Развяжи, и я предскажу тебе будущее.
— Как соблазнительно.
— Мой конек.
— Вот только почему я должен буду верить твоим предсказаниям?
— Потому что я — дьявол.
— Но это говоришь ты сам. А доказательств нет как нет.
— Веры в тебе — вот этого нет действительно.
— Веры во что? — Каррас похолодел.
— В меня, милый Каррас, в меня! — В глазах Риган заплясали насмешливо-злобные огоньки. — Ох уж эта пагубная страсть к доказательствам, к знамениям небесным!
— Мне подошло бы что-нибудь попроще, — сказал иезуит. — Ведь дьявол знает все, не так ли?
— Почти все, но только почти. Вот видишь, в вину мне ставят непомерную гордыню — и напрасно! А что же ты еще задумал, а, лисица? — Желтоватые, налившиеся кровью глазки взглянули на Карраса с хитрецой.
