Она принялась машинально сгибать и разгибать руки, чтобы разогнать кровь. Сейчас примерно около восьми утра. Она прикована к кровати уже почти восемнадцать часов. Из рубрики «невероятно, но факт».
Тут проявилась Рут, причем настолько внезапно, что Джесси даже подпрыгнула от неожиданности. В ее голосе сквозило неприкрытое отвращение:
И ты до сих пор его оправдываешь? Винишь во всем себя, а он как бы и ни при чем? После стольких лет, до сих пор… Чудно!
– Замолкни, – хрипло отозвалась Джесси. – Это здесь ни при чем. И уж тем более…
Да ты просто шедевр, Джесс!
– Но даже если бы было при чем, – продолжила Джесси, повысив голос, – даже если бы было при чем, оно все равно не поможет мне выбраться из теперешней передряги. Так что давай закроем тему.
До Лолиты тебе было как до луны. И не важно, что ты там себе напридумывала.
Джесси сочла за лучшее промолчать. Но Рут все равно не унималась:
Если ты все еще думаешь, что твой разлюбимый папуля был добрым и благородным рыцарем и самоотверженно защищал тебя от огнедышащей драконихи, то тебе очень не помешает взглянуть на это с другой точки зрения.
– Заткнись! – Джесси принялась еще быстрее двигать руками. Цепи позвякивали, браслеты наручников гулко клацали по столбикам. – Заткнись, ты, мерзавка!
Он все спланировал, Джесси. Неужели ты не понимаешь? Это было не спонтанным порывом: изголодавшийся по сексу отец вдруг воспылал к дочке отнюдь не отеческой любовью. Он все спланировал заранее!
– Неправда, – выдохнула Джесси. Пот стекал по лицу солеными прозрачными каплями.
Да неужели? А чья была идея надеть сарафанчик? Тот, который был слишком мал и тесен? Кто знал, что ты будешь слушать – и восхищаться, – как он спорит с матерью? Кто лапал тебя за грудь накануне вечером? И на ком в день затмения были только спортивные шорты?
Джесси внезапно представилось, что в спальне был Брайан Гамбел. В безупречном костюме-тройке и с золотым браслетом. Он стоит у кровати, а рядом с ним – парнишка-оператор с портативной камерой на плече. Он медленно водит камерой, снимая каждый дюйм почти обнаженного тела Джесси, а потом берет крупным планом ее вспотевшее лицо. Брайан Гамбел ведет прямой репортаж из спальни в летнем домике на берегу озера, где лежит женщина, прикованная наручниками к кровати. Он наклоняется, подносит ей микрофон и спрашивает:
– Когда вы впервые поняли, что ваш отец питает к вам далеко не отеческие чувства?
Джесси перестала двигать руками и закрыла глаза. На лице застыло упрямое выражение. Хватит, – решила она. – Я еще могу смириться с голосами Рут и примерной женушки… и даже, наверное, с голосами НЛО, которые время от времени проявляются и пытаются меня поучать… но я перечеркну свое прошлое. Я дам интервью Брайану Гамбелу в «прямом эфире», пусть даже на мне только описанные трусы. Пусть только в воображении, но я это сделаю.
Скажи мне одну вещь, Джесси, – это был не НЛО, а Нора Кэллиган. – Только одну, и на сегодня тема закрыта. А может, и навсегда.
Джесси замерла в ожидании.
Когда ты вышла из себя вчера вечером, кого ты пнула? Джералда или?..
– Конечно, Джерал… – начала было она и запнулась. В голове возник четкий образ: беловатая капля слюны, свисающая с подбородка Джералда. Джесси очень ясно видела, как она вытягивается, срывается и падает ей прямо на живот. Всего лишь капля слюны. Неужели такая малость имеет значение после стольких лет совместной жизни и стольких страстных поцелуев?! Столько раз их слюна смешивалась, и никто от этого не страдал. Разве что иногда один подхватывал от другого простуду.
Подумаешь, ерунда… Но вчера все изменилось. Изменилось в тот самый момент, когда он отказался ее отпустить, хотя она очень просила. Да, мелочь и ерунда. Но так было раньше, пока она не почувствовала слабый запах минеральной воды, так похожий на запах воды из колодца у озера Дак-Скор и запах воды в самом озере в жаркие летние дни. Как 20 июля шестьдесят третьего года, например.
Она видела слюну, но думала, что это сперма.
Нет, неправда, – начала было она, но себя не обманешь. Тут даже Рут не нужна в своей вечной роли Адвоката дьявола. Это правда. Это его чертова сперма – вот в точности ее мысли. А потом она перестала думать вообще. И рефлекторно ударила мужа ногами. Не слюна, а сперма. И не отвращение к любимой игре Джералда, а старый, полусгнивший страх, всплывший на поверхность сознания, как чудище – на поверхность моря.
Джесси взглянула на искалеченное тело мужа. На глаза навернулись слезы, но она сдержалась. Потому что подумала, что Министерство Выживания не одобрило бы эту слабость. Сейчас слезы были бы непозволительной роскошью. Но все-таки ей было жаль Джералда. Он умер, и это прискорбно. Но гораздо печальнее, что она осталась одна в такой дрянной ситуации.
– Вот вроде бы все. Больше добавить нечего, Брайан. Передавай мои наилучшие пожелания Вилларду и Кати. И вот еще, не мог бы ты расстегнуть наручники, прежде чем уйдешь? Я была бы очень тебе признательна.
Брайан не ответил, что было вовсе неудивительно.
Если ты собираешься выжить, Джесс, тогда послушай дружеский совет: перестань ворошить прошлое и подумай о том, что ты намерена делать в будущем… скажем, в ближайшие десять минут. По-моему, это не очень приятно – умирать от жажды здесь на кровати, а ты как считаешь?
Да, действительно неприятно… и жажда – это еще не самое страшное. Самое страшное – это боль. Джесси ощущала себя так, как, наверное, ощущали себя распятые на кресте. Эта мысль не давала ей покоя буквально с первых секунд пробуждения. Тяжелая мысль, гнетущая: распятие на кресте… В университете на курсе истории она читала статью об этом очаровательном старом способе пыток и казни и с удивлением узнала, что это только начало – когда тебе в руки и в ноги вбивают гвозди. Подобно карманным калькуляторам или льготной подписке на журналы, распятие – это настырный подарок судьбы, которого лучше бы избежать.
Самое мерзкое – это судороги и спазмы в мышцах. Джесси прекрасно осознавала, что те боли, которые она испытывала до сих пор – и даже та парализующая судорога, что прекратила первую панику, – это только цветочки по сравнению с тем, что еще ждет впереди. Мучения только начинаются. Постепенно судороги и спазмы будут проявляться все чаще и все интенсивнее. Руки, диафрагма, живот… к вечеру все ее тело превратится в один сплошной спазм. Руки и ноги будут неметь все сильнее, как бы напряженно она ни работала, чтобы восстановить кровообращение. Они все равно будут неметь, но онемение не принесет облегчения: к тому времени судороги доберутся уже до груди и желудка. Ее руки и ноги не были прибиты гвоздями, и она лежала горизонтально, а не висела на кресте у дороги, как побежденные гладиаторы в фильме «Спартак», но от этого было не легче – это только продлит мучения.
