Весь день он пребывал в унынии. На следующее утро за завтраком не проронил ни слова; отказался сыграть в бильярд и снова ушел один. Видимо, он бродил по улицам и днем и ночью, оставив Джулию проводить время в обществе Алекса. Он не подпускал к себе даже преданного Самира.
Он в одиночестве переживал внутреннюю борьбу.
Эллиот понаблюдал за всем этим и принял решение. С помощью своего слуги Уолтера он нанял мальчишку-египтянина, который был занят исключительно подметанием лестничных ковров в отеле, нанял для слежки за Рамсеем.
В этом был определенный риск. Кроме того, Эллиота мучила совесть. Однако соблазн оказался сильнее.
Все время он проводил в удобном плетеном шезлонге или за чтением египетских газет, или наблюдая за снующими взад-вперед людьми. В подходящие моменты, когда рядом никого не было, мальчишка-египтянин на сносном английском отчитывался перед ним.
Рамсей гулял по городу. Рамсей часами глядел на море. Рамсей осмотрел большие поля за городом. Рамсей, уставясь в пустоту, сидел в европейских кафе и поглощал в диком количестве сладкий египетский кофе. Рамсей также сходил в бордель, повергнув в изумление жирного владельца тем, что с заката до восхода затребовал в свою комнату всех женщин по очереди. Это означало двенадцать совокуплений за ночь. Старый сводник ни разу за всю свою жизнь не видел ничего подобного.
Эллиот улыбнулся. Значит, он употребляет женщин в той же манере, что и пищу. Аппетит у него просто сумасшедший. И еще это значит, что Джулия Стратфорд пока не впустила его в свое святилище. Или впустила?
Узкие улочки – старая часть города, так они называют этот район. Но ему не больше нескольких сотен лет, и никто не знает, что когда-то здесь стояла огромная библиотека. Что ниже холма располагался университет, где читались лекции сотням слушателей.
Академией древнего мира, вот чем был этот город; теперь это приморский курорт. И отель стоит на том самом месте, где был ее дворец, где он обнимал ее и умолял забыть о пагубной страсти к Марку Антонию.
«Этот человек проиграет, неужели ты не видишь? – молил он. – Если бы Юлия Цезаря не убили, ты стала бы императрицей Рима. Но этот человек никогда не даст тебе ничего. Он слаб, падок на деньги, он бесхарактерный». Именно тогда он впервые увидел в ее глазах настоящую бешеную страсть. Она любила Марка Антония. И больше ее ничего не волновало! Египет, Рим, какая разница? Когда же она перестала быть царицей и стала самой обычной смертной женщиной? Он не знал. Он знал только одно: его планы и мечты разрушены.
«Что ты так беспокоишься из-за Египта? – спрашивала она. – Ты хочешь, чтобы я стала римской императрицей? Нет, ты хочешь не этого. Ты хочешь, чтобы я выпила твой волшебный напиток и стала бессмертной, как ты. И к чертям мою земную жизнь! Ты хочешь уничтожить мою земную жизнь и земную любовь. Но я вовсе не хочу умирать ради тебя!»
«Ты не понимаешь, что говоришь!»
Замолчите, голоса прошлого! Надо слушать только волны, разбивающиеся о прибрежный песок. Пройтись к тому месту, где было старое римское кладбище – они отнесли ее туда, к Марку Антонию.
Мысленным взором он снова увидел похоронную процессию. Услышал плач. И что хуже всего – опять увидел ее в те последние часы. «Отстань от меня со своими обещаниями. Антоний зовет меня из могилы. Я хочу к нему».
А теперь от нее не осталось и следа, только его память. И легенды. Он снова услышал шум толпы, которая запрудила узкие улочки, струилась вниз с холма, чтобы в последний раз увидеть ее в гробу в мраморном мавзолее.
«Наша царица умерла свободной»...
«Она обманула Октавиана».
«Она не стала рабыней Рима».
Боже, но ведь она могла стать бессмертной!
Катакомбы. Единственное место, куда он еще не ходил. Почему он позвал с собой Джулию? Он, наверное, совсем слаб, раз не смог обойтись без нее. И он так и не сказал ей ничего.
Царь видел, что ей интересно. Она выглядела так мило в своем длинном, бледно-желтом платье с кружевами. Все эти современные женщины, казалось ему поначалу, надевали на себя слишком много тряпок, но потом он понял, в чем прелесть их одежд, – и ему стали казаться нормальными и длинные узкие рукава с широкими манжетами, и перетянутые талии, и широкие развевающиеся юбки.
И вдруг он пожалел, что они находятся в Египте. Лучше бы они были опять в Англии или в далекой Америке.
Но катакомбы он обязательно должен увидеть перед отъездом. Так что они шли вместе с другими туристами, слушали нудный голос экскурсовода, который рассказывал о том, как здесь прятались христиане и давным-давно совершались древние обряды.
– Ты уже бывал здесь раньше? – прошептала Джулия. – Для тебя это важно?
– Да, – еле слышно ответил он, крепко прижимая к себе ее руку. Ах, если бы он мог навсегда покинуть Египет. Почему же так больно?
Нестройная группа перешептывающихся туристов остановилась. Глаза Рамзеса беспокойно забегали по стене. Он увидел его, тот узкий проход. Остальные двинулись вперед, боясь отстать от экскурсовода, а царь потянул Джулию назад и, когда голоса туристов затихли вдали, включив электрический фонарик, вошел в проход.
Тот ли это путь? Он не был уверен. Он помнил лишь то, что случилось тогда.
Тот же запах сырых камней. Латинские надписи на стенах.
Они вошли в большую пещеру.
– Смотри, – позвала его Джулия. – Там наверху в скале пробито маленькое окошко. Странно. А в стены вбиты какие-то крючья, видишь?
Ему казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека. Он хотел ответить, но не мог вымолвить ни слова.
Затуманенным взором он смотрел на прямоугольный камень, на который показывала Джулия. Она произнесла слово «алтарь».
Нет, это не алтарь. Ложе. Ложе, на котором он проспал триста лет, спал до тех пор, пока не открыли верхнее окно. Древние цепи подняли тяжелый деревянный ставень, и вниз проникло солнце, согревая своим теплом его веки.
Он услышал девичий голос Клеопатры: «О боги, это правда! Он жив!» Ее глубокий вздох эхом прокатился под каменными сводами пещеры. Солнечные лучи согревали его тело.
«Рамзес, проснись! – закричала она. – Тебя призывает царица Египта!»
Он почувствовал покалывание во всем теле; почувствовал, как дрогнули его волосы и кожа. Еще не проснувшись, он сел и увидел прямо перед собой юную женщину с черными волосами, свободно спадавшими на плечи. И старого жреца, который дрожал от страха и что-то бормотал себе под нос, сложив ладони в молитве. Жрец беспрерывно кланялся.
«Рамзес Великий! – воскликнула она. – Царица Египта нуждается в твоем совете».
Снаружи, из мира двадцатого века, врывались в пещеру столбы золотистой пыли. С улиц Александрии доносился рев автомобилей.