Пытаюсь перечить, но “шустрые каблучки” наклоняются вперед, осторожно прислоняя пластиковый стаканчик к моим губам. Сообразительная девочка. Приоткрыв рот, чувствую, как спасительная влага проникает внутрь, успокаивая и наконец заглушая жажду. Не заметила даже, как осушила стакан полностью. Женя делает два шага назад и внимательно всматривается. Взгляд у них с доктором одинаковый. Нахмурившись, я сжимаю пальцы доктора.
– Что со мной?
Глаза Альберта бегают. Он переглядывается с медсестрой, думая, что я не замечу? Конечно, Сима напортачила и сильно. Но это не делает меня дегенератом. Кадык доктора дернулся, а пальцы потянусь к вороту рубашки, растягивая его.
– Сима, вы живы – это главное.
Вновь прислушиваюсь к своему сердцебиению. Точно, не показалось. Удар за ударом. Да и на этом чертовом экране, к которому повернуться стоило всех моих сил, светится показатель пульса. Значит, «жива» во всех смыслах.
– Свет, – нахожу в себе силы держать пальцы на ладони доктора, – почему он ранит меня?
– Вам показалось, – слишком поспешно говорит доктор, – просто уборщица не закрыла утром жалюзи и вы весь день пролежали на солнце, вот и все.
– Поэтому у меня слезла кожа? – киваю на покрасневшую левую руку.
– Сейчас правда лучше отдыхать, я расскажу после, – вновь кидая взгляд на медсестру, говорит доктор, а я сжимаю пальцы сильнее.
– Нет. Сейчас.
Доктор дергается, а я удивляюсь, как еще не выпустила его пальцы. Каблучки несутся к выходу, и я понимаю, что через пару минут меня вновь усыпят.
– Доктор, если вы заботитесь о том, как я отреагирую, то не переживайте – я помню все, что он делал со мной, – сглотнув слюну, быстро говорю я, ловя на себе бегающий взгляд Альберта, – хуже уже не будет. Просто хочу знать, как я осталась жива.
– Концентрат 47, – наклонившись вперед, шепчет он.
– Должен был убить меня и его.
– Обращение, – доктор обернулся и тут же нагнулся еще ниже, – оно началось раньше, чем концентрат отравил вас полностью. 47-я вступила в реакцию с кровью вампира. В итоге раны, смертельные, – он кивнул на туго перевязанный живот, – затянулись. Но у вас нет жажды, показатели близки к норме, только неприятная реакция на свет.
Облизнув губы, я прислушалась к приближающимся шагам.
– Реакция на 47-ю?
Доктор судорожно сглотнул слюну. Я дернула его руку, призывая поторопиться.
– Она в вас, – одними губами прошептал он, – ваша кровь теперь – яд для вампира.
– Он понял, что отравлен не сразу, – прошептала я, – поэтому, – поперхнулась, чувствуя, как воспоминания тугим комком встают в горле, затапливая все жжением в груди.
– Да, – кивнул доктор, – поэтому в бешенстве пытался разорвать вас.
Пытал. Долго и с садистким удовольствием выпуская кровь. Сыворотка не убила его сразу. Слишком стар и слишком силен. Все слишком. Пытал, пока не надоело играть. Пока я не перестала кричать и дергаться. Он должен был сдохнуть от выпитой крови. Должен был. Видимо, понял, что слабеет, и с пустым пузырьком догадался о причинах. Решил закончить. Не думаю, что он был в бешенстве. Просто ему было интересно поиграть. Сломать жизнь в буквальном смысле.
Пополам.
Не смог. Слишком ослаб.
Хруст собственных костей и влажный звук разрывающейся плоти оглушил меня, и я дернулась, заходясь в агонии снова. Пока спасительный укол не отправил сознание в бездну.
– Он сдох? – проваливаясь в темноту снова шептала я. – Сдох?
Кто-то решил устроить соревнование за титул «самый громкий сосед года». Сейчас в нем участвовали легионер, выращенный баб Клавой, ветеран разорванных перепонок и символ понедельников, петух Петя, газонокосилка, Васин трактор и стук по мотивам «Rammstein» в дверь. Этот квартет записать и отправить Тилю, равнодушным не останется. Со стоном открыв глаза, я медленно села на кровати, осматриваясь.
– Сейчас, я не одета! – кричу, поднимаясь на ноги.
Голова раскалывалась. Судя по всему, вчерашний вечер закончился воскресшим спустя месяц приступом. Откуда только он взялся? Порывшись в памяти, поняла, что последнее, что помню, как сползаю на пол. Судя по тому, что очнулась я на кровати с лежащим рядом ПМом и валяющимся шприцом с пустой ампулой, все же добралась до лекарства. Прислушалась. В доме не было ни звука. Черт. Ушел. От разочарования я поморщилась, прихрамывая к двери. На холодильнике валялась записка. Не читая, швырнула бумажку в карман. Еще не хватало саму себя выдать.
Удобнее перехватив ПМ, завела руку за спину. Ладонь немного вспотела, но скорее от жары, чем от волнения. На пороге кто-то нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Легкая поступь, каблук. Гнилые доски не скрипели. Вздохнув с облегчением, сунула ПМ в карман и распахнула дверь.
– Мать, ну ты даешь, – сжимая подругу в объятиях, я поморщилась от ударившего в глаза солнца, – шесть утра.
– Это не мешает кому-то заниматься участком, – поправив идеально гладкий «конский хвост» цвета ванильного зефира, Дашка шагнула внутрь.
– Да они все на тебя поглазеть вылезли, – усмехнувшись, указала рукой на единственную комнату, – проходи.
Не успела сделать и шага, как доски за дверью заскрипели и новый стук заставил меня закатить глаза. О, эту походку я точно знаю. Тем более, что трактор заглох минуту назад. Послав Даше взгляд «вот видишь», я вновь распахнула дверь, глядя на раскрасневшееся Васькино лицо.
– Эт, Кузнечик, – глаза тракториста косились так, что, подозреваю, в следующий раз придется везти его к офтальмологу, – тебе там вродь как крыльцо поправить над было? Так я это, я давай.
– Вечером, Вась, хорошо? У меня голова болит, – похлопав парня по плечу, ухватилась за нахмурившийся взгляд, – что?
– Так это, – он огляделся и тут же наклонился ниже, – давай опохмел принесу. Самогонка – во!
– Да не пила я! – заорала, выталкивая остолбеневшего Ваську дальше. – Просто болит голова.
Захлопнув дверь, сжала виски, растирая и разгоняя словно собравшуюся в них кровь.
– Я ж это, – шуршал Васька за дверью, – того. По-доброму, по-соседски.
– Да иди ты домой!
Тяжелый Дашкин вздох больно коснулся того места, где у меня, должно быть, умерла совесть. Обещала не пить. Еще первый раз, когда моя блонди все это безобразие увидела. Года так два назад. Но я же и не пью. Чуть подзадержалась с исполнением, ну и что. Тогда она смотрела на меня так же. Скрестив руки на груди пальчиками, перебирая кончики хвоста, что заканчивался как раз в районе накачанного предплечья. Дашку все называли «модель», и по-другому редко кто обращался. Было за что. Длинные стройные ноги, пухлые губы и блестящие белые волосы. Зеленые глаза девушки делали ее похожей на лисичку. Вот ими сейчас она меня и прожигала.
– Я не пью, – спокойно сказала я, отлипая от двери и направляясь в комнату, – честно.
Тайная дочь двойника Шарли́з Те́рон следовала по пятам четкой модельной походкой. Когда девушка скинула туфли, даже не заметила. Поморщилась, усаживаясь на кровать. Знает, что мне сложно будет полы мыть, вот и идет чуть ли не на цыпочках.
– Я по делу, Даш, – сцепив руки в замок, я наклонилась чуть вперед, уменьшая давление на нерв, – прости, что просто так не звоню.
– Могла бы спросить, как у меня дела, – надув губы, девушка осторожно присела на край стула, – для начала хоть.
– Конечно, ведь ради этого вопроса ты всю ночь гнала свою красотку к черту на рога, – усмехнулась я, – я и так вижу, что у тебя все хорошо. Ты шикарно выглядишь.
– Ты тоже, – бордо растянулась в улыбке Даша, тряхнув головой.
Врать она не умеет. Нос девушки предательски покраснел, а внутри у меня все сжалось. Что за дерьмо? Зашипев, я поднялась на ноги.
– Лейтенант Синицына, отставить сопли.
– Есть отставить сопли, – пробурчала она, часто моргая.
– Даш, мне неприятно, что, смотря на меня, человек рыдает. Это ломает мою неустойчивую психику и не способствует выздоровлению. Жалость – не то, что делает меня сильной, окэ?
