Из третьей трубы ничего не выходит. Ни свет. Ни воздух. Вообще ничего. Я вскарабкиваюсь в нижний конец. Дует лёгкий ветерок, но он практически неуловимо струится вверх. Ангел чувствует это задолго до меня. Но я знаю, что важно. Земля над головой разверзнута. За ней клубятся чёрные тучи, подсвеченные снизу пожарами на холмах. Адские пол-акра никогда не выглядели так хорошо.
— Семиаза, — кричу я.
Он встаёт под трубой и смотрит в небо.
— Никогда не думал, что снова увижу это небо.
— Можешь позже написать сонет на эту тему. Забирайся сюда и начинай подниматься.
Я являю гладиус, сую его в трубу и быстро вытаскиваю. Повторяю под углом к предыдущему отверстию, только на полметра выше, и так далее. Помещаю ногу в первое отверстию, руку во второе, и подтягиваюсь. Пробиваю отверстия для подъёма на всем пути до самого верха.
Выбравшись, я вижу мост на Четвёртой улице. Мило. Это достаточно близко, чтобы Медея Бава ощутила взрыв. Надеюсь, падающие искры погубили её красивый газон.
Семиаза кричит в трубу, чтобы остальные тоже поднимались. Таящиеся карабкаются по стенкам трубы, держась за неё, как гекконы. Они добираются до верха и бегут во мрак, улюлюкая на ходу.
Растущие по обочинам железнодорожных путей кустарники и сухостой горят. Из кучи брошенных железнодорожных шпал получается симпатичный костёр. Жаль, в аду нет маршмэллоу.
— Давай, генерал. Доставим тебя в Пандемониум.
Он смотрит на промышленные отходы вокруг.
— Как? Мы на другом конце ада.
— Видишь те милые жирные тени у железнодорожных шпал? Я покажу тебе короткий путь.
Мы направляемся к костру, но прежде, чем взять его в Комнату Тринадцати Дверей, я останавливаюсь.
— Что случилось с Уриэлем? Я знаю, что Аэлита убила его, так что он должен был оказаться в Тартаре. Если бы он всё ещё был там внизу, то нашёл бы меня.
Семиаза кивает, но не смотрит мне в глаза.
— Меня не было там, когда Уриэль прибыл в Тартар. Слышал, что Гобах ждали его. Его тотчас отправили в печь.
Примерно так я себе и представлял. Аэлита планировщик. Она бы заранее всё подготовила. Умная женщина. Мёртвая женщина.
Я качаю головой, стараясь не выказывать ничего, кроме того, что информация получена.
— Ладно. Идём.
Мы шагаем в тень.
Две мощные силовые линии встречаются в том месте, где пересекаются Беверли-драйв и бульвар Уилшир. Беверли-Хиллз — это главное место силы в городе, самом являющемся главном местом силы. Может, планировка Конвергенции Лос-Анджелеса и искажена до неузнаваемости, но сила есть сила, и дворец Люцифера находится именно там, где сходятся эти две линии. Но здесь его дворец совсем другой. И это больше не его дворец. А Мейсона. Во всём остальном я прав.
Там, на земле, в отеле «Беверли Уилшир» одни из самых дорогих номеров в мире. Те, что получше, в среднем стоят около 10 тысяч за ночь, но это нормально, потому что мятные леденцы на вашей подушке очень большие. Отель был построен в двадцатые, когда кинозвёзды всё ещё были кинозвёздами, богачи делали под кожу инъекции обезьяньих желёз, чтобы оставаться молодыми, а чернокожим приходилось входить через кухню. Если бы не телевизоры с большими экранами, Людовик XIV не чувствовал бы себя там неуместно. На тот случай, если ты тормоз и ещё не понял этого, «Беверли Уилшир» является дворцом Люцифера/Мейсона в Конвергентном городе.
Мы с Семиазой стоим на крыше здания Банка Америки в нескольких кварталах от Уилшира. Землетрясение разрушило большую часть первых трёх этажей, а пожары уничтожили остальные. Крыша кажется достаточно устойчивой, хотя я бы не хотел оказаться на нашем месте, если прямо сейчас произойдёт большое землетрясение. Отсюда нам с Семиазой видна бо́льшая часть Беверли-Хиллз. Он наполнен адскими легионами, боевыми машинами и оружием. Они тянутся более чем на милю во всех направлениях. В любой другой день, увидев всю эту инфернальную огневую мощь, я был бы готов обмочить штаны, но сегодня это просто ещё один пункт, который нужно вычеркнуть из моего списка желаний.
— Нам нужно кое-что обсудить, прежде чем ты отправишься к своим войскам. — Семиаза только слегка оборачивается. Большая часть его внимания сосредоточена на солдатах на улице. — Я собираюсь тебе кое-что рассказать, и тебе придётся с этим согласиться, иначе всё пойдёт ко дну.
Теперь он смотрит на меня.
— Я был генералом в адских легионах с тех пор, как мы сражались на Небесах. Я не привык получать приказы от смертного. Особенно того, кто одиннадцать лет убивал моих подчинённых, хороших солдат.
— По крайней мере ты сам выбрал оказаться в Небесном туалете. Меня же затащили силой.
Семиаза прикладывает палец к губам.
— Похоже, мы зашли в тупик.
Я пожимаю плечами.
— Оставайся здесь на дешёвых местах, если хочешь, а я собираюсь попытаться остановить происходящее, и, если для этого придётся убить всех твоих приятелей в форме, что ж. И после того, как я спасу твой дерьмовый мирок, мы сможем вызвать грузчиков для твоего барахла. Слышал, сейчас в Тартаре полно места.
Я направляюсь к одной из жирных теней, отбрасываемых пожарами на холме.
— Постарайся понять моё положение. Я не могу так просто привлечь войска на свою сторону, сказав им, что позволил нашему злейшему врагу спасти себя.
Я оглядываюсь на него.
— Это самое интересное. Тебе вообще не нужно упоминать меня. Ты самостоятельно вырвался из Тартара. Ты собрал вместе всех ведьм, колдунов и медиумов, организовал их и сам возглавил последнюю атаку на Гобах.
— Не знаю. Им проще поверить, что я прятался где-то в норе.
— Маммона знал, где ты был в Тартаре, так что остальные тоже будут знать. И, гарантирую, все они слышали взрыв, когда рванул котёл. Учитывая эту грёбаную форму и волдыри на твоём лице, они тебе поверят.
— Возможно.
— Скажи им, что ты сбежал, чтобы спасти своих подчинённых от войны Мейсона.
Семиаза хрюкает.
— Хорошая фраза, потому что это правда, — продолжаю я, — Мейсон настолько же склонен к самоубийству, как и к убийству. Он хочет спалить дотла всё, что тебе когда-либо было дорого.
Семиаза смотрит на дворец и рассеянно прикасается к волдырям на той половине лица, что была обращена к взрыву. Наверное, они причиняют адскую боль, но помогут убедить остальных офицеров, что он побывал в серьёзной передряге.
— Есть ещё кое-что, — продолжаю я. — Ты наверняка разозлишься, но можешь использовать это, чтобы убедить всех несогласных.
— О чём ты?
— Кисси идут. Я вовлёк их в игру. Без них вечеринка бы не состоялась.
Он тремя быстрыми шагами приближается ко мне.
— Ты спятил?
— Расслабься. То, что они чокнутые, не означает, что они бесполезны. Но когда приходится иметь с ними дело, тебе нужно слушаться меня.
Его глаза сужаются. Он гадает, не прав ли был Азазель, и я лжец, из-за которого всех их перебьют.
— Мне нужно услышать твой план, прежде чем согласиться на что-либо.
— Справедливо. Тебе понадобятся все генералы, которым ты по-прежнему доверяешь, и несколько чертовски быстрых гонцов.
Нетрудно догадаться, где находится кабинет Люцифера. Пентхауз огромен. По сути, это прикрученный к крыше классического отеля старомодный голливудский особняк с несколькими спальнями, кухней, чёрт знает сколькими душевыми, плюс дорогая мебель и достаточное для создания вульгарного музея число картин. Сан-Симеон [272] и Особняк Плейбоя [273] в одном флаконе.
В центре большого конференц-зала стоит стол с такой же плавающей трёхмерной картой, как та, что я видел во дворце Маммоны. Толпа адовских генералов и штабных офицеров собралась на балконе, беседуя, споря и размахивая руками, описывая детали боевых манёвров.
Я держусь на полшага позади Семиазы, изображая мелкую сошку. Никто не оборачивается в нашу сторону, пока я показательно громко не прочищаю горло. Офицеры поворачиваются. Затем несколько секунд ничего не происходит. Парочка направляется к Семиазе.
