— У них в шляпах телефоны, — сообщил ему Дерек. — Видишь, они переговариваются через свои шляпы.
На экране ти-ви астронавты уже забрели в какое-то жуткое место, ничего другого они практически и не делали, хотя в таких местах их обязательно поджидало что-то отвратительно ужасное. Астронавты не желали учиться на собственном опыте.
Томас отвернулся от экрана.
К окну.
К темноте.
Бобби боялся за Джулию, Бобби знал то, что оставалось неведомым Томасу. Если Бобби боялся за Джулию, значит, Томасу следовало быть храбрым и делать То-что-правильно.
Идея лучемета срабатывала так здорово, что даже пугала его, но Томас решил, что она действительно хороша, потому что облегчала слежение за Плохим. Он мог добираться до Плохого быстрее и быстрее убегать от него. Поэтому он мог чаще поглядывать на Плохого и не бояться, что тот ухватится за нить-мысль и по ней доберется до Дома. Ухватиться на невидимый луч лучемета было куда труднее, даже для такого проворного, умного и злого существа, как Плохой.
Вот он и представлял себе, что нажимает кнопки на лучемете, и часть его (P-раз!) отправлялась сквозь темноту к Плохому. Он почувствовал, как зол Плохой, злее, чем всегда, а от всех этих мыслей о крови Томасу стало дурно. Захотелось сразу вернуться в Дом. Он понял, что Плохой засек его, мог это гарантировать. Ему не нравилось, что Плохой способен засекать его, знать, что он где-то рядом, но остался еще на пару секунд, стараясь распознать мысли о Джулии среди всех этих мыслей о крови. Если бы Плохой думал о Джулии, Томас тут же отправил бы ти-ви- предупреждение Бобби. Он порадовался, что не обнаружил в голове Плохого мыслей о Джулии, и, быстро отключив лучемет, вернулся в Дом.
— Где, по-твоему, я могу взять такую шляпу? — спросил Дерек.
— Шлем.
— В ней есть даже фонарь, видишь?
— Ты знаешь, какая эта история? — Томас чуть приподнялся с подушек.
Дерек покачал головой:
— Какая эта история?
— Из тех, где в любой момент на экране может выпрыгнуть что-то отвратительно ужасное, высосет лицо астронавта или заберется ему в рот, потом в живот и соорудит там гнездо.
Дерек скорчил гримасу.
— Ой! Мне не нравятся такие истории.
— Знаю, — кивнул Томас. — Поэтому и предупреждаю тебя.
И пока Дерек вызывал на экран все новые и новые картинки, стараясь убежать как можно дальше от астронавта, у которого могли высосать лицо, Томас размышлял о том, как долго ему выжидать, прежде чем снова проверить, что поделывает Плохой. Бобби действительно волновался, тут двух мнений быть не могло, пусть он и пытался это скрыть, а ведь Бобби не тупой, поэтому регулярно проверять Плохого — идея хорошая, на случай, если тот может подумать о Джулии и отправиться за ней.
— Хочешь это смотреть? — спросил Дерек.
На экране показывали какого-то типа в хоккейной маске и с ножом в руке. Он крался к кровати, на которой спала девочка.
— Лучше найди другую картинку, — попросил Томас.
* * *
Поскольку «час пик» давно миновал, Джулия прекрасно знала кратчайший путь до дома, а главное — забыла про осторожность и об уважительном отношении к другим водителям, они очень быстро домчались от офиса до их дома на восточной окраине Оранджа.
По пути Бобби рассказал ей о калькуттском таракане, который стал частью его кроссовки, когда он и Френк прибыли на мостик в саду гостиницы в Киото.
— А когда мы перенеслись на гору Фудзи, таракан исчез.
Она притормозила на перекрестке, но других машин не было, поэтому проскочила его, не останавливаясь, наплевав на соответствующий знак.
— Почему ты не рассказал мне об этом на работе?
— Не было времени на все подробности.
— И что, по-твоему, случилось с тараканом?
— Не знаю. Это меня тревожит.
Они ехали по Ньюпорт-авеню, оставив позади Кроуфорд-каньон. Натриевые лампы окрашивали мостовую в желтоватый цвет.
На крутых склонах слева от дороги стояли огромные английские тюдоровские и французские особняки, сверкая окнами, словно океанские лайнеры. Здесь они казались совершенно неуместными. Во-первых, потому, что земля над дорогой стоила баснословно дорого, поэтому стояли они на крошечных участках. А во-вторых, тюдоровский и французский архитектурные стили совершенно не вязались с тропическим ландшафтом. Эту особенность калифорнийской действительности Бобби терпеть не мог, хотя едва ли не во всем остальном Калифорния ему нравилась. Раньше он никогда не обращал внимания на эти дома и, учитывая серьезность стоящих перед ним и Джулией проблем, не мог понять, почему они вдруг стали ему поперек горпа. Может, он так нервничал, что малейшая дисгармония напоминала ему о хаосе, в который он погрузился, путешествуя с Френком.
— Тебе обязательно так гнать? — спросил он.
— Да, — кивнула Джулия. — Я хочу добраться до дома, собрать вещи, приехать в Санта-Барбару, узнать все, что можно, о семье Поллард и покончить с этим чертовым расследованием.
— Если у тебя такой настрой, почему бы нам не покончить с ним прямо сейчас? Френк вернется, мы отдадим ему деньги, банку с красными алмазами, скажем: «Извини, мы думаем, ты отличный парень, но выходим из дела».
— Мы не можем, — коротко ответила она.
Он пожевал нижнюю губу.
— Знаю. Но я не могу понять, почему мы мертвой хваткой вцепились в это расследование.
Они поднялись на гребень холма и помчались на север, мимо Рокинг-Хорс-Ридж. От дома их отделяли лишь два перекрестка, на третьем следовало свернуть налево. И, начав притормаживать перед поворотом, она искоса посмотрела на него.
— Ты действительно не знаешь, почему мы не можем выйти из этого дела?
— Нет. А ты знаешь?
— Да.
— Скажи мне.
— Ты до всего дойдешь сам.
— Не напускай загадочности. На тебя это не похоже.
Принадлежащая агентству «Тойота» уже катила по их улице.
— Если я скажу тебе, что думаю, тебя это расстроит. Ты начнешь все отрицать, мы поспорим, а я не хочу спорить с тобой.
— А почему мы будем спорить?
Она свернула на подъездную дорожку, перевела ручку коробки передач в положение «Парковка», выключила двигатель, повернулась к нему. Ее глаза светились в темноте.
— Когда ты поймешь, почему мы не можем выйти из этого расследования, причина тебе определенно не понравится, поскольку выставляет нас не в самом лучшем виде, ты начнешь спорить, что я не права, что в действительности мы — очень милые люди. Тебе нравится воспринимать нас очень милыми людьми, смекалистыми, но при этом безгрешными, какими были молодые Джимми Стюарт [33] и Донна Рид [34]. За это я тебя только люблю, ты такой мечтатель, когда речь заходит об окружающем мире и нас, и мне будет больно, когда ты начнешь спорить.
