Вот и Конфетка все запомнил, получил точнейшую информацию. Даже более точную, чем ему требовалась, чтобы использовать свой дар. Открыл мышеловку и позволил Томасу уйти.
Поднялся с кресла-качалки.
«Нарисовал» интернат «Сиело Виста», каким он отпечатался в памяти Томаса.
«Нарисовал» комнату Томаса на первом этаже, в северном крыле, северо-западном углу.
Темнота, миллиарды горячих искр, вращающихся в пространстве, скорость.
* * *
Поскольку Джулии не терпелось поскорее поставить точку, в доме они пробыли только пятнадцать минут, необходимых для того, чтобы зашвырнуть в дорожную сумку туалетные принадлежности и смену одежды. У «Макдоналдса» на Чэпмен-авеню в Орандже она свернула к окошку обслуживания автомобилистов, взяла два биг-мака, две порции картофеля фри и две диет-колы. Прежде чем они добрались до Коста-Меса-фриуэй, пока Бобби доставал пакетики с горчицей и открывал контейнеры с биг-маками, Джулия установила на зеркале заднего обзора детектор радаров, подсоединила его через прикуриватель на приборном щитке «Тойоты» к системе электроснабжения, включила. Бобби никогда раньше не ел на высокой скорости, а разогналась Джулия до восьмидесяти пяти миль в час, поэтому еще добивал картофель фри, когда они уже подъезжали к съезду на Футхилл-фриуэй, к востоку от Лос-Анджелеса. Пусть «час пик» остался позади, автомобилей на трассе все-таки хватало, и движение на такой скорости требовало частого перемещения с полосы на полосу и соответственно крепких нервов.
— Если мы и дальше будем ехать так быстро, у меня не будет шанса умереть от холестерина в этом биг-маке.
— Ли говорит, что холестерин не убивает.
— Он так говорит?
— Он говорит, что мы будем жить вечно, и холестерин может лишь чуть быстрее переместить нас из этой жизни в последующую. То же самое будет, если я слечу с дороги и мы пару-тройку раз перевернемся.
— Я не думаю, что такое случится, — покачал головой он. — Ты — лучший водитель, с которым меня сводила жизнь.
— Спасибо, Бобби. А ты — лучший пассажир.
— Вот о чем я только думаю…
— О чем?
— Если мы действительно не умираем, только переходим из одной жизни в другую и не нужно ни о чем волноваться, почему я должен пить диет-колу?
* * *
Томас перекатился к краю кровати, поднялся.
— Дерек, иди, уходи, он идет!
Дерек смотрел на говорящую лошадь в телевизоре и не слышал Томаса.
Телевизор стоял посреди комнаты, между кроватями, и к тому времени, когда Томас добрался до Дерека и схватил его за руку, в комнате раздался забавный звук, забавный не в смысле ха-ха, а забавный в смысле странный, словно кто-то свистел и при этом не свистел. Подул также ветер, двумя порывами, не теплый и не холодный, но Томас задрожал, когда воздух обдувал его.
Поднимая Дерека с кресла, Томас сказал:
— Плохой идет, тебе нужно уйти, быстро, как я и говорил, немедленно!
Дерек тупо посмотрел на него, потом улыбнулся, предположив, что Томас хочет быть таким же забавным, как «Три комика». Он забыл об обещании, которое дал Томасу. Забыл о том, что ему может грозить опасность.
Снова забавно-странный свист. Снова ветер.
Подтолкнув Дерека к двери, Томас крикнул:
— Беги!
Свист прекратился, ветер стих, и внезапно, из ниоткуда, в комнате появился Плохой. Между ними и открытой дверью.
Это был человек, о чем Томас уже знал, но и нечто большее, чем обычный человек. То была тьма в образе человеческом, словно часть ночи прошла сквозь окно, и не потому, что он был в черной футболке и черных джинсах. Внутри он тоже был черным, это Томас понял с первого взгляда.
Дерек испугался. Теперь, увидев Плохого, он и сам, без подсказки Томаса, понимал, что это Плохой. Не понимал он другого: бежать уже поздно — и двинулся на Плохого, возможно, надеясь протиснуться мимо него. Должно быть, об этом он и подумал, потому что даже Дерек не мог быть настолько туп, чтобы пытаться сбить Плохого с ног, таким тот был громадным.
Плохой схватил Дерека и поднял, прежде чем тот начал протискиваться, оторвал от пола, словно он весил не больше подушки. Дерек закричал, и Плохой швырнул его в стену с такой силой, что крик оборвался, а фотографии отца, матери и брата Дерека упали со стены, не с той, о которую ударился Дерек, а с другой, противоположной, у которой стояла его кровать.
Плохой был таким быстрым. В этом и заключалось самое ужасное, в его быстроте. Он швырнул Дерека об стену, рот Дерека открылся, но ни звука не сорвалось с губ, и тут же Плохой вновь подхватил Дерека и швырнул второй раз, еще сильнее, хотя первого вполне хватило бы для любого. И глаза Дерека стали какими-то странными. А Плохой схватил его снова и бросил на рабочий стол. Стол задрожал, Томас решил, что он сейчас развалится, но не развалился. Голова Дерека свешивалась через край, вниз, так что Томас смотрел на перевернутую голову Дерека, он часто-часто моргал, рот открылся широко, но с губ по-прежнему не слетало ни звука. Томас оторвал взгляд от лица Дерека, поверх тела Дерека поднял глаза на Плохого, который смотрел на него и улыбался, словно все это была шутка, забавная, в смысле ха-ха, хотя ничего забавного здесь не было, совершенно ничего. Потом он взял с края стола ножницы, те самые, которыми пользовался Томас, когда составлял стихотворения из картинок. Они чуть не упали на пол, когда Плохой бросил Дерека на рабочий стол. Плохой вонзил ножницы в Дерека, брызнула кровь, вонзил в бедного Дерека, который мог причинить вред только себе, потому что просто не знал, как причинить вред кому-то еще. А Плохой вытащил ножницы и снова вонзил их в Дерека, в другом месте, и снова брызнула кровь. А потом вонзил еще дважды. И теперь кровь текла не только из четырех дыр в груди и животе, но и изо рта и носа. Плохой поднял Дерека со стола, ножницы остались торчать в животе, и отшвырнул, как подушку. Нет, отшвырнул, как мешок с мусором. Так забрасывали мешки с мусором люди из компании «Санта нейшн» в грузовик компании, на котором приезжали. Дерек приземлился на кровать, спиной на кровать, с торчащими из живота ножницами, больше не шевельнулся и отправился в Нехорошее место. В этом Томас не сомневался. И самое ужасное состояло в том, что произошло это очень быстро, так быстро, что Томас не успел даже подумать о том, как это предотвратить.
Из коридора донеслись шаги, бежали люди.
Томас закричал, зовя на помощь.
Пит, один из санитаров, появился в дверном проеме. Увидел лежащего на кровати Дерека, в крови, с торчащими из него ножницами. Испугался, повернулся к Плохому, начал:
— Ты кто…
Плохой схватил его за шею, и Пит издал такой звук, будто в горле у него что-то застряло. Двумя руками уцепился за руку Плохого, которая казалась больше, чем обе руки Пита, но не смог заставить Плохого разжать пальцы. Плохой поднял его за шею, второй рукой взялся за брючный ремень и выбросил через дверь в коридор. Пит врезался в медицинскую сестру, которая как раз подбегала к двери, они оба повалились на пол в коридоре, медсестра тут же завопила от боли.
