– Марина, посмотри на меня. – Она вскидывает голову. – Ага, вот так – я хочу, чтобы ты видела мои глаза. А теперь слушай. Я тебе вот что скажу: не зря я когда-то считал тебя балованной мымрой. Жизнь вампира тебя избаловала. Не надо возмущаться: ты сама говорила мне, что ваше племя привыкло во всем потакать своим желаниям. Привыкло получать то, что хочет. У людей не так. Мы живем, зная, что сбывается отнюдь не все, о чем мы мечтаем. И мы к этому ПРИВЫКЛИ. Нет такого закона, чтобы в жизни все происходило по какому-то продуманному плану. Мы с тобой полюбили друг друга – в какой план это вписывается? Мы – лучшее доказательство того, что самые важные вещи предусмотреть и предугадать невозможно. Да, в идеальном мире люди встречаются, любят друг друга, и у них рождаются дети. Я согласен – было бы славно, если бы всегда получалось так. Но так бывает не всегда… Бывает, что мужчина не вовремя переболел свинкой. Бывает, что женщина бесплодна. Есть много причин, по которым любовь не заканчивается детьми. Хотя, конечно, у нас с тобой причина самая экзотическая. Но даже не будь ты вампиром… Бог знает, как оно все сложится. Я знаю одно: я не могу любить никаких других женщин – ни живых, ни мертвых. Не «не хочу», а именно не могу. Поверь мне – я пробовал. – Она вопросительно поднимает бровь, и я улыбаюсь – я вижу, что ее настроение чуточку улучшилось. Может, она меня все-таки услышит? – Я тебе потом как-нибудь расскажу, это душераздирающе унизительная для меня история… Ты признаешь, что мы должны быть вместе, – что иначе невозможно?
Марина смотрит мне в глаза – как я ее и просил. Смотрит долго, а потом отвечает:
– Да.
– Отлично. Это – самое главное. Я человек, Марина. И я готов принять свою судьбу. Так случилось, что я люблю тебя. И хочу жить только с тобой. И детей я тоже, наверное, хотел бы иметь. Но это уж как выйдет – у людей всегда так. Но жизнь с тобой – это то, что я не только хочу, но и МОГУ получить. Не отнимай у меня этого.
Я знаю, что формулировать свою просьбу вот так – это бить ниже пояса. Она не может, в самом деле, посмотреть мне в глаза и сказать: «Нет, отниму, и не проси». Но я люблю ее, и мне нужно удержать ее. А в любви и на войне, как кто-то там сказал, все средства хороши.
Лицо у Марины непроницаемо – чего у вампиров не отнять, так это умения владеть собою в сложных ситуациях. Она молчит довольно долго – так, чтобы я уже успел забеспокоиться о результативности избранного плана действий.
А потом наконец она выдает мне хитрую маленькую улыбку – из тех, на которые когда-то, до начала всех наших трудностей, была щедра. В глазах ее появляется блеск – и я понимаю, как давно не видел ее веселой и как страшно мне этого не хватало.
Она говорит:
– Ну хорошо… Мне с тобой очень сложно, Влад. С тобой я чувствую себя человеком, и мне это нравится. А ты принуждаешь меня поступать так, как привычно вампиру. Потакать своим желаниям.
– Говорят, нельзя отрицать свою природу – могут развиться комплексы и неврозы.
Марина кивает и усмехается:
– Да, это как раз мой случай… ОК. Если уж мы делаем громкие заявления, то надо соблюдать форму. Итак… Я – вампир. И я готова принять свою судьбу. Так случилось, что я люблю тебя. И хочу жить только с тобой. Вампиры всегда добиваются того, чего хотят. Я хочу тебя.
– И пусть все будет как будет?
– Пусть все будет как будет.
Довольно уже слов – я не могу больше сидеть с ней вот так, близко-близко, и не целовать ее. И у нее, по-моему, те же мысли.
Я прикасаюсь губами к ее губам и вспоминаю наш первый поцелуй – потому что у меня так же, как тогда, шумит в ушах кровь и мне так же кажется, что это мир вокруг нас рушится и восстает из праха. Ее губы все такие же холодные и все так же напоминают мне мой детский неудачный опыт с облизыванием качелей на морозе. Но теперь все чуточку по-другому… Они знакомы мне, ее губы. Я знаю, что она их не отнимет. Что она моя и всегда будет моею. Я понимаю, конечно, что это самонадеянно с моей стороны – быть так в ней уверенным. Но, в конце концов, я смертный, который только что вернул сбежавшую возлюбленную-вампиршу и убедил ее, что у нас с ней есть совместное будущее. У меня имеются некоторые основания быть уверенным в себе.
Я целую ее – мою мымру, мою Снегурочку, мою Метелицу, мою Снежную Королеву, и на задворках сознания у меня крутится мысль о том, что я так и не сложил для нее из кристаллов льда слово «вечность». Я получил от нее весь свет и новые коньки. Она дала мне все, о чем я просил. Я пока – нет. И я обещаю себе подумать, как мне сделать Марину по-настоящему счастливой – дать ей то, что успокоит ее совесть… Как в мультике про Простоквашино дядя Федор с папой спрашивали маму, эдак с намеком: «Где бы нам ребеночка второго добыть?» Зачем-то ведь понадобилось Снежной Королеве это слово «вечность», сложенное изо льда… Зачем ЕЙ нужно было это слово, что она готова была за него весь мир отдать? Что ей нужно было от Кая?..
Когда-нибудь я об этом подумаю. Но явно не сейчас. У меня масса времени впереди – долгая смертная жизнь рядом с самой прекрасной из бессмертных. И сейчас я вообще ни о чем не могу думать. Я только вспоминаю, совершенно некстати, свою маму – она у меня любит Чехова и меня научила любить его. И я думаю о фразе, которая ей и мне всегда нравилась. Фразе из «Дамы с собачкой»… «И казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».
Интересно, знала ли Марина Чехова? Надо будет спросить… Потом, когда-нибудь.
На улице уже давно стало темно. Зажглись фонари. По окнам машины стучит дождь, а мы сидим внутри и целуемся на заднем сиденье, как подростки, – хорошо, что стекла у Марининой машины тонированные и снаружи нас не видно.
Ее прохладные пальцы скользят по моей горячей коже. Я чувствую, как ее клыки легко, едва заметно царапают меня чуть пониже челюсти. Она отстраняется, чтобы поцеловать меня в губы, но потом снова возвращается к шее – туда, где бьется пульс.
Пусть все будет… как будет.
