Таня поясняет:
— Пионеры нашего двора поручили нам с Наташей заняться вопросом обуви, трусиков и маек…
— Что такое? Ничего не понимаю. Заняться вопросом?
— Не вопросом, конечно, заняться, а обувью, — хохочет Наташа. — Мальчики все договорились, что каждый футболист должен иметь свою, пару обуви. Понимаете, специально для футбола. И не новую. Словом, надо взять старые ботинки, починить их и только в них играть. И тренироваться. А свою обувь, в которой ходят в школу, рвать не будут.
— И у девочек для волейбола тоже специальные тапочки будут, — добавляет Таня.
— Мы от мальчиков ни в чем не отстанем! — гордо заявляет Наташа. — У них спортивная обувь — у нас тоже.
Антон Яковлевич улыбается:
— Так за это вам все матери спасибо скажут. И я, поскольку сейчас выполняю обязанности матери, тоже присоединяюсь к ним.
— И вот наши пионеры, и девочки и мальчики, — поясняет дальше Таня, — все абсолютно решили организовать мастерскую, чтобы каждый мог чинить обувь. И просим вас, Антон Яковлевич, скажите, какие нужны для этого инструменты? Самые необходимые, конечно. Родители обещали дать денег.
— Самые необходимые? — переспрашивает Антон Яковлевич. — Лапа, молоток, железные гвоздики, дратва… Как будто бы все. Этот инструмент я вам смогу дать. Чего не хватит — докупите. Могу взять и шефство над мастерской, покажу каждому, как надо чинить обувь. А еще лучше, знаете что? Да, это будет самое правильное.
И Антон Яковлевич с довольным видом смотрит на девочек, ища одобрения еще не высказанной мысли.
— Ведь не даром же я воспитал Васю мастером на все руки, — говорит он с гордостью за сына. — Мы ему доверим эту работу.
— Кому вы хотите поручить это? Васе? — вскрикивает Наташа. — Я вам сейчас все скажу…
Но тут Наташа ловит на себе взгляд подруги, который ясно говорив ей, что она ничего не должна хотеть сказать.
— Я хотела сказать… — совсем уже не так решительно продолжает девочка и на этом умолкает.
— Что же ты хотела сказать? — настаивает Антон Яковлевич. — Что это у вас за заговор молчания?
Таня спешит на выручку подруги:
— Наташа хотела сказать, что для Васи найдется другая, более ответственная, работа. Он же мастер на все руки.
К Наташе, довольной тем, что так ловко удалось перевести разговор на другую тему, снова возвращается бодрое состояние духа, хорошее настроение:
— У нас, Антон Яковлевич, еще и швейная мастерская будет.
— Размах у вас, я вижу, большой, — смеется Антон Яковлевич. — Если что нужно, заходите ко мне, не стесняйтесь. Совет всегда дам.
— Большое спасибо, — говорит Таня.
— Мы стесняться не будем, — угрожающе заявляет Наташа. — Обязательно прийдем за советом.
Антон Яковлевич уходит. Наташа тоже собирается идти, но ее задерживает Таня:
— Как же я испугалась, Наташа! Вот, думаю, Наташа все сейчас расскажет, всю васину историю возьмет и выложит.
Конечно, это был огромный промах — так разоткровенничаться: Но о чем говорить сейчас, если все благополучно окончилось. И Наташа уже без тени смущения заявляет:
— Да что ты, Таня, разве я была когда-нибудь ябедой? Предать Васю! Да ни за что на свете! Сами с ним справимся.
— Что же мальчики не несут скамейки? — спрашивает Таня, тем самым давая понять подруге, что разговор о Васе можно считать исчерпанным.
— Пойдем посмотрим, где они застряли, — предлагает Наташа, но с места не двигается, а вместо этого указывает головой на входящую во двор женщину:
— Чего это вдруг идет к нам Анна Павловна? Как это она решилась бросить свой детский городок?
Таня делает несколько шагов навстречу гостье:
— Здравствуйте, Анна Павловна!
— Здравствуй, Таня! Здравствуй, Наташа! — рассеянно отвечает Анна Павловна и в то же время осматривается по сторонам. — Кто же это сказал, что у вас несчастные дети? Что они всеми забыты? Подумать, какое развернулось строительство!..
Но тут она замечает стоящего у подъезда дома Антона Яковлевича, бросает девочек и спешит к нему:
— Здравствуйте! Вы знаете, мы уже открыли наш городок.
— Очень приятно, — вежливо, но довольно холодно отвечает старый мастер.
— И у меня появилось немного свободного времени. Не все же прибивать флажки, — пробует улыбнуться Анна Павловна.
— Конечно, — соглашается Антон Яковлевич.
— Зашла сюда посмотреть, что у вас делается. Не такие уж они у вас заброшенные…
— Нашлись люди. Занялись нашими ребятами.
Анна Павловна для чего-то раскрывает свою сумочку, долго роется в ней, потом резко захлопывает.
— Когда вы тогда приходили ко мне, у нас была горячка. А теперь я освободилась…
— Очень хорошо, что вы освободились, — все тем же безразличным тоном замечает Антон Яковлевич.
— Может быть, мой совет здесь нужен? У меня и опыт есть, и знания кое-какие. И время сейчас появилось. Конечно, в футболе я ничего не смыслю, но помочь вашим детям, вообще наладить с ними работу могла бы…
Анна Павловна снова щелкает затвором своей сумочки, снова раскрывает ее и извлекает оттуда маленький обшитый кружевами носовой платочек. Но, повертев его в руке, тотчас же кладет обратно. Антон Яковлевич внимательно следит за всеми этими движениями своей собеседницы и вдруг уже другим, неофициальным, тоном говорит:
— Дорогая Анна Павловна! Вообще совет знающего человека всегда пригодится. Тем более, что у нас во дворе есть ребята самых различных возрастов. Есть и такие, кто любит на карусели покрутиться, на осликах покататься… Да вот, пожалуйста… На ловца и зверь бежит…
К разговаривающим подходит мать двух девочек и сразу, не переводя дыхания, начинает говорить:
— Я к вам по делу, Антон Яковлевич. Вы у нас самый справедливый человек, вас все слушают. Понимаете, получается очень некрасивая история. У меня есть две девочки, вы их знаете. Я не стану, конечно, просить, чтобы их приняли в футбольную команду. Мне не нужен футбол. И моим девочкам тоже. Я их хотела устроить в волейбольную команду. А их не принимают. Говорят, малы. Как это вам нравится?
— А сколько им лет? Вашим девочкам? — сразу заинтересовывается Анна Павловна.
— Одной пять, другой восемь.
— Ну, тогда я вас не понимаю, мамаша, — возмущенно произносит Анна Павловна. — У ваших девочек самый подходящий возраст для детского городка.
— Вот это верно! — смеется Антон Яковлевич. — И ослики и карусели просто созданы для них.
— Именно созданы! — улыбается и Анна Павловна. Затем снова обращается к молодой матери: — Вы должны водить своих девочек к нам. И ни о чем другом не думать. И пусть все, у кого есть маленькие дети, приводят их к нам. А футбол и волейбол мы оставим для старших, — если это, конечно, им нравится.
В это время позади разговаривающих раздается крик:
— Дорогу! Дорогу! Посторонитесь!
Антон Яковлевич, Анна Павловна и молодая женщина отходят в сторону. Мимо них двигается целая процессия: девочки и мальчики несут столы, скамейки, лопаты, грабли, ломы…
— Вот здесь мы их и установим, — говорит Володя, опуская свой груз на землю. — Это для шахматно-шашечного чемпионата.
— А сюда тоже надо будет провести свет? — кричит откуда-то сверху, с лестницы, приставленной к дереву, знаменитый на весь переулок электромонтер и радиолюбитель Вова Ефремов. — Волейбольную площадку я уже залил морем огня. А как шахматисты? Или они будут играть в темноте?
Володя смотрит вверх, прикрывая ладонью глаза от солнца, и угрожающе заявляет:
— Лучше проведи и сюда лампочку. А то я могу съесть твоего ферзя вместо пешки.
— Ладно! Да будет свет и над шахматами! — весело кричит со своей лестницы Вова.
Валя, Петя и Коля отводят Таню немного в сторону. Валя говорит:
— Таня! А нам вы сегодня поможете? На футбольной площадке?
— А то вы совсем увлеклись своей, — добавляет Петя.
Таня оглядывается на Наташу. Та, видимо, слышит весь этот разговор, потому что утвердительно кивает головой.
— Хорошо. Поможем. Что вам надо будет сделать?
— Просто нужна рабочая сила. Придете, работа найдется, — объясняет Валя.
— Здесь закончите — и к нам! Хорошо? — просит Коля. — Тогда мы можем спокойно уходить. В штабе нас ждет товарищ Григорьев.
И мальчики уходят. Наташа, Таня и две другие девочки расставляют по своим местам столы, потом начинают вытирать с них пыль.
— Хорошо, что моя мама не видит, как я вытираю пыль, — говорит высокая девочка в домашнем, просторном, наверное, мамином, халате. — Если бы она увидела, обязательно заставила сорок раз все переделать. Она, пока не добьется блеска, и сама никогда не успокоится, и меня не оставит в покое.
— Здесь и твоя мама ничего не сумела бы сделать, — твердо заявляет Наташа, еще выше засучивая рукава своей вязаной кофточки. — Это же совсем неотесанные столы.
