То, как Вильямс и Джордан истолковали новые правила, касающиеся поднятия боковых стенок кокпитов, в попытке обезопасить головы гонщиков, вызывало множество споров. Джордан немного схитрил таким образом, что им не пришлось поднимать стенки кокпита настолько, как это сделали все остальные. И от этого они получили выгоду в аэродинамических характеристиках. Может быть и очень малую, но тем не менее. Однако от этого пострадала безопасность пилотов, и мне кажется, что подобное решение — полностью неверно.
Формула 1 не нуждается в том, чтобы люди умничали в вопросах безопасности. На этот раз Джордану крупно повезло. А ведь голова Мартина могла бы выйти за пределы кокпита. Им повезло в том, как крутился болид, и в том, что не было боковых перегрузок и сильного столкновения с бетонной стеной.
Болид сразу же разломился на две части, мотор отделился от шасси, и это означало, что к моменту вращения болида не добавился еще и вес мотора. Это был «лучший» тип аварии — если так конечно можно выразиться — из тех, что очень зрелищны, но, в действительности, ничего особенного.
Если бы Мартин получил серьезный удар по голове, мне страшно думать, что бы написали газеты в связи с теми комментариями, которые делали владельцы других команд, касательно Джордановской интерпретации высоты стенок кокпита.
Рон Деннис, шеф МакЛарена, в интервью Моторинг Ньюс сказал (до инцидента), что конструкторы болидов, из-за различных дырок в правилах, должны задать себе серьезный вопрос: «Собираемся ли мы сделать наш болид явно менее безопасным, чтобы выиграть в характеристиках, даже если выгода будет выражаться в улучшенном боковом обзоре?»
Можете ли вы представить себе, чтобы разнесли бы таблоиды, если бы Брандл получил серьезные травмы головы?
В конце концов, за это отвечали технические делегаты ФИА, и они признали Джордан легальным. Однако, оставался тот факт, что в составлении этого правила принимали участие конструкторы команд Формулы 1. И стало понятно, что двое из этих конструкторов знали, что они смогут найти лазейку в этом самом правиле, которое сами помогали прописать. Руководство этого вида спорта должно консультироваться с конструкторами. И со стороны двух из них было очень некорректно затем воспользоваться лазейкой.
В любом случае — Мартин был в полном порядке, и это главное. Когда ты видишь, как другой гонщик попадает в аварию, ты думаешь об этом прежде всего. Ты просто надеешься, что он выберется оттуда в целости и сохранности. И когда происходит именно так, ты выбрасываешь это происшествие из своей головы.
Должен заметить, что сделать это было намного легче, чем обычно, поскольку на старте я стоял в голове пелетона. Когда ты стоишь в середине, это просто ужас. Если ты в первых рядах, перед тобой стоит всего пара гонщиков, и все. Как только я увидел, что Вильнев и Хилл начали движение, я могу мельком бросить взгляд в зеркала, чтобы посмотреть, кто где находится, и затем полностью сконцентрироваться на гонке. Чем глубже ты стоишь на старте, тем труднее точно оценить происходящее вокруг. Основное правило гласит, что гонщик, который находится позади, должен следить за парнем, едущим впереди, и пытаться предугадать его намерения. Ты смотришь за своими передними колесами — таков в моем понимании закон.
На повторном старте, я снова стартовал лучше, чем Деймон, однако на этот раз он прошел первый поворот без ошибок. Феррари определенно не хватало ускорения и скорости на прямой. Был ли это вопрос недостаточной мощности мотора или возможно более сильной аэродинамической загрузки — точно не скажу. Я шел по чистой стороне полотна (на гоночной траектории находится больше резины и меньше пыли и грязи) и дважды пытался атаковать Хилла, но каждый раз он успешно отбивал мои атаки.
Стоя на старте, я подумал о том, как бы мне избавиться от недостаточной поворачиваемости. Я не хотел сильно менять настройки, поскольку это отдалило бы меня от того, что мы наработали во время тренировок. Делать дальнейшие изменения было очень большим риском, поскольку недоворачиваемость могла быть вызвана тем, что покрышки на столь ранней стадии гонки еще не набрали должной температуры. В результате мы оставили настройки без изменений, и теперь я понимаю, что нам все же следовало чуть-чуть увеличить угол наклона крыла, поскольку, как только гонка началась, я понял, что проблемы никуда не исчезли.
После первой пары кругов, стало ясно, что нет никакого смысла в том, чтобы гнать из всех сил, поскольку недостаточная поворачиваемость разрушит мои передние покрышки. Мне следовало соблюдать осторожность и просто пытаться сохранить свою позицию.
Впереди ехали лишь Вильнев и Хилл, я шел третьим. Михаэль постепенно ко мне приближался. Перед гонкой мы условились, что если я буду быстрее его, он не будет мне мешать, и наоборот. Такая точка зрения имела под собой основания. Если я буду быстрее Михаэля, то буду вести свою собственную гонку, но, если в последнем повороте я буду третьим, а Михаэль четвертым, я пропущу его без всяких проблем. Михаэля взяли для того, чтобы он выиграл Чемпионат. Мне же достанется три очка вместо четырех. Кого здесь интересует статистика?
Мы заранее договорились, что если Михаэль будет идти быстрее меня, он свяжется с боксами, а затем мой инженер выйдет на связь со мной и просто скажет «Михаэль». Это будет сигналом пропустить его. Поскольку я боролся со своими проблемами, а Михаэль постепенно приближался ко мне, то было очевидно, что это должно произойти. Но я хотел пропустить его так, чтобы одновременно меня не прошел Алези.
Я выбрал прямую на противоположной стороне от боксов. В этом месте Алези едва ли будет ожидать подобного маневра. И даже если он и попытается проскочить вперед, дальше будет пара поворотов, где я смогу удержать его позади. Все сработала отлично, хотя своим маневром я поймал врасплох и самого Михаэля! Он вынырнул позади в самый последний момент, но, к счастью, все сработало отлично. Алези упустил свой шанс.
Я знал, что не смогу ехать в темпе Михаэля; я был слишком медленен. Вызвано ли это было недоворачиваемостью или он был просто быстрее меня, я не знаю. Интересно, что на утреннем уорм-апе (когда нарабатываются настройки на гонку) мы с ним были разделены сотыми долями секунды, что меня полностью устраивало.
Еще одной проблемой, беспокоившей меня в течение гонки, был износ тормозов. По своему опыту я знал, что имею склонность в течение гонки нагружать тормоза больше, чем в квалификации. Проведенный замер износа моих тормозов на Феррари показывал, что если все будет без изменений, мне будет трудно закончить гонку. Но это была теория, поскольку в течение тестов у меня не было возможности проехать на Феррари всю гоночную дистанцию целиком, и истинный масштаб проблемы мы не представляли. Мне оставалось лишь внимательно отслеживать поведение болида на трассе. Сказать по правде, даже если бы я гнал из всех сил, то все равно не смог бы догнать Михаэля. Моими соперниками были Алези и Бенеттон. Я пытался ехать в своем ритме и не делать ошибок. К несчастью, с Алези вы никогда не можете знать, что у него на уме.
Приближаясь к зоне торможения перед очень медленным поворотом (как раз там, где у меня были проблемы из-за недоворачиваемости) я бросил взгляд в зеркала заднего вида, и увидел, что Алези явно настроен пролезть по внутреннему радиусу, хотя, на мой взгляд, он был слишком далеко. Я предположил, что у него нет никаких шансов на успешный маневр, и не стал об этом беспокоиться.
Затем я взглянул снова, и он был тут как тут, направляясь в никуда. Фактически он потерял контроль над своей машиной еще до того, как ударил меня. Столкновение могло быть намного хуже; он мог спокойно вынести меня из гонки. В результате Бенеттон повредил часть моего заднего антикрыла, и на нескольких следующих кругах я немного снизил скорость, просто чтобы проверить, все ли в порядке.
Для Жана, вообще, подобные штучки весьма характерны. Кажется, что он проделывает их практически в каждой гонке. В первом повороте после старта предыдущего Гран При Бельгии он, блокируя тормоза, влез внутрь. Я был впереди него и, если бы я повернул — что с чистой совестью мог сделать — он бы въехал в бок моего Джордана, и, возможно, гонка была бы остановлена. И я знаю, кого бы в этом столкновении обвинили. В тот раз я освободил ему пространство, и потерял из-за этого несколько мест. Однако на этот раз он заплатил за свое нетерпение сполна.
Это было здорово, поскольку сход Алези снял с меня давление вплоть до самого финиша гонки. Я мог ехать с своем собственном ритме. Я даже мог ускориться, потому что все контролировал и ехал, не заботясь о том, чтобы вести защитные игры. Я стал идти быстрее на две-три десятых на круге, и, больше не заботился о позднем торможении, об удерживании позади себя Алези, и риске повышенного износа тормозов.
