БЕТТИНА (не подавая вида, что уязвлена, переводит разговор на другую тему, Рите). У меня есть полпачки пудры без запаха, Я ее принесу и насыплю тебе в коробку вместо талька.
РИТА. Спасибо.
Беттина направляется к лестнице.
АГОСТИНО (понял, что Беттина обиделась, и раскаялся в своем поступке. Обогнав ее, первым подходит к лестнице и пытается вернуть расположение жены). Ты сказала, что купила арбуз?
Беттина, не удостоив его взглядом, проходит мимо.
Бетти! Я ведь к тебе обращаюсь.
БЕТТИНА (поднявшись на площадку перед балконом, свешивается над перилами). Я купила то, что хотела, и не собираюсь отвечать на вопросы всякого дерьма вроде тебя.
АГОСТИНО. Это все?
БЕТТИНА. Я делаю вид, что ничего не случилось, а он меня один раз подковыривает и другой.
РУДОЛЬФО. А что, собственно, случилось?
РИТА. Беттина…
БЕТТИНА. Не прикидывайтесь, будто свалились с луны: вы отлично знаете, в чем дело.
АГОСТИНО (Рите и Родольфо, идя на попятную). Когда я сказал «тряхнуть стариной»…
БЕТТИНА. Можно подумать, будто я от него что-то скрывала! Да он с первого дня, как мы познакомились, знал обо мне все, что я знала сама: что я делала, что говорила и как жила. И через столько лет он еще пытается острить и тянет из меня жилы, чтобы узнать, со сколькими мужчинами я спала.
АГОСТИНО. Неужели нельзя обойтись без этих подробностей? Кроме того, если мужчина задает такого рода вопросы, значит, женщина ему не безразлична.
БЕТТИНА. Я же тебе сказала, сколько их у меня было.
АГОСТИНО (Рите и Родольфо). Она говорит, пятнадцать…
РУДОЛЬФО. Но если так…
БЕТТИНА. А он не верит, — пройдет какое-то время, и опять спрашивает то же самое.
АГОСТИНО. Потому что число пятнадцать не внушает большого доверия.
РУДОЛЬФО. Дон Агостино, все цифры одинаковы.
АГОСТИНО. Чтобы пересчитать дни недели или партию бутылей с вином — да. Но тут речь идет о другом. К тому же она всякий раз называет новую цифру. Позавчера она сказала — восемьдесят.
БЕТТИНА. Просто мне осточертело слышать один и тот же вопрос.
АГОСТИНО (поднимаясь по лестнице, туда, еде стоит Беттина), Ладно, от меня этот вопрос ты больше не услышишь, и даю слово, что если моя жена отправится на тот свет, я на тебе женюсь. (Подходит к Беттине и раскрывает объятия) Обними меня, и кончим этот разговор.
БЕТТИНА (отвешивает ему пощечину, от которой цилиндр сваливается у него с головы и откатывается к дверям балкона). Вот тебе!
АГОСТИНО (потирая щеку). Бетти!..
БЕТТИНА. Подождем смерти твоей жены! И после всех рогов, которые она тебе наставила, мы услышим: «Вспомним то время, когда эта святая женщина была жива!» И он еще лезет ко мне: «Эта цифра не внушает большого доверия!» Он почти угадал: пятнадцать, восемьдесят… (Скрывается за дверью справа)
РУДОЛЬФО. Зря вы ее изводите.
РИТА. Донна Беттина чудесно к вам относится.
РУДОЛЬФО. В вашем случае, как и в тысяче других подобных вашему, число не имеет значения.
АГОСТИНО. Ты шутишь, Родо? По — твоему, пятнадцать и восемьдесят— все равно? (Выходит в соседнюю комнату, забыв поднять цилиндр)
В переулке перед балконом возникают силуэты двух мужчин, которые, встретившись, обмениваются сердечным рукопожатием. Голоса Артуро и Роберто за сценой: «Дорогой дон Роберто!», «Приветствую вас!»
Услышав мужские голоса, Родольфо подмигивает Рите и показывает на «рабочее» место, давая понять, что было бы непростительно упустить представившуюся возможность; женщина тут же поднимается на площадку перед балконом, а Родольфо входит в нишу под лестницей и задергивает за собой занавеску.
АРТУРО. По дороге в суд я решил проведать больную тетю, — она живет в этих краях. А вы? Взбираться по этой бесконечной лестнице в такую жару?
РОБЕРТО. Я веду дела фирмы Де Ферранте. Мне поручили посмотреть дом, который продается неподалеку отсюда — в районе святого Януария.
Тем временем Рита завершила «ритуал» умывания и уже раза два открывала балконные двери, чтобы развесить на солнце мокрое полотенце.
АРТУРО. Желаю удачи.
РОБЕРТО. Спасибо.
Артуро отправляется по своим делам; Роберто, обративший внимание на манипуляции Риты, толкает дверь, чтобы заглянуть в комнату и, если удастся, завязать знакомство с соблазнительной женщиной.
Умываетесь?
РИТА. А вы что, не видите?
РОБЕРТО. Так поздно?
РИТА. Слишком много вопросов. Выходит, раньше у меня не было времени умыться. А кроме того… каждый живет по — своему.
РОБЕРТО. Вы хорошенькая, я в этом кое-что понимаю.
РИТА. Спасибо.
РОБЕРТО (со значением). Что мы будем делать?
РИТА. Вам виднее.
РОБЕРТО. Вот оно что… В котором часу можно вас навестить?
РИТА. Была бы охота, тогда любое время подойдет.
РОБЕРТО. А ты забавная, мне это нравится. Сколько ты берешь?
РИТА. Сначала зайди.
РОБЕРТО. Нет — нет, лучше прежде сговориться о цене.
РИТА. Десять тысяч лир.
РОБЕРТО (с иронией). Только и всего? Но ведь это даром! Ты разоришься, дочь моя. Десять тысяч лир, два обеда, включая пирожное и кофе… (Грубым, оскорбительным тоном.) Обратись в агентство, через которое люди ищут служанок, и ты поймешь, как приходится из кожи вон лезть, чтобы заработать жалкие гроши, и позволительно ли, будучи проституткой, требовать с клиента по десять тысяч лир!
Рита захлопывает у него перед носом балконные двери и, привалившись к ним спиной, чтобы они не открылись, в отчаянии закрывает лицо руками.
РУДОЛЬФО (выглядывает из-за занавески и задирает голову). Что случилось?
Голос Роберто за сценой: «Десять тысяч лир… С ума сойти! И как назло — ни одного полицейского…»
Входит Агостино.
АГОСТИНО. В чем дело?
РУДОЛЬФО (подбегает к Рите и пытается оттащить ее от дверей, чтобы открыть балкон и «поговорить» с обидчиком жены). Пусти, не мешай.
РИТА. Нет, нет!
АГОСТИНО. Цилиндр… Вы не видели цилиндр?
За сценой слышится голос Аттилио Самуэли, еще одного знакомого Роберто, который, спускаясь по переулку, остановился, чтобы выразить ему свое сочувствие. Голоса Аттилио и Роберто: «Бывает, дон Робе, не огорчайтесь!» — «А я и не огорчаюсь. Я хотел, чтобы вы поняли, до чего мы докатились». — «Всего доброго». — «Будьте здоровы».
РУДОЛЬФО. Какая сволочь! Рита. Тсс!
В тишине освещенного солнцем переулка слышны удаляющиеся шаги Роберто; одновременно раздается стук в стеклянные двери балкончика.
РУДОЛЬФО. Кто там еще? Рита. Ступай вниз.
Родольфо начинает спускаться по лестнице.
АГОСТИНО. Я открою, только сначала найдите мой цилиндр. Стук в балконную дверь повторяется.
РИТА (Агостино). Уйдите.
РУДОЛЬФО (он уже на кровати; приподнимает занавеску). Тут не цилиндр нужен, а револьвер! (Опускает занавеску.) Рита (едва приоткрыв двери балкончика, робко). Кто здесь?
Голос Аттилио за сценой, негромко: «Я человек порядочный, вам нечего бояться, откройте». Успокоившись, но не настолько, чтобы ее поведение могло показаться неосторожным, Рита приоткрывает одну из створок чуть больше. Сквозь щель можно увидеть лишь тулью и частично — поля новой летней шляпы.
Голос Аттилио: «Я остановился посреди лестницы, чтобы перевести дух; раскрыл газету и принялся читать заголовки… Но не лучше ли будет, если вы пригласите меня войти? Лучше и для вас и для меня».
РИТА. Вы начали читать заголовки, и что дальше?
Голос Аттилио: «Поскольку я знаком с тем господином, который только что отошел отсюда, и поскольку, перед тем как уйти… Впустите меня, и я расскажу, что было потом».
Я женщина одинокая…
Голос Аттилио: «Почему я и хочу войти».
А я поэтому хочу знать, что вам угодно.
