- Да вы, наверное, мою маму видели. Она известный хирург по операциям на щитовидной железе. Эти хирурги как с ума посходили. Каждый пооткрывал словно свою собственную больницу, взяв под свой контроль обычную городскую больницу. И за сами операции денег не берут. И лечат сами бесплатно, каким бы мировым не было их имя... Моя тоже свихнулась... Я тоже буду у нее в клинике работать, когда кончу медицинский, – гордо сказал он. К нам с проблемами щитовидки едут со всей России, и мы никому не отказываем. Мама так крутится! Вы, наверное, маму по телевизору видели с этой, как ее, известным кардиохирургом. Что-то случилось странное с Россией... Теперь в монахи пошли и гордимся, что стольким помогли – мать с утра до вечера за операционным столом! Как святая – оперирует, и все! Ничего больше не видит... Даже квартиру заложила, когда не стало материалов, лишь бы оперировать не прекращать... Я свой мотоцикл продал, – горько сказал он, – работаю на двух работах после больницы, но разве этим поможешь? Зарплаты то этим одержимым государство платит и больницу на плаву держит, но чтоб эту бесконечную череду несчастных людей выдержать и прооперировать именно по щитовидке, лекарства нужны, никакого бюджета не хватит... Не могу видеть этих несчастных глаз, – говорит, – а кто может видеть?!
Он расстроился и отложил шланг.
- Тоже философ мама! – рассержено сказал он, и я увидела его усталые глаза. – Дали бы мне, говорит, хоть полмиллиона в распоряжение, так я б за эти деньги пять лет бы оперировала и сотни тысяч людей спасла бы, ведь к ней в ученики тысячи врачей со всего мира едут, а она их заставляет бесплатно оперировать, когда учит... Забирая себе сложные случаи или наблюдая на мониторах за несколькими операциями одновременно, когда отдыхает... Мол, мне бесплатно оборудование поставили зарубежное, лишь бы иностранные ученики на нем работали, тогда они его сами купят, ибо будут именно на нем уметь работать... А теперь получила – лекарств нет и полмиллиона нет, а очередь тысяч людей – есть... – зло сказал он. – Еще и банк наехал, здание клиники хочет отобрать... А она все работает... Завтра приедут эти гады, я уже и убить кого-то готов, а ей все тю-тю – так и не прекратила оперировать тех, у кого критическое состояние... В штаты бы съездить ей, может бы и набрала свои полмиллиона, а она не смогла умирающих бросить без помощи на смерть, и доигралась. Где ей сейчас сотню кусков за долг достанешь и полмиллиона на пять лет, если она над простыми людьми трясется, даже сейчас в операционной сидит! Блаженная одним словом! – отчаянно махнул рукой он.
Он закончил заливать. И виновато улыбнулся.
- Ой, я, наверное, глупо разболтался, никогда такого не было. Вы не подумайте, я не буду никого убивать... и джип воровать не пойду... – проговорил он как-то отчаянно, – и авторитета не пойду убивать, это так вырвалось, глупо разговорился как-то... Я, вообще-то молчалив как пень, а тут расклеился и разболтался, – рассердился он на себя, – никогда такого не было... Точно кто сыроватку правды вкатил...
Он вытер лицо рукой, точно дурацкая слеза скатилась вопреки воле.
А потом широко улыбнулся.
- Вы не дадите автограф? – заискивающе и извиняюще сказал он. – Такому нехорошему...
Я вздохнула. Не стану же я разочаровывать мальчика.
- А три автографа? – сразу поправился он. Я не ответила на наглость.
Достав ручку, я поискала, на чем бы записать. Увы – на коленях писать было неудобно. Подумав и плюнув, я достала из сумки пачку этих фальшивых денег от монопольки... Зачем они мне нужны, все равно сжигать... А тут хоть белая бумага сверху, память обо мне останется. На автограф и эта жуть сойдет, а мне носить меньше...
Наморщив лоб, я написала на пачке: Дорогому мальчику, Софи Лорен.
Что-то она была толстая, эта пачка. Я глянула – две пачки от монопольки склеились и не разрывались. Зато писать удобно, – подумала я, – как на книге.
Поставив точку, я с улыбкой вручила свой автограф мальчику:
- На! – я дала ему автограф, забавляясь его реакцией.
Он как-то странно уставился на автограф. Застыл. По дурацки смотря на эту пачку. Потом стал на колени, поклонился мне в землю, разрыдался.
Ничего себе реакция на Софи Лорен, – ошарашено подумала я. А я и не знала, – по-детски помыслила я, – что она так популярна.
Он рыдал и странно глядел на меня, будто на чудо свыше, что не дало ему совершить грех из милосердия Бога. Все автограф разглядывал, пачку крутил, а потом быстро-быстро засунул ее за пазуху, будто голодный украл кусок хлеба и не может поверить своему счастью.
- Эй, ты, чего застыл, а ну быстрей давай заправляй, – сказал ему водитель джипа.
- На! – он дал ему на бегу в нос большую фигу.
И быстро побежал, оставив шланг и скинув к черту робу. Всё как-то священно оглядываясь на меня громадными восхищенными глазами на бегу, будто я была богом.
- Счастливого пути, – помахала я ему рукой. Глупый какой-то мальчик, смотрит на знаменитость с трепетным обожанием, – подумала я.
- Аааа! Что вы сделали с мальчиком! – с криком подбежал ко мне администратор. – Убью!
Я протянула ему доллары за бензин.
- Он сказал, что где-то видел уже мое лицо, – честно сказала я.
Администратор как-то странно посмотрел на меня.
А потом точно так же ринулся обратно.
- Аааа! Что вы сделаете со мной?! – с криком убежал он от меня, затравлено оборачиваясь. – Убивают!
Я подумала, что он меня с кем-то спутал, и, если его не остановить, то он сойдет с ума.
- Убивают! – орал он на бегу каждый раз, когда я на него смотрела.
Я прыгнула в машину, и рванула машиной за ним.
- Вы ошибаетесь, – кричала я, – я ничего не хочу вам плохого!
Он тонко визжал, пытаясь оторваться от машины.
Я нажала на газ, пытаясь его догнать и успокоить.
Он побежал еще быстрее.
Я еще прибавила газ.
Он рванул еще быстрее. Как он истошно кричал!
Странно, что за машина такая, что догнать его не может? – в сердцах снова обругала “жигуль” я. Я еду, а вот человек впереди бежит перед бампером, лицо перекошено и поднято к небу в рыдании, а он даже быстрее. И не останавливается, гад!
Он пробежал уже пять километров.
Я с удивлением посмотрела на спидометр.
Эта дурацкая машина сломалась, – поняла я.
И свернула со вздохом в сторону, медленно поехав по другой дороге.
Я тормознула у киоска с мороженым.
- Мороженное есть? Дай одно.
- Отстань со своим мороженным! – истерически воскликнул продавец мороженного. – Не слышишь что ли, какой ужас творится...
Он включил приемник громче.
- Террорист-смертник снова вышел на охоту за людьми... – мрачно сказал усталый голос с надрывом и болью. – С неслыханным цинизмом прямо среди белого дня, прямо сейчас, на глазах сотен тысяч людей он медленно издевательски гонит жертву по проспекту...
- А где милиция? – шокировано спросила я. – Куда она смотрит?
- Она тоже смотрит! – мрачно ответил продавец.
Испуганно сощурившись от страха и всюду видя террористов, я медленно ехала по улице. Бросая затравленные взгляды и ожидая увидеть террористов, захвативших Москву.
Дрожа от страха, я заехала в первый попавшийся подъезд дома и тщетно пыталась открыть дрожащими руками дверь... Сейчас террористы захватят меня, и будут требовать свободы, угрожая застрелить меня пистолетом...
Я тяжело дышала.
- Пуля, что с тобой? Это ты? – услышала я удивленный голос.
- Андрей Дмитриевич! – увидев знакомое лицо, я в облегчении бросилась ему на шею.
- Что такое, что такое? – успокаивающе произнес Андрей Дмитриевич, в чей подъезд я случайно заехала.
- Террористы!
- Где!?
- В радио!
- В каком?!
- В маленьком!
- А, это... – с видимым мужским преимуществом сказал он. – Успокойся. С минуты на минуту их поймают. В город вызвали подкрепление в виде четырех дивизий ОМОН, спецназа и голубых беретов. Сиди спокойно, только что передали, что дивизия захвата ОМОН уже начала штурм. Сказали, через пять минут все будет кончено. Их обнаружили. Террористов расстреляют из пулеметов, не беря в плен.
Я успокоено села, взявшись за руку своего бывшего учителя.
- Ну, расскажи про себя? – ласково сказал он.
- Я выхожу замуж! – счастливо сказала я.
- Молодец!
- Но сегодня все наперекосяк... – жалобно заскулила я. – И Олю Ивановну подстрелили.
- Вот как!
- Я в аварию чуть не попала...
- Машину жених подарил? – устраиваясь поудобнее, спросил он.
- Не, я себе на свадьбу хотела купить магазин... – честно сказала я. И мрачно добавила: – А машину я увидела и себе сама купила. Увидела, понравилась и купила...
Тот посмотрел на машину, потом вдруг дернулся, открыл, быстро посмотрел двигатель, закрыл и застонал.
- А ты знаешь, что она с форсированным переделанным двигателем? С турбонаддувом? – зло спросил он. – Я же механик... По звуку слышно.
- С кондиционером? – осторожно спросила я.
Он застонал.
И махнул рукой.
- И еще... Смотри, – сказал он, показывая на колесо и трогая руль.
