поднявшимся с него задом. Но у толчка еще был смывной бачок. И на нем не было замка. Улучив момент, когда наше внимание съезжало с его персоны хотя бы на минуту, он взбирался на белый пъедестал, и срывал крышку бачка. И красный пластилин с с зеленым лизуном летели в нутро унитаза с другой стороны.
Полтергест в нашем доме попался притязательный. Обосновавшись и оглядевшись, он решил, что все тут не по фен-шую. И начал менять интерьер. Ложки в шкафу для ложек его категорически не устраивали. И он перекладывал их по своему усмотрению в духовку, в шкафчик с моими труселями, в Степины памперсы, в свои игрушки. В кроссовки, тапочки и сапоги. Мы вынимали ложки, вилки и ножи и клали их обратно. Но они с упорством, достойным лучшего применения, снова втыкались в нашу обувь изнутри.
Мы поменяли местами всю мебель, мы передвинули все вперед и назад, но он находил все новые пути.
Он запрыгивал на шкафчики и взбирался по ним наверх, на электроплиту, вскрывал кофеварку.
Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы У каждого из нас было детское увлечелние. Кто не мечтал стать космонавтом или врачом? Ка каждый второй. Мой старший сын тоже увлекся. Точнее, сдается мне, это не увлечение, это – одержимость.
Одержимость железной дорогой.
Нет-нет я нисколько не преувеличиваю. Так как последние полгода я сплю на рельсах, питаюсь «поездным» дошираком, хожу в форме проводника, и по утрам разношу чай в железных подстаканниках по трясущемуся вагону. Если и преувеличила. То немного. Ну подстаканники не всегда железные.
А в остальном все практически так.
Наш день начинается с того, что часов эдак в шесть утра врубается ютуб с железнодорожными клипами. И все наши увещевания. Просьбы, мольбы о мимолетном переключении на утренние новости, Тепкины мультики, прогноз погоды или гороскоп со звоном разбиваются о рельсы остаются лежать на шпалах вечной неуслышанной пылью.
Эти песни-клипы имеют четкую классификацию: Есть песня Елисейкина, она основная. Про железную дорогу. Есть Степкина. Про матушку-железную дорогу. Под нее Степа кричит «Тя тяяя», очень даже попадая в мотив. Проникся, блин.
Есть песня мамина, про Свердловскую железную дорогу. Ну я родилась в Зауралье, все логично. Есть песни бабушек. Ниже следуют произведения всех родственников. Друзей и собак нашего двора.
Завтра исполняется пять лет моему старшему мальчику. То есть, этой книге уже больше пяти лет…Думаю, дедушка Лев писал свою «Войну и мир» значительно меньший период времени.
Но наверное его в это время не щипали за ляжки, не выдергивали стул из-под попы, не отключали нетбук от питания, не дохлопывали раскрытой ладошкой по клавиатуре свои мысли в главу. Одновременно удаляя написанный мною текст.
Потому Наташа Ростова прошла свой жизненный путь до смерти ее создателя.
Вот и мне бы дописать свое творение до появления внуков, и, главное, до маразма.
Ждут Елисейкиного засыпания шарики в подъезде, чтобы ночью повиснуть на потолке его комнаты. Ждут спрятанные на шкафу вожделенные поезда с рельсами, ждет нераскрытая бабушкина посылка, полученная неделю назад. Надеюсь, там ничего не стухло и никто не умер.
Только подумала, что именинник уснул и можно вызволять из подъезда шарк, как он нарисоваля собственной персоной со словами: – Только прием.
– Что? – говорю.
– Долго поём… – Чегоооо? – Я научился говорить ТОКОПРИЁМНИК, и пришел об этом тебе сказать.
Ну слава Богу… Я смотрю на этого короткостриженного голубоглазого паренька, и не верю. Что его могло бы не быть. Мне кажется. Его существование должно было быть запланировано Создателем в самом начале. И об этом должны были написать.
Я вспоминаю взросление этих невероятных по величине и цвету глазищ с девчоночьими ресницам на протяжении всей его пока короткой жизни: вот они впервые открылись в роддоме. Вот они смотрят на меня из коляски, вот они просто «съедают» меня в то время. Как его рот съедает мою грудь… Вон они смеются, а вот полны слез… Небесно-голубые глаза моего первенца. Пять лет они со мной рядом: я открываю их поцелуем утром и закрываю так же перед сном.
Мой малыш, мой мальчик, мой маленький мужчина.
Ты держишь дверь каждый раз, когда я захожу с коляской в подъезд, ты бежишь ко мне со счастливой рожицей, когда я прихожу за тобой в детский сад, ты успокаиваешь меня, когда я отрезаю половину пальца новым ножом. Ты удерживаешь тепу, когда я пытаюсь помыться раз в месяц в душе…Ты мой лучший друг, советчик, помощник.
Мой Елисей, Лисюшка, сыночек. я порой кричу на тебя. А потом прошу прощения. Мы ругаемся и тут же миримся. Я чувствую в тебе свой темперамент.
Ты безумно любишь поезда. И я проснулась позавчера в воскресенье в пять утра, в рассветной дымке, от того, что ты стоишь рядом, полностью одетый, рюкзачком за спиной, потому что мы собирались ехать на три вокзала. Собирались. Но не в пять утра… Поехали в пять.
Завтра ты наверняка встанешь тоже в пять, потому что мысль о Дне рождения и о подарках не даст тебе доспать хотя бы до шести. Я не сплю совсем с твоего рождения. но видит Бог, я выдержу еще много.
С днем рождения мой неугомонный паровоз. Пусть будет миллион поездов в твоей жизни. Много путешествий, дружбы и счастья. А я все для этого сделаю. обещаю.
Как деревню стерли с земли
Мы собрались в деревню. Представив себе беззащитную деревню и моего младшего сына, я задумалась.
По-хорошему, для того, чтобы обезопасить Степу в деревне и деревню от Степы. Нужно было действовать согласно следующего плана: Неплохо было бы закупиться замками на унитаз, все кухонные и платяные шкафы, а также на шкафчики в ванной, комод, духовку, стиральную машинку и холодильник.
Нелишним было бы также взять пилу и отпилить ножки у всех стульев, прокладывающих путь к столу, газовой плите и подоконникам.
Не забыть бы закупиться заглушками на все розетки, дырки и Степины орально-сральные отверстия.
Не помешало бы взять километр забора и огородить цветники, клумбы и грядки на участке у бабушки.
Я бы еще перепрятала кур и кота во избежании их гибели.
Но проще Степу оставить дома. Но Степа не хочет. Дом тоже не хочет. А еще не хочет Степина мама видеть дом и прилегающий двор.
В общем, дело за малым: перелицевать деревню и пристегнуть Степу к трактору.
Я согласна на все. Только бы временно не видеть наши дворы, дворы, дворы…
Клянусь, что если мне
