Мэтта удивляло, насколько тяжело подружиться с существом противоположного пола в этом колледже. В школе было намного легче.
Для мальчика в колледже имели значение только две вещи: относится ли он к крутым второкурсникам, или все еще является дерьмовым первокурсником. С девочками же была другая история. Первокурсницы считались «горячими штучками», за которыми увивались крутые второкурсники. Но через год все менялось. Ухаживающие за ними парни выпускались, а их собственные одноклассники, становясь второкурсниками, шли приступом на первокурсниц. Это был замкнутый круг, так продолжалось много лет в однажды заданном ритме. Это было неписаным правилом и никогда не менялось. Мэтта поражало, насколько все было неоригинальным.
Он отчего-то считал, что в колледже царствует свобода и модная анархия, и ждал, что научится общаться с девушками. Но ничего такого не происходило. Девушки тусовались только с подругами, точно такими же, как они сами. Это было еще одним неписаным правилом. Ни одна кудрявая брюнетка не дружила с блондинкой с прямыми волосами. Создавалось впечатление, что девушки сами хотели, чтобы их постоянно путали, как близнецов. Тем более что довольно часто они одинаково одевались. Самые крутые девочки могли прийти, например, в понедельник с одинаковыми фиолетовыми лентами в волосах и одинаковым пирсингом на брови. Они могли купить одинаковые пеналы или даже отрастить ногти одинаковой длины, постепенно превращаясь в один большой шаблон для своих одноклассников. Мэтт не знал, что больше его раздражает — абсолютная потеря девичьей индивидуальности или то, что все эти девочки полностью его игнорировали.
Но сейчас, именно тогда, когда Мэтт меньше всего этого ожидал, недалеко от него сидела одна из самых красивых девиц с подведенными бирюзовым карандашом глазами и блестящей помадой. Она просто ждала. Из своего угла комнаты мальчики видели добычу достаточно хорошо, но знали, что риск может быть слишком велик, а попытка слишком сложной.
За пределами класса эти ребята совершали только приличные, правильные вещи. И теперь делали вид, что их совершенно не интересуют девушки. Но по их венам зациркулировал тестостерон, и они принялись, расправляя плечи и выпячивая грудь, обсуждать работу, которую выполняли по выходным.
— Я целый день раскладывал там эти гребаные шарики…
— Ну, мужик, это фигня.
— А потом пришли эти старые коровы…
— Почему всегда они?
— О нет!
— Хорошие деньги?
— Да, но недостаточные для меня.
Мэтт пытался настроиться на волну девичьих разговоров. Он слышал только обрывки фраз, но старался уловить побольше.
— …прибавила два фунта на прошлой неделе…
— …калории…
— …возможно, она беременна…
Мэтт посмотрел на них. Одна рассматривала свои ноги, другая — ногти, третья — туфли, четвертая — свое отражение в зеркальце. Но было в этом что-то неестественное. Даже Мэтт, мало разбирающийся в женщинах, ощущал, что они на взводе и явно прощупывают своими антеннами окружающую атмосферу. Самый крикливый, самый храбрый из одноклассников Мэтта, Даз, явно ощущал то же самое.
— Эй! — крикнул он девушкам. В комнате стало тихо.
— Тебя зовут Сара, не так ли?
Момент был напряженным. Границы были нарушены, и мальчики затаили дыхание. А потом девочки одна за другой повернулись к ним.
Избранная, Сара, чуть заметно кивнула, а две ее подруги выдвинулись вперед. Мэтт почувствовал, как по телу разливается жар. А Даз продолжал:
— У тебя готово задание по английскому?
Сара вновь кивнула, а две ее подруги понимающе улыбнулись. Остальные одноклассники Мэтта теперь имели полное право повернуться и посмотреть, что творится вокруг. Даз подошел ближе. Одна из подруг Сары тоже шагнула вперед. Сара потянула ее на место, словно позволяя парням приблизиться.
— А это правда, — серьезно продолжал Даз, держа руки в карманах, — что ты продаешь на вечеринках перхоть вместо кокаина?
Раздавшийся через секунду женский смех был подхвачен мальчиками и тут же перешел в ржание.
— Я больше не буду, — сказала Сара, вставая и пересаживаясь на последнее кресло, разделяющее компании. Она медленно подняла руки, чтобы убрать волосы (прямые и светлые) в хвост. Ее свитер подскочил вверх, и мальчики уставились туда, куда и было им положено.
— Кстати, — язвительно заметил другой одноклассник Мэтта, Си, подавшись вперед. — Он точно пользуется «Хед энд шолдерс», чтобы лучше выглядеть.
Опять раздался женский смех, и девушки пересели ближе к Саре. Их короткие юбочки облегали стройные газельи ножки.
Даз и Си развалились на диване сзади, зарезервировав роли Первых Парней. Тони, высокий, но не слишком красивый для того, чтобы тоже стать Первым, устроился неподалеку, а Мэтт, смирившись с судьбой, тоже подошел ближе.
Девушки нашли себе парней-собеседников. И ни один из них не был Мэттом.
Мэтт решил, что пора сматываться. Ему предстояла дневная смена в кафе.
День был ясным и холодным. Мэтт спешил на работу и старался думать о своей учебе, а не о вечеринке на этой неделе, и с особой осторожностью переходил дорогу. Будет смешно попасть под машину, когда еще даже девушку себе не нашел.
Он был рад видеть Кэти. Однако Кэти, очевидно, была не рада видеть его. Это не было ничем личным, просто сегодня она явно не была рада видеть никого.
Кэти проснулась за час до звонка будильника, с ощущением, что у нее в животе все завязалось в один большой узел. Она свернулась калачиком, помолилась, чтобы однажды проснуться и осознать, что правильно выбрала работу, влюблена в правильного мужчину, точно знает, сколько денег лежит на ее банковском счету и в каком ящике находятся чистые носки. А до этого ей явно придется просыпаться с таким омерзительным ощущением.
Она подумала о Дэне и прошлом вечере и почувствовала себя еще хуже. Кэти вскочила с кровати и сделала пару гимнастических упражнений с неизвестно откуда взявшейся энергией. Перед тем как пойти в душ, она побегала трусцой, наслаждаясь красотой зимнего утра, но ее тело изъявило, скорее, желание проблеваться от этой самой красоты, и Кэти быстренько решила, что темная спальня гораздо предпочтительнее.
По дороге на работу Кэти всерьез обеспокоилась собственным психическим здоровьем. Все ее мыслительные процессы были сосредоточены на ужасных происшествиях вчерашнего вечера. И как она ни пыталась избавиться от этих мыслей, ничего не получалось. Застряла. Впервые в жизни она подумала, что, возможно, у нее проблемы. Наибольшее беспокойство вызывал тот факт, что все ее попытки завязать отношения оканчивались катастрофой после первого же свидания, если мужчина ей действительно нравился.
До сих пор она успокаивала себя тем, что всем, кого она бросила, просто на роду было написано быть ею брошенными, и, если бы была возможность вернуть то время, она вновь поступила бы так же. Кэти всегда знала, что причина ее одиночества проста — она еще не встретила Того Самого. Но теперь все изменилось. Дэн был Тем Самым, а она вела себя как идиотка.
И что же это значит? Неужели она может встречаться только с мужчинами, до которых ей фактически нет дела? И если так, то почему? Сможет ли она когда-нибудь спокойно встречаться с кем-то, кто ей действительно нравится, или она обречена на одиночество? И чем она все это заслужила? Разве ее родители не любили ее, когда она была ребенком?
Кроме всего прочего, у нее не было никаких планов по поводу будущей карьеры. Она зашла в тупик. Было что-то чудесное в том, как жизнь, полная потенциальных возможностей, превращается в полную пустышку. Почему же так происходит, что все, кроме нее, решают, как им стоит жить? Почему у нее нет призвания, о котором она бы знала с пеленок и ради которого бы жила? Неужели мать права? Думать об этом было слишком больно.
Теперь Кэти обзавелась парочкой новеньких неврозов, о которых стоило поразмышлять. Она не удивилась, когда, добравшись на работу, обнаружила, что не помнит, как туда попала, и ее трясло от переполняющего негатива.
Вдобавок ко всему, еще и Алек пришел на работу раньше. Он только мельком глянул на вошедшую Кэти, занятый какими-то подсчетами. А потом, вместо того чтобы сделать себе одно из многочисленных эспрессо и пойти в свой угол, он принялся приглядывать за Кэти. Та вытаскивала свежие овощи для салатов, извлекала из холодильника молоко, протирала столики, открывала ставни, включала духовки и вытирала все горизонтальные поверхности, напевая что-то себе под нос. Отказываясь отвечать на вопросы о том, с чего это вдруг у нее появилась мания чистоты, Кэти все больше злилась, и так продолжалось полчаса, пока Алек не заявил, что ему нужно отойти на три минуты и что, когда он вернется, все должно оставаться таким же чистым.
Когда кафе открылось, у Кэти не было никакого настроения работать. В животе у нее полыхал пожар.
