Марта Кетро - Плохие кошки

Дуня хрипло трубит в ногах, отираясь уже между ними двоими, требовательно вымогая свою долю внимания. Анна вдруг замечает где-то в глубине сознания, что никогда еще кот не проявлял к ней откровенной приязни — такой, как сейчас. «Видимо, перед хозяином рисуется», — думает она и наклоняется, чтобы погладить огромную кошачью голову.

— Ну, было приятно познакомиться, — Коля церемонно кланяется и идет по длинному коридору в самый конец — к своей комнате, рядом с которой на стене висит огромное старинное зеркало в тяжелой резной раме. Кот, тяжело переваливаясь, скачет следом.

«Сейчас уйдет!.» — думает Анна и кричит в глубину темного тоннеля:

— Простите, но я давно хотела спросить: почему его зовут Дуней? Он ведь кот, мальчик?

— Дуэнде. Его зовут Дуэнде, — слышится тихий ответ с той стороны, от резной рамы с серебряной бесконечностью внутри, и дверь за котом и его человеком закрывается.

В коридоре — мощный рев, и Анну подкидывает в кресле, как будто внутри развернулась мощная невидимая пружина, — так орать умеет только юноша Артемий и только в экстренных случаях.

Артемий действительно орет так, как не орал даже в суровом младенческом возрасте. Под вешалкой обнаруживается лужица крови, рядом с которой валяются осколки стекла, а рядом со всем натюрмортом стоит Артемий с глубоким порезом на ладони и орет благим матом.

Анна, как это всегда с ней происходит в ситуации неожиданного нервного напряжения, тоже сразу же переходит на крик:

— Что случилось? На тебя напали? Ты разбил окно? Нас пытались ограбить?

— Я разбил вааазу!.. — причитает Артемий, облизывая рану, и Анна с ужасом понимает, что это ритуальное зализывание конечности до сумасшествия напоминает ей кота.

— Коля отдал мне цветы, которые ему дали ученики, а я хотел их сам поставить в вазу и принести тебеее!.. А под вешалкой спал Дуня, и я на него наступиил!.. И он укусил меня!.. Вот тут!.. И еще тууут!..

— Дуня так делает очень редко, прости его, пожалуйста, за то, что напугал.

Из-за спины Анны появляются длинные Колины руки, ловко обрабатывают зеленкой и так почти зализанную рану на ладошке Артемия. Тут же из кухни выскакивает Дуня, прижав остатки ушей, и принимается тереться о ноги, всем своим видом демонстрируя глубину и прочувствованность вины. Артемий, всем своим видом демонстрируя христианскую добродетель всепрощения, гладит кота, оставляя на рыжем пятне, украшающем широкий лоб, жирную зеленую полосу.

— Гато Верде, — усмехается Коля, и лицо его вдруг становится невыразимо печальным. — Это дар художника, мой мальчик. Старик Пабло позавидовал бы твоему чувству цвета.

— Знаешь, Дуня, ты просто какой-то местный демон, — устало вздыхает Анна и берет юношу Артемия за воротник футболки. — Спасибо, Коля. Я сейчас выйду, все уберу.

В комнате она торжественно водружает сына в кресло и свистящим шепотом спрашивает:

— Ты что, ходишь к Коле в гости?..

Артемий виновато кукожится и вжимается в подлокотник — они договаривались о том, что никому не будут мешать жить своей жизнью: ни Коле с его гитарой, ни Амалии с ее учениками.

— Ну да, — старательно глядя в сторону, бубнит он, расковыривая дырку в дряхлой кресельной обивке начала XX века. — Меня Дуня пригласил. Коля был не против. У него много интересного есть — например, такое радио старое с городами, много фоток старых, три гитары. Книжки иностранные. Шахматы. Карты на стене. Картины там всякие. Очень интересно.

— Артемий, что за бред ты несешь, — устало вздыхает Анна и трет лицо руками. — Как, интересно, кот мог тебя пригласить в гости?.. Сказать человеческим голосом: «Заходи, дорогой, попьем чайку?..»

— Ну… нет, — Артемий продолжает старательно смотреть в сторону. — Он мне показал на дверь, как будто «открыто, заходи». Коля сидел, смотрел фотографии. Даже обрадовался, что я пришел.

— Понятно. А ты, значит, неожиданно забрел в ту сторону такого короткого коридора. Просто проходил мимо по своим делам и совершенно случайно встретил Дуню. Который пригласил тебя в гости.

— Мам, — вдруг жарко шепчет Артемий, уткнувшись вихрастой головой в ее плечо. — Я ходил смотреть на зеркало. Понимаешь, мне кажется, что Дуня там не отражается. Во всех остальных зеркалах отражается, а в этом — нет.

Анна резко встает:

— Так, Тёмыч, все. Надоело. Давай ты оставишь свои буйные фантазии для будущих сочинений по литературе, а мы с тобой раз и навсегда договоримся, что ты прекращаешь приставать к Дуне и надоедать Коле. Хорошо?..

Юноша Артемий мрачно кивает и внезапно засовывает в свежерасковырянную дырку в обивке кресла руку по локоть.

— Коля, простите, можно я зайду на минутку?.. Я хотела извиниться за сына, мне кажется, он слишком часто условно радует вас своим присутствием.

— Ни в коем случае не извиняйтесь, — Коля улыбается и берет ее ладошки в свои большие руки; она ощущает тыльной стороной запястий многолетние «мозоли гитаристов» на подушечках пальцев. — Он отличный ученик.

— Ученик?.. — удивляется Анна.

— Да, вот понимаете, попросил меня научить его играть. Он быстро учится. Простите… — внезапно его лицо становится очень серьезным и сосредоточенным. — Я должен вам задать один вопрос, обязательно должен задать. Какой цвет вы любите больше всего? Больше остальных?

Анна задумывается и вдруг неожиданно для себя самой отвечает:

— Зеленый, — хотя это неправда, больше всего она любит красный, багряный с киноварным оттенком, насыщенный, пульсирующий, как артериальная кровь.

Коля улыбается:

— Это хорошо. Зеленый — это хорошо.

Она молча выходит и тихо притворяет за собой дверь, из-за которой уже вытекает вкрадчиво-нежный, сладкий, отравленный, невыносимо грустный и едва слышный перебор гитары, которую просят дать немного утешения, словно шорох шагов по песку ночного пляжа; и глухой, глубокий голос с неуловимым, мягким, чуть-чуть шепчущим акцентом выплетает слова в мелодию, мгновенно проникающую в кровь:

Она останавливается перед старинным зеркалом в тяжелой резной раме и прислоняется горячим лбом к прохладному, почти осыпавшемуся серебру.

Мимо ног неощутимо в темноте коридора проскальзывает Дуня, просачивается в узенькую щель, и дверь снова мягко закрывается, а слова все текут, текут, карабкаются вверх по венам, цепляются за сердечную мышцу:

«Конечно же кот не отражается в этом зеркале, — думает Анна и нежно гладит пальцами резные завитки почти почерневшего от старости дерева. — В нем уже ничего не может отражаться — оно ведь слепое».

И вдруг замечает внизу небольшую фотографию, бережно вставленную между рамой и стеклом раскрашенная вручную, почти дагерротипная картинка — молодая белозубая красавица на фоне зеленых гор, черные косы до пояса покрыты зеленым платком, зеленые юбки подобраны до колен, зеленые камни в тяжелых браслетах, кибитка под зеленым пологом А рядом Коля в лихо заломленной зеленой шляпе — такой же, как сейчас, только совсем молодой — держит в руках огромного трехцветного кота с бандитской рожей и оборванным ухом.

Ночью Анна достает ноутбук, открывает «Гугл» и набирает в строке поиска одно слово: «Дуэнде».

Пальцы зависают над клавиатурой, словно есть какое-то невидимое противодействие между машинкой и руками, как будто внутри скрыто какое-то знание, которое может нарушить ее и без того нарушенное хрупкое равновесие. Юноша Артемий спит, свернувшись в середине дивана, как маленький норный зверек: голова в ногах, ноги на подушке, все, как обычно.

Старина «Гугл» вываливает тысячи ссылок на слова, на картинки, на статьи в «Википедии», но только две из них сразу приковывают к себе внимание:

«Дуэнде — дух места в испанской мифологической культуре. Чаще всего является в виде человека в зеленой одежде, иногда в виде кота, иногда — большого зеленого кота. Никто не знает, как дуэнде появляются в том месте, которое берутся опекать, но, выбрав место однажды, остаются в нем навсегда. Место может менять хозяев, но дуэнде не имеют привязки к людям — только к местам. Дуэнде — своего рода „домовые“ или „гении места“, несколько своевольные духи, имеющие трикстерические, непредсказуемые черты, но, в общем, добрые, помогающие хозяевам, к которым хоть и редко, но привязываются. Случаи, когда дуэнде меняет место обитания, чересчур сильно привязавшись к хозяину, не описываются. Но если дуэнде привязался к человеку, он дарит ему максимальное долголетие; если человек, которого дуэнде полюбил, умирает, дух навсегда остается несчастным».