— Это тоже понятно! — пожала плечами Вероника. — У котов могут быть блохи и эти, как их…
— Пироша ни в коем случае нельзя гладить! — таинственно прошептал Феликс, склонясь к уху Анны. — А то вдруг вы ему так понравитесь, что он захочет увести вас за собой!
Утренние лучи нежно освещали пустую улицу. Переводя дыхание то ли от подъема в гору, то ли от непонятного волнения, Анна осмотрелась. Так, вот лев, держащий в лапах глобус. Теперь пройти немного в глубь квартала, там, где ворота с феями и музей напротив. А от музея нужно свернуть в переулок налево. И там…
Вот он! Каменная фигурка кота сидела на мостовой, словно охраняя тяжелые ворота, на которых висела небольшая металлическая табличка. Еще раз удивившись, как можно было эту грубую статую принять за грациозного кота, Анна осторожно провела рукой по каменной кошачьей спине. Потом она достала фотоаппарат — в конце концов, пришла сюда именно за этим. Во всяком случае, так она сказала себе: в старый квартал нужно вернуться, только чтобы сделать последний кадр, и ни за чем больше.
Ну вот и все. Пора возвращаться домой. Анна заспешила вниз по улице. На какое-то мгновение ей показалось, что под ногами у нее мелькнул рыжий хвост. Но нет, это всего лишь ветер играет опавшей листвой.
Дома Анна даже не стала разбирать чемодан. Наскоро приняв душ и переодевшись, она схватила зеленую папку, которая увеличилась как минимум вдвое, и поспешила вниз по лестнице. Завела машину и уже готова была тронуться с места…
На капоте сидел огромный рыжий кот и смотрел на нее круглыми янтарными глазами, словно перечеркнутыми узким вертикальным зрачком.
— Не может быть! — прошептала Анна, дрожащими руками пытаясь открыть дверцу. С третьей попытки ей это удалось. Когда она на подгибающихся ногах вышла из машины, кот мягко спрыгнул вниз с противоположной стороны капота и пропал из поля зрения. Она бросилась за ним, но кота уже и след простыл.
— Кис-кис-кис! — позвала Анна. Обошла вокруг машины, даже заглянула под нее. — Выходи, где же ты… Пирош?
И тут же рассердилась на себя. Решительно забралась на водительское сиденье и забормотала, выруливая со стоянки:
— Это просто кот. Другой кот. Чужой. То есть местный. Он не мог приехать за тобой из Соллерна. Мало ли котов в городе! И половина из них — рыжие. Это просто кот.
Это заклинание она прекратила повторять, только оказавшись в приемной Главного. Отдала зеленую папку секретарше и собралась было уходить, но та воскликнула:
— Нет-нет! Вы должны к нему зайти! Он хотел поговорить с вами после приезда.
День определенно не складывался. Обреченно вздохнув, Анна вошла в кабинет.
Главный долго изучал отчет. Закончив, он откинулся в своем кресле.
— Теперь я вижу, что Клара не зря настаивала, чтобы именно вы занялись соллернским филиалом Все выполнено как нельзя лучше.
— Спасибо, — прошептала Анна и перевела дух. Кажется, все в порядке.
— Осталось только передать все отчеты новому управляющему до его отъезда в Соллерн. — Главный сделал эффектную паузу.
— Я могу передать! — с готовностью отозвалась Анна. — Только скажите, кому.
— А вот вы мне и скажете, кто поедет в Соллерн на новую должность. — Главный прищурился, очень довольный собой. — Может, это будете вы?
— Я?.. — опешила Анна.
— Вы понимаете, что нам нужен свой человек в филиале, расположенном так далеко. А для вас это — прекрасная возможность показать свои способности. Кроме того, откроются новые перспективы, ну и в материальном плане, вы понимаете…
Анна молчала, не зная, что ответить.
— Я ни в коем случае не тороплю вас с ответом, — покровительственно пробасил Главный. — У вас впереди выходные. Подумайте. А после выходных сообщите мне свое решение и выезжайте. Церемония открытия назначена на первое число. Удачи на новом месте.
Анна притормозила у дома Леона. Еще в Соллерне она решилась наконец-то на действительно серьезный разговор, расставляющий точки над «а». Кажется, сейчас будет даже легче, чем она ожидала. Она просто скажет ему, что получила повышение и уезжает в Соллерн, словно уже все решено. Вот тогда посмотрим, позволит ли он обстоятельствам разлучить их. И почему-то Анне казалось, что он позволит. А раз так, то так тому и быть.
Она открыла дверь своим ключом, вошла в пустую квартиру и первое, что заметила на столике под зеркалом, был начатый флакон духов. Чужих духов. В комнате валялась пара розовых пушистых тапочек, а в ванной обнаружился небрежно брошенный шелковый халат.
Все точки над «i» были расставлены, вещи были названы своими именами, и обстоятельства оказались сильнее них. Ключ от квартиры Леона она аккуратно опустила в почтовый ящик.
«В конце концов, что меня здесь держит? — рассуждала Анна уже дома, делая глоток свежесваренного кофе. — Только работа. Близких у меня здесь нет. Уже нет. А там? Новая работа с перспективой, тут Главный прав. Приятный коллектив — вот, например, Феликс… То есть, конечно, не только Феликс. А какой там чудесный город! Зеленые улицы, море, тепло, вечный май!»
Стараясь не обращать внимания на как-то неприятно царапнувший ее «вечный май» (и чего только в голову не придет!), она подключила фотоаппарат к компьютеру. На экране появились начинающие желтеть ясени соллернского парка.
«Я хочу туда!» — решительно сказала себе Анна.
Кадры сменяли друг друга. У деревянного причала теснились лодки. Забыв о таявшем мороженом, не сводила глаз друг с друга парочка в летнем кафе. В подсвеченной витрине магазина радужно переливались стеклянные безделушки. По стене дома карабкались смешные человечки. Феи под одним на двоих зонтиком уселись на воротах, свесив крошечные ножки.
И только последний снимок был безнадежно испорчен. Лишь в левом верхнем углу видна была часть таблички, и даже можно было разобрать несколько слов: «Доктору… С вечной признат…». Все остальное пространство экрана занимало круглое янтарное пятно, перечеркнутое узкой черной вертикальной полосой.
Дарья Лебедева
ВСТУПАЯ В ОСЕНЬ
Под ярким впечатлением от книги рассказов Нила Геймана «Хрупкие вещи»
При обыске в кабинете Нэйла Гимана, бывшего охотника, давно подозревавшегося в сочувствии тем, кого он обязан был преследовать, найден дневник. В нем Гиман сознается во множестве преступлений, включая интимную связь с одной из так называемых людей-кошек. Сам предатель скрылся и пока не найден. Архив документов, упоминаемый в этом письме, также пока не обнаружен: очевидно, Гиман прячет его в надежном месте. Поиски архива и бывшего охотника продолжаются. За любую информацию об этом человеке и его «друзьях» назначено вознаграждение. Напоминаем, что люди-кошки очень опасны! Содействуя властям в поимке преступника, покрывающего их, вы обеспечиваете безопасность себе и своим близким.
The Earth Times, официальный печатный орган правительства Земли
Несмотря на запрет властей, мы берем на себя смелость и публикуем отрывок из найденного у Гимана дневника. Люди должны знать и другую сторону правды! Читайте и думайте — преступник этот человек или нет? Опомнитесь, за что мы преследуем людей-кошек?
Анонимная листовка
проснулся сегодня, спустя два года, и сразу вспомнил о ней. Как она ничего не боялась, какой теплый тогда был сентябрь… Как она трогала мыском кроссовки струю фонтана, а вода теряла свою прозрачную стройность и рассыпалась блестящим бисером.
Я проснулся спустя два года после того, как потерял ее, и подумал, как сильно она изменила мою жизнь. Здесь, на двадцать четвертом этаже, снова слышен свист, вой, смятение ветра — поток воздуха проносится мимо в попытке снести высотное здание, с угрожающим кличем, но здание продолжает стоять. Он проходит насквозь — невидимый и злой, как привидение. А мне остается смотреть в окно — там темно и неуютно. И радоваться, что я здесь, в тепле, и лампа светит неярким желтым светом.
Я проснулся сегодня, спустя два года после того, как узнал о ее смерти, позавтракал и вспомнил, что она не могла начать день без чашки кофе. Тогда я вылил кофе в раковину и запил завтрак простой водой. Прилег на диван и открыл книгу, которую с интересом читал все предыдущие дни — оставалось всего несколько десятков страниц. Но я прочитал слова: «Она остается на краешке времени, непреклонная, целая и невредимая, всегда — по ту сторону, за пределом, и однажды ты откроешь глаза и увидишь ее, а потом не увидишь вообще ничего — только тьму».[5] И понял, что не смогу прочитать больше ни строчки, пока не вспомню ее, не напишу о ней хотя бы несколько слов.
* * *
В то утро я впервые услышал, как она заурчала. Ее странности, цвет волос, необычная манера одеваться — все то, что я приписывал ее яркой эксцентричности, — вдруг обрело одно-единственное логичное объяснение. Я застыл и старался не шевелиться, чтобы не потревожить ее — она урчала громко, как кошка, и потихоньку засыпала За это их и прозвали так. Когда она уснет, она перестанет урчать. Она была счастлива и довольна и, похоже, не осознавала, что издает мягкие утробные вибрации.
