Васнецов клялся и божился, что новый режиссер в смысле горячительного ни-ни, артистов за один запах перегара с репетиции выгонял. Порядок в труппе железный навел! Волевой, так сказать, рукой!..
И в минуту, когда судьба очага культуры была практически решена, дверь в кабинет открылась, и на пороге возник сам Юрий Иванович. Обладатель волевой руки вид имел плачевный: под глазом фингал, на скуле ссадина, кожа на руках ободрана. Да и одежда на нем была не только не первой – даже не второй свежести. К рубашке прилипли березовые листья, как будто он парился, не раздеваясь. Соловьев, точно ищейка, принялся нюхать воздух, пытаясь уловить алкогольные пары. Не уловил. Неужто что похуже?
– Здравствуйте. Извините, господа, я трубку потерял, – спокойно и устало поприветствовал Плетнев уважаемое собрание, развеяв черные мысли спонсора, – люди на месте?
Васнецов не мог припомнить, когда и кого он в последний раз был так счастлив видеть. Поспешил заверить, что все в сборе, только его и ждут.
– У меня просьба. Доведите до коллектива, что выходные отменяются. Переходим на усиленный график работы. В городе операция «Ураган»…
Поймав на себе изумленные взгляды присутствующих, поспешил поправиться:
– В том смысле, что иначе не успеем. И еще… Мне надо небольшую сумму. Ненадолго. И я пока здесь поживу. Можно?
Не сказать чтобы директор был рад предоставить этому странному человеку свой кабинет и любимый диван. Да и денег давать не хотел – прошлый раз аванс взял и сразу исчез на несколько дней. Может, лучше распорядиться, чтобы в буфете бесплатно кормили?
Но спонсор вдруг выказал неожиданную лояльность. Приказал деньги выплатить и все просьбы Юрия Ивановича удовлетворить. В обмен на конкретные сроки премьеры, разумеется.
* * *
Паша Гудков готов был молиться Богу, идти в церковь ставить свечку и совершать прочие, с его точки зрения, никчемные поступки. Единственный свидетель его могучей аферы Плетнев сбежал в неизвестном направлении. Хотя Бог здесь ни при чем. Скорее всего, бедолагу спрятала Ирина. Поняла, что Деризубов сотворит с ним страшное, никакие уговоры не помогут. Сотворит по двум причинам – личной и общественной. Видать, Ирка Тоху все-таки любила. И все идет по плану.
– Я же говорил, говорил! – Паша от счастья был на грани истерики и бил себя кулаком в грудь с силой, многократно превышающую земное притяжение. – Всех кинул, жук навозный! Я тоже виноват – подтянул урода позорного! Но ты-то, Николаич, как мог на меня грешить?
Деризубов занимался бизнесом по определению неспокойным, поэтому ситуацию воспринимал ровно. И не такое бывало. В конце концов, все и всегда находятся, главное – хорошенько поискать. А этот мент продажный не семи пядей во лбу: один раз нашли и во второй найдут. Жаль только времени потерянного.
Провинившийся Лютый, бездарно проморгавший пленника, виновато потирал шею и клялся, что никого не разглядел, потому что подкрались сзади и реально отключили. Человек пять, не меньше.
– Интересно, как они здесь оказались? – с мрачной подозрительностью задал Деризубов оч-чень хороший вопрос. Правильный и своевременный.
Паша почувствовал, как предательски задергалось веко. Если выйдут на Ирку, то она, язва, молчать не станет и Гудкова сольет – глазом не моргнет. Она его никогда не жаловала, считала, что друг на мужа плохое влияние оказывает. А на нее обязательно выйдут, Деризубов через минуту кнопочку вызова на мобиле жмет.
– Да никого тут не было! Это врачиха из бани выбралась и шандарахнула по башке поленом. Валить надо, они же заявят! – Паша умело направил беседу в параллельное русло. – Похищение человека – это до десятки. Или даже больше. Не знаю, куда вы, но я за бугор, пока визу не перекрыли.
– Не поленом, а шокером. И она в бане была. Но я согласен, валить надо, – согласился Лютый. – Я к маме на родину, в Смоленскую. Родня спрячет в погребе.
– Сначала Антошу надо найти, – Деризубов волевым решением приостановил сбор чемоданов.
– А что меня искать? Здравствуйте, джентльмены.
На пороге дачи стоял беглец. Уже прилично одетый, подстриженный и побритый. С замаскированным театральными гримерами фингалом. Кадкин молчал и не торопился реагировать, ожидая, как ориентира, реакции Деризубова. Лютый глупо улыбался, простив даже удар шокером. И только Паша заметно напрягся, принимаясь определять расстояние до ближайшего окна. При этом всех членов алмазного картеля посетила общая мысль: Плетнев один пожаловал или с ОМОНом?
– Не волнуйтесь, я один, – с усмешкой успокоил тот, проходя в комнату, – надеюсь, вы понимаете, что я вернулся не для того, чтобы в баньке попариться. Хочу внести ясность в наши отношения.
– Лучше внеси ясность, где камни, – Паша вспомнил, что лучшая защита – нападение. Особенно про лобовых вопросах. Говорят, этому тоже учат политиков на специальных секретных курсах.
Чего-то в этом духе Антон Романович и ожидал. Друг детства делал именно то, за что в годы счастливого отрочества полагалось устраивать темную. Натягивать на голову пальто и бить, бить, бить.
Он взял колченогий табурет и подсел к столу, напротив Деризубова. Вкратце, по-режиссерски, изложил суть. Про подмену алмазов в пиджаке, про подстроенную драку в кафе и про Ирину, узнавшую адрес дачи.
Паша крутился ужом в попытке убедить присутствующих, что не при делах. Одновременно с этим продвигался ближе и ближе к приоткрытому окну.
– А ведь ты действительно мог, Паша, – с каким-то театральным разочарованием заметил Деризубов, – мог…
– Судя по новостям в Интернете, пиджак вы нашли. Верно? – продолжал Плетнев.
– Верно.
– И камней там не оказалось.
– Да. Стекла.
– У того, кто их взял, был один выход – сделать так, чтобы я исчез. Паша, так кто позвонил Ирине?
Паша понял, что, при всей своей изворотливости, ответ на сей простой вопрос он не даст. Никакие курсы не помогли бы. Оставался один выход. Через окно.
Короткий разбег, прыжок, полет. Мелькнувшие на прощание подошвы турецких ботинок. Эх, не будет их теперь в России, долго не будет. Может, совсем. Жаль, ботинки неплохие и дешевые.
– Догнать! – Приказ Деризубова прозвучал как залп ракеты.
Кадкин с Лютым предпочли дверь.
– Эх, старею, – вздохнул Николай Николаевич, – чувствовал же, что он – крыса, а сказать стеснялся.
Антон Романович никак последнее не комментировал. Предложил деловое соглашение. Он не сдает органам честную компашку, а в обмен на это Коля лично идет к Валерии и убеждает, что никаких камней у Антона нет. И не было.
Деризубов недобро ухмыльнулся:
– Кого ты сдать собрался? Между прочим, ты в доле. Или забыл про аванс?
Что верно, то верно – аванс майор получил. Жаль, потратить не успел – вместе с документами и вещами он исчез в карете московской скорой. И если по совести, то на контрабанду добровольно согласился, никто не пытал и руки не выкручивал. Плетнев, однако, не смутился укору и широко улыбнулся, глядя бриллиантовому контрабандисту прямо в глаза:
– Я перевозил обычные стекла, которые, к тому же, у меня никто не изъял. И вы не сомневайтесь, Николай Николаевич, в случае необходимости я все это легко представлю оперативной комбинацией. А аванс – вот, получите…
С этими словами он выложил перед Колей деньги, полученные по ведомости в кассе театра Гоголя. Спасибо спонсору. Заработанного честным трудом было, по правде сказать, жаль.
– Копейка в копейку, можете не пересчитывать! И мой вам совет, заканчивайте со своим бизнесом.
Деризубов локтем сгреб купюры и угрюмо поинтересовался:
– Ирина с тобой?
– А вам-то что? – Плетнев даже не предполагал, что у его жены может быть что-то общее с подобным элементом.
– Мне это крайне важно, – с ласковой улыбкой подтвердил собственный интерес Коля. – Даже не представляешь как.
* * *
Вернувшись в Москву, Прокофьев подхватил увесистую стопку изъятых у Золотова уголовных дел и направился отчитываться о проделанной работе. Задержанного оставил в приемной под охраной одного из подчиненных.
Генерал Багров внимал докладу, задумчиво теребя великозельскую конфету – Прокофьев угостил сувениркой. История выходила непростая. С точки зрения законодательства – все чисто. Работа этим жуликом выполнена на совесть, бумаги оформлены – не придерешься. И в корзину все это просто так не выкинешь, там же аресты. Причем аресты не левые, а санкционированные судом. Если всё всплывет, то скандал выйдет – мама не горюй! Всем писакам страны материала хватит. И полетят головы, в том числе и его собственная. Не потому, что время такое. Борьба за кресло – вещь перманентная при любой политической ситуации.
– Слушай, он хоть сказал, зачем всё это затеял? – Морщась от возможной перспективы скандально прославиться, генерал нервно продолжал разворачивать кондитерское изделие и тут же заворачивать обратно.
