Крыло было так себе… А я пела от восторга… Оно явно не шедевр… но для урагана такой силы этого оказалось достаточно, чтоб держаться в воздухе. Хотя бы какое-то время. По крайней мере я уже не чувствовала себя в воздухе беспомощной. И скоро уже могла не бояться даже обрывов ветра, подчиняя ураган…
Боже, что это со мной сделало! Полученная власть над ураганом поистине свела меня с ума… Подобного не было со мной с двухмесячного возраста. Я так и не поняла потом, где кончалась реальность и начинался бред. И был ли он. И была ли реальность…
Я заливисто смеялась и плакала от радости и полноты жизни!!!
Не знаю, сколько так прошло. Я всегда училась очень быстро, представляя в уме полностью, как я это делаю. Сначала в воображении полностью создавалась модель явления, которое я должна была воплотить. До мельчайших деталей и наблюдений.
Это воображение позволяло мне, как опытному актеру, не только входить мгновенно в роль незнакомого человека, чего так часто требовала жизнь, но и, тем же процессом наблюдения, почти мгновенно повторять навык. Тем более, что тело было привычно следовать за мыслью, как актера. Или мастера тэйвонту.
Ты наблюдаешь, потому ты знаешь все нюансы реально, ибо ты отметила и построила их в воображении… А тренированное тело привычно повторило это наяву словно и без твоей воли… Ты словно имитируешь образ, который действует в твоем воображении — мысль лишь ненадолго опережает тело… Так хорошо играть, когда есть внутренний образ, модель… Ибо чтоб сыграть построенный на наблюдениях образ, например слепого, им нужно крутить в воображении легко. А повторить телом словно за мыслью — легко — здесь не надо играть, ты просто имитируешь… За воображением. И никаких смешков твоих, неловкости, ибо ты сосредоточена на образе. И играть легко, ибо ты знаешь, что играть… Но для этого нужно много наблюдать… Ибо не так легко засечь все эти особенности поведения человека или приема… Чтобы сыграть, они должны уже быть в тебе…
Это людям только кажется, что все понятно и ясно — на самом деле тысячи наблюдений и особенностей движения были упущены. Но, когда они есть, когда уже есть модель в мысли, тогда играть очень легко. Многие не понимают, что чтоб сыграть слепого, сначала надо пронаблюдать все его особенности и уметь в воображении легко строить его поведение в любой ситуации. Без этого наблюдения и потом — построения движения в воображении чуть опережая движение тела — как сыграешь, как повторишь?
Как ни странно, сумев сделать это точно в воображении, проделать навык руками
— это уже легко. Особенно при умении воплощать любое движение воображения. С опытом ты уже делаешь это автоматически и бездумно, просто понаблюдав человека… Ты учишься всему мгновенно, ибо в воображении уже есть образ.
И снова мелькнула неприятная мысль — кто я? Зачем мне мгновенно перевоплощаться и имитировать чужих слуг? Но я уже знала, что все неприятные мысли — это просто галлюцинации, и не очень ими огорчалась. Я простая сумасшедшая. Я хорошая. И все будет хорошо, меня найдут, успокоят.
Взмывая в особо мощных потоках как можно выше, я потом сходила с ума, как трехмесячный щенок. Боже, что я вытворяла! Если это бред, то он был очень крутым, красивым и интенсивным…
Я медленно крутилась в воздухе, будто медленно переворачиваясь по песку или нежась в воде, взмахивая руками, ложась то на левую, то на правую сторону, выписывала виражи, входя то в одну, то в другую сторону; то взмывала в развороте вправо и вверх, то проваливалась вниз туда, куда была направлена моя ведущая рука; то шла даже навстречу ветру, устремляясь, как на горке, вниз. А в самом низу резко взмывала вверх… И с каждым мгновением, проведенным в воздухе, движения мои становились все совершенней, тренированное к мельчайшим нюансам тело мгновенно ухватывало желаемое, и вскоре я могла уже висеть в воздухе лишь пошевеливая чуточку руками, предпринимая почти незаметные для глаза изменения тела. Или проводила такую сложную и непонятную со стороны последовательность действий, что получала совершенно нереальное желаемое, которое аж никак нельзя было предположить, глядя на действия. Так действует мастерство — результат не очевидно вытекает из последовательности действий, он рождается из их синтеза. Я не могла отделить, где кончается реальность и начинается сон. Я вслушивалась всем сердцем в свои движения и особенности воздуха и откликалась на них. Ураган словно исчез, хотя я была на его переднем крае и внизу сокрушались дома и деревья… Одно я знаю — мне казалось, я никогда еще не была так счастлива. Впрочем, мне всегда так казалось… Я задавалась себе вопросом: почему же я раньше никогда не летала? Бедная девочка, я не могла сообразить, что это ураган дает подъемную силу этому хлипкому приспособлению. Мне же казалось, что я абсолютно подчинила воздух, могла планировать куда угодно, зависнуть в любой точке — с высоты восемьсот метров, конечно же, казалось, что я не двигаюсь; идти в любом направлении. Я просто снова сдвинулась по фазе.
Не знаю, сколько часов я провела в воздухе, цепляясь за передний фронт урагана, будто на доске балансировала на волне, как я любила в детстве делать сутками, мчась через океан… Может, это было даже двадцать минут. А может и сутки… Время для меня словно остановилось. Я упивалась им, лениво шевеля
"крыльями"… То есть, разворачивая свое крыло или мягко изгибаясь в потоке, так, что мягко выполняла любые фигуры… Снова и снова…
Потом, анализируя мои воспоминания с одним ученым, мы пришли к обоюдному выводу, что это даже могло быть. Что сверхсложнейшие виражи, спирали, зигзаги и медленные фигуры могли быть правдой. Точнее сказать было нельзя, поскольку мое воображение с детства воспитано как точное, то есть оно закладывает в себя все познанные законы и особенности совершенно автоматически, как счетчик совершенно бездумно точно считает число камней в стенке или суперсложный корень. То есть, если сопротивление воздуха в воображении таким крыльям было таким, то оно таким и было. Если я указывала, что выстреленая стрела при таком положении арбалета и таких порывах ветра с дождем ударит точно в эту точку и пробьет ровно настолько, то так оно и было. И ни на миллиметр меньше. Если я, взглянув на колеблющуюся бочку, знала, что там двести семнадцать литров воды, то можете быть уверенными — это точно. Я не рассчитывала карты в игре — я просто знала это, как почти бездумно могла извлечь любой корень из любого числа или автоматически угадать сектор, в котором остановится механическая рулетка… Обычная тренировка внутреннего аппарата, ничего более. Как в детстве я ее любила! Надо доводить любую учебу до умения сознания, чтоб не рассудок считал, а при одном взгляде ты уже знала, сколько там литров или кирпичей, как взглянув на сверхсложнейшую комбинацию миллионов признаков, ты уже знаешь, что это Джино, соседский мальчишка, и что он тебя сейчас дернет за косу — говорил мне в детстве наставник. То есть надо создать в своем сознании работающую структуру, чтоб она считала. Конечно, для этого придется много посчитать, понаблюдать, проанализировать — миллионы, нет — миллиарды решенных задач… Не накапливать бессмысленные сведения в сознании, но вооружать себя мастерством, когда художник просто знает, какую краску положить…
Да, опытный сапожник или портной с одного взгляда снимает мерку с клиента на башмаки или на платье, даже не коснувшись его…
Ну не сумасшедшая ли я?
Заложив вираж, я круто скользила к земле, играя с ветром, как играют молодые птицы, резко сбивая направление то в одну, то в другую сторону и бездумно наслаждаясь покорностью стихии. Я делала это снова и снова, но не разочаровывалась повторением, ибо оно меня не могло разочаровывать. Я просто с детства не знала такого слова — разочарование. С тех пор как научилась сосредоточиваться, по-моему. Мне почему-то казалось, что разочарование для дураков, и просто значит неумение погрузиться всем сердцем в дело или мастерство. А меня тогда невозможно оторвать от дела… Ибо я погружаюсь в действие с каждым разом все глубже, всем умом и сердцем, осознаю его все полнее, делаю все нежнее… Но меня почему-то боятся… Но ведь я только все довожу до совершенства? Только вот пределов ему не знаю…
Меня, правда, обвиняли из-за этого во всяком. Так создавались глупые суеверия, на основе чужой глупости… В дьявола я никогда не верила. Да! Если так получилось, что родители назвали тебя именем местного бога. И все из-за того пустякового факта, что родилась я в зимнее солнцестояние. Когда ночь начинает переходить в день. Когда все нормальные люди празднуют рождество. А на меня в этот день напали и пытались убить еще не родившуюся. Вместе с матерью. Точнее наоборот. Маэ вместе со мной. И напавшие слишком хорошо знали, почему. И родилась я среди невиданного по беспощадности смертного боя. И что стала кое-кому поперек глотки самим фактом своего бытия, так что меня в первый год пытались убить столько раз, сколько дней в году. И что первыми моими няньками были бойцы, учившие меня в коротких передышках между нападениями врага. И первыми погремушками — ножи и миниатюрный арбалет. И что даже мама научилась стрелять не думая и не прекращая кормить меня.
