не желая испытывать непосредственно на себе все прелести характера Бородулина, заместитель управляющего трестом Лебедев частенько прибегает к помощи телефона.
Вот одна из бесед:
— Товарищ Бородулин, где же вы пропадали? Вас давно в тресте ждут.
— Пошел ты.
Коротко и ясно.
Но чтобы до конца уяснить себе образ этого руководителя, я беседую с добрым десятком работников треста, и все в один голос заявляют категорически и прямо:
— Бородулин — хам. Примеры? Сколько угодно.
К начальнику отдела кадров заходит его подчиненная.
— В коридоре вас очень давно ждет какой-то рабочий.
Не мешайте…
— Но нельзя же томить человека за дверью!
— Вон отсюда!
Как видите, Бородулин — человек решительных действий. Не понял грозного смысла поджатых губ, нахмуренных бровей — пеняй на себя:
— Вон!
— Убирайтесь к черту!
Каков же результат? Плачевный. В буквальном смысле: немало слез пролили оскорбленные Бородулиным женщины, работницы треста. Слезами, однако, начальника не проймешь. Он непреклонен:
— Идите и утритесь!
Стоит ли после этого удивляться, что в партбюро сыплются одно за другим заявления на Бородулина: «обругал… обидел… унизил…».
А секретарь партбюро Лаптева не только собирает заявления, но и прикладывает к ним свое. Ведь и ей, Лаптевой, Бородулин с насмешкой сказал:
— Подумаешь, пуп земли!
Собралось партбюро. Раз, другой… Бородулина предупреждали, он каялся, обещал исправиться, подтянуться, а затем снова пытался поставить всех во фронт:
— Молчать! Не возражать! Уволю!
Я вот к чему клоню разговор. У нас нередко изображают кадровиков сухарями и бюрократами. Но, как и среди людей других профессий, есть кадровики внимательные и черствые. Умные и недалекие. Культурные и некультурные. Все зависит от самого человека.
Работать с кадрами отнюдь не значит перебирать лишь бумажки, изучать анкеты, ставить печати. Кадры — это живые люди. А с ними надо уметь обращаться!
За долгие годы своей деятельности Бородулин так и не заметил, как выросли вокруг него эти самые кадры, как расширился кругозор людей, как поднялась их культура.
Люди росли, а Бородулин топтался на месте. И он отстал. Не только в смысле культуры, но и в своих взглядах на жизнь. Этот человек живет старыми понятиями, действует методами, давно ушедшими в прошлое.
Поскольку Бородулин всего этого не захотел осознать, коммунисты треста вынесли ему выговор и попросили руководство освободить их от такого работника.
Освободили.
А народный суд тотчас Бородулина восстановил.
Иногда создается такое положение, что от заслуживающего увольнения невозможно избавиться. Причем на защиту встает не только суд. Многие начинают рассуждать так:
— Ну уволим, а куда он пойдет? У нас нет и не может быть безработных!
Верно, не может. А кто сказал, что у нас могут быть бездельники, рвачи, грубияны?
— Мы готовы предоставить Бородулину другую должность, не связанную с кадрами, — говорят в тресте. — Без работы он не останется, но руководить он не может.
— Нет, может! — сказали в суде. — Он восстанавливается в прежней должности с оплатой за вынужденный прогул.
И что же? Получив деньги, Бородулин снова садится в руководящее кресло и снова все идет по-старому: «Вон!», «Убирайтесь!», «Идите к черту!».
Если руководитель упорно не желает понять всю неприглядность своих поступков, так надо заставить его понять. На рядовой работе.
Вынырнув из табачного дыма, управляющий трестом решительно сказал.
— Хватит с нас совещании. Довольно тратить попусту рабочее да и нерабочее время. Будем решать вопросы оперативно, по-деловому. Кто за? Так. Против? Принято единогласно.
На радостях сразу организовали культпоход. Вместо проклятого совещания пошли в театр. В онеру. Во главе с самим управляющим. Чинно сели на свои места и замерли в ожидании таинства.
Заиграла музыка. Поднялся занавес. На сиене сразу началось совещание.
Артист, талантливо загримированный под председательствующего, проникновенно спел лирическим тенором:
— Пове-е-стка дня-я…
А откуда-то сзади хор бодро и дружно грянул: «Слушали — постановили! Слушали — постановили!»
Управляющий трестом заглянул в программу и ужаснулся. Там было написано:
«Действующие лица:
Председатель собрания — засл. арт. респ. Верхне-Дунайский.
Члены президиума собрания — засл, деятели автономной об л. Бобченко, Добчеико и Лифшиц.
Счетная комиссия: учащиеся оперной студии».
Управляющий потихоньку поднялся и, пробравшись к выходу, спросил встрепенувшегося билетера:
— Принимать резолюцию скоро будут?
— Третья картина. После антракта.
— Так. Ну, а считать голоса?
— Чего там считать? У нас в театре настоящих голосов раз, два — и обчелся.
— Я говорю о голосовании по ходу оперного собрания.
— А! Это, дорогой товарищ, в финале. Перед самым что ни на есть гардеробом. Как урну под перезвон колокольчиков внесут на сцену, так, считай, дело к концу идет.
В антракте управляющий сказал грустным подчиненным:
— Не унывать! Пошли в кино. Только выбрать надо поинтереснее. Вот, например, фильм «Погоня».
Фильм действительно захватывал с первой минуты.
Человек мужественно гнался за уходящим трамваем. Не успевал. j Гнался за троллейбусом. Успевал, но в последний момент падал. Лежа, он вспоминал свою жизнь.
Затем вскакивал в свободное такси, но не успевал до конца первой серии уговорить несознательного водителя подвезти его.
Во второй серии появлялся самый лучший в мире вертолет. Под звуки звездного марша герой фильма опускался прямо на крышу и через красиво обставленный чердак попадал в зал к столу президиума.
Оказывается, он торопился потому, что должен был председательствовать на вот-вот открывающемся важном заседании.
В финале фильма звучат слова диктора:
— Мы рассказали вам простую историю о простом председателе рядового собрания. Он не сделал ничего особенного. На его месте так поступил бы каждый. Если нужно, он успеет сегодня же еще на одно собрание!
— Это верно, — согласились работники треста. — Можно успеть и на десять совещаний в день! Но как от них отдохнуть?
— Знаете что, — предложил управляющий, — пойдемте на стадион! Уж там-то…
А там, между прочим, шло очередное заседание членов клуба любителей футбола. И прения были в самом разгаре.
* * *
Могут сказать, что юмореска несколько устарела. Что, дескать, для наших спектаклей и фильмов уже не характерны многочисленные совещания. Возможно, возможно…
Все дело в том, что я написал эту юмореску давно, но никак не мог опубликовать. Редактор, который должен был ее прочитать, все время пропадает на заседаниях и совещаниях.
