трубку к моему уху: — На, послушай!
— Что ты! — смутился я.
— Слушай же!
Если бы вы слышали, как звучал се голос! Сколько в нем было нерастраченной нежности!
Витя томно вздохнул и как можно взволнованнее спросил:
— Когда? Где? Под часами? Хорошо, милая. Только не опаздывай, умница ты моя.
Он положил трубку и деловито поинтересовался:
— Сколько пропусков нужно?
— Один… Нет, два! Лучше два.
— Ясно. Жди меня завтра утром.
Но утром он не появился. Не пришел он и к вечеру, и я сам помчался к нему домой.
Витя неподвижно лежал на диване и скорбно глядел в потолок. Я поздоровался, но Витя даже не пошевелился.
— Что случилось? — испуганно спросил я и легонько тряхнул его.
И тогда Витя тихо, по внятно сказал:
— Дрянь.
— Кто?
— Она, кто же еще.
— Что же все-таки произошло?
— Не хочется и вспоминать… В общем, пришел я под часы. Стоит, ждет. Взял ее под руку, а опа говорит: «Не надо». Предложил ей зайти куда-нибудь посидеть, а она отвечает: «Зачем? Мне некогда. Вы лучше скажите, сколько вам пропусков нужно». На всякий случай я сказал — три. И тогда эта девчонка, глядя мне прямо в глаза, спокойно сказала: «Три пропуска будут вам стоить пятнадцать рублей».
Витя помолчал и добавил горестно:
— Вот молодежь пошла!
Вот уже седьмой день подряд Коля страдал.
Страдал жестоко и безутешно: ему не давала покоя любовь.
Коля учился в четвертом классе, и, естественно, мы имеем в виду любовь к маме.
Коля очень любил свою маму, и поэтому ему хотелось подготовить ей подарок к 8 Марта как можно лучше!
А учительница дала задание трудное: надо было художественно вышить фартук.
И вот Коля мучился. Положив перед собой сложный эскиз узора, он исколол все пальцы, а однажды даже в порыве вдохновения чуть не проглотил зажатую зубами иголку! Но узор упорно не получался.
Обычно в тяжелые минуты жизни на помощь Коле приходила мама, но сейчас он все держал от нее в секрете, ведь это был Колин сюрприз.
Коля пожаловался было учительнице, но та строго сказала:
— Сделай сам! Знаешь, какие сейчас установочки? Каждый уважающий себя мальчик должен уметь самостоятельно вышивать!
К вечеру, окончательно перестав себя уважать, Коля скис и захныкал. В комнату заглянул папа и спросил первое, что пришло ему в голову:
— Ну-с, опять двойка? Нет? Тогда что случилось? Выкладывай!
Через минуту они уже, как заговорщики, шептались, с опаской поглядывая на дверь.
— Даже не знаю, как тебе помочь, — шептал папа. — Лично я в вышивке не силен. На работе наши женщины ужасно заморочены — у всех семьи, хозяйство… Говорят, правда, что директор наш в свободное от посетителей время увлекается вышиванием, но обращаться к нему по такому вопросу мне неудобно.
Коля снова захныкал, и папа на него шикнул:
— Тихо! Привлечем знакомых. Наконец, нам поможет домовая общественность. Это же сила!
И она помчались вниз по лестнице к лифтерше.
Надев очки и шевеля губами, лифтерша сосредоточенно читала периодическую печать.
— Скажите, — спросил ее папа, — а вышивать вы умеете?
— Нет, — ответила лифтерша, — когда-то вязала, но теперь, как один наш жилец выражается, завязала. Может, вам просто зашить чего надо?
— Какое там! Именно вышить. Художественно.
— Мудреная штука.
— В-том и беда. Пошли, Коля. Ты только не показывай виду, не расстраивайся, чтобы мама не догадалась. А мы что-нибудь все же придумаем!
Возможно, мама так бы и не догадалась. Но тайна, рассказанная лифтерше, это уже не тайна: о ней знает весь дом.
— В чем дело? — спросила мама у Коли. — Что это вам с папой так срочно понадобилось вышить?
Коля попытался сдержаться, но предательская слеза его выдала.
Ну, а мама есть мама. Она пожалела Колю. Она утешила его и взялась помогать ему готовить себе подарок.
Но и мама не была мастерицей по части вышивки, а ей очень не хотелось огорчать сына. Ей хотелось, чтобы Колин подарок понравился Коле. И поэтому она тайком отправилась в соседнее ателье.
— Будьте любезны, вы художественную вышивку делаете?
— Что вы, гражданка, у нас только художественная штопка.
— Ясно, — сказала мама и решительно направилась в магазин…
В день 8 Марта собрались гости. Маме дарили духи, цветы, но когда Коля развернул свой красиво вышитый фартук, он произвел огромное впечатление!
Все поздравляли Колю, хвалили его, а папа даже пообещал сходить в школу и поблагодарить за инициативу учительницу.
Только сказал он это как-то уж очень грозно.
Егор Сергеевич Бушмин строго спросил у Вали:
— Как, условия записывать будешь или запомнишь?
— Запомню.
— Гляди мне… Значит, так: шить, стирать, убирать, чтобы блестело все! Готовить, конечно. После девяти вечера из дому — ни-ни! Подружек не иметь. Обойдешься. А уж если парня какого заведешь, предупреждаю: дам по башке!
— Кому, парню?
— Тебе!
«Это, наверно, картинка из прошлого века, — подумает иной читатель. — Хозяин нанимает батрачку».
Нет, век наш, двадцатый, и дни даже наши!
Тогда, видимо, Бушмину посчастливилось: он нашел домработницу. Но какая же домработница согласится с такими условиями, позволит с собой так разговаривать?
А вот Валя позволила. Возможно, потому, что она дочь Егора Сергеевича. Ох, как не хочется выносить семейный сор из избы! Как трудно дочери жаловаться на отца чужим, посторонним людям!
И Валя старалась во всем угодить ему.
Но разве Бушмину угодишь? Он то и дело кричит:
— Почему суп пересолен? Почему каша жидкая?
Валя работает в городской столовой. Готовит на тысячи людей. И эти тысячи довольны поварихой. Один только Бушмин швыряет тарелку с супом:
— Вари новый, такая-сякая!
Вот так и мучается девушка.
Несколько лет назад отмучилась Валина мама. Не видела она с мужем ни одного светлого дня. Егор Сергеевич жестоко бил ее и приговаривал:
— Терпи. Я человек нервный…
Сын Валерий после смерти матери терпеть не стал — уехал в другой город. А Валя все надеялась. Вот получили квартиру новую, комната у нее отдельная, может, наладится жизнь.
Бушмин женился еще раз. Его дело. Но дай дочери покой! Где
