Слеза скатилась по щеке Марии.
– Не смей винить нас в своих отношениях с отцом.
Она развернулась, собираясь уйти, но Хосе схватил ее за руку:
– Подожди. Я не в том смысле… Я вас не виню. Лишь себя, и этот город просто постоянно мне об этом напоминает.
Он притянул Марию к себе и обнял. И плевать, что не имел на это никакого права. Хосе зарылся носом в ее мягкие черные волосы.
– Мария, ты не представляешь, сколько раз я поднимал трубку, чтобы позвонить и позвать тебя к себе. Но это было бы нечестно. Просить тебя отказаться от этого места, когда я знаю, как много оно для тебя значит. Потому я ждал, а вдруг ты приедешь сама…
– Это ты свинтил, – ответила она, не отстраняясь. – Почему я должна была бежать следом?
Хосе сглотнул ком в горле, чувствуя, как ответ вибрирует в голове. «Потому что тогда бы я понял, что значу для тебя больше, чем Совершенство». Но он не мог произнести этого вслух. Хосе положил руку на затылок Марии. Сказать было нечего, но одно он знал наверняка: обнимать ее чертовски приятно. Раздался звонок открывающегося лифта. Послышались шаги, но Хосе не был готов отпустить Марию.
Она вырвалась сама. Подняв глаза, он увидел застывшего неподалеку мужчину и в тоже время услышал испуганный вздох Марии. Потребовалась еще пара секунд, чтобы сообразить: парень с песочными волосами, в данный момент убивающий Хосе взглядом, – тот самый, кто застукал его прошлой ночью голым, пьяным, принимающим спринцовочный душ.
Не говоря ни слова, новоприбывший повернулся, чтобы уйти. Мария смотрела, как он сделал шаг, второй… Сердце Хосе пело от счастья. Она не пошла за ним! Ага, слишком рано обрадовался. Через мгновение Мария сорвалась.
– Мэтт? – окликнула она.
«Это ты свинтил. Почему я должна была бежать следом?» Видимо, к Мэтту это не относилось, потому как за ним она бежать готова.
Лифт снова открылся. Пожилой мужчина вышел, Мэтт зашел. А за ним и Мария. Двери закрылись, Хосе остался в одиночестве. И второй раз за утро почувствовал себя оглушенным.
* * *
Сердце бешено колотилось о ребра. «Что я делаю?» Мария уверила себя, что с Мэттом покончено. Очевидно же, в Далласе у него другая. Дура. Но как же хотелось надеяться… Мария видела, как Мэтт смотрел на них с Хосе. Видела боль в его глазах. Но он все не так понял! Может, и она ошиблась насчет Далласа?
– Я слышал о Джесси, – сказал Мэтт, глядя в сторону. – Подумал, что нужен тебе. Совсем забыл, что у тебя есть кое-кто другой.
– Все не так.
– А как же? – Он хмуро уставился на двери лифта.
«Почему ты не смотришь на меня?»
– Было, но прошло, – призналась Мария. – Давным-давно.
И сама почувствовала лживость этих слов. Потому что не «прошло». Ничего не кончено. Прежде чем двигаться дальше, нужно рассказать Хосе правду.
Джесси была права – он должен знать о ребенке. Последняя точка, так необходимая Марии. Но тогда придется признаться и Мэтту. Рассказать, что потеряла малыша Хосе и потому не сможет больше родить.
Мария вдруг поняла, что Мэтт наконец-то на нее посмотрел. Словно пытался прочесть ее мысли.
– Ты права. Все совсем не так, как мне почудилось. Все гораздо серьезнее.
– Он обнял меня. Вот и все.
Что ж, почти правда.
Мэтт покачал головой:
– Я уже однажды с таким сталкивался. Любил женщину, которая любила другого. Я заплатил высокую цену. До сих пор плачу, и отказываюсь проходить через это снова.
– Все не так, – повторила Мария.
– Да ну? Посмотри мне в глаза и скажи, что больше его не любишь. Скажи, что он больше ничего для тебя не значит.
Она открыла рот, но слова отказывались выходить наружу. Хосе ей не безразличен. Мария не влюблена в него, но можно ли сказать, что она его не любит? Чувства к нему такие спутанные… В сердце Марии целых два Хосе: Хосе-мужчина и Хосе-сын-Рэдфута. Но как объяснить это Мэтту, когда она и сама толком не может разобраться?
Время истекло. Двери лифта разъехались, Мэтт вышел, и Мария почувствовала, что он никогда не вернется.
* * *
Хосе добрался до этажа отца в тот же момент, когда открылся другой лифт, и оттуда появилась Мария. Она снова плакала.
– Все хорошо?
Она посмотрела на него со смесью ярости и отчаяния:
– Нет, все плохо. И, вероятно, уже никогда не будет хорошо.
Это она о Мэтте? Хосе не знал, испытывает ли радость от того, что они, возможно, расстались, или вину, потому что стал тому причиной. Он двинулся за Марией по коридору.
– Я не хотел вызывать проблемы.
Они добрались до палаты Рэдфута, и Мария собралась было толкнуть дверь, но Хосе схватил ее за руку:
– Сначала постучи.
Она закатила глаза:
– И что он сделает? Скажет: «Входите»?
– М-м-м… просто на всякий случай, – промямлил Хосе и постучал.
– Входите, – отозвался Рэдфут.
Они шагнули в палату. Старик кивнул. Хосе кивнул в ответ. Повисло молчание.
– Выглядишь, как застарелое дерьмо, – наконец произнес Рэдфут.
– Ты тоже, – отозвался Хосе.
– Обожаю, как вы демонстрируете свою привязанность. Мужики… – Мария подтолкнула его к койке. – Иди и обними своего отца.
Хосе так и сделал. Рэдфут обхватил его руками и неловко сжал:
– Не знал, что ты приедешь.
– Я услышал о случившемся и заволновался.
– А жил бы здесь, и волноваться бы не пришлось.
Ага. Проклятье! Хосе надеялся, что, застукав отца кувыркающимся с соседкой, получит хотя бы несколько минут передышку. Размечтался.
– Тебе сказали, когда можно домой? – спросила Мария.
– Доктор только ушел. Могу выписываться. Говорит, я в отличной форме. Для чего угодно.
– Я бы мог ему об этом многое поведать, – вставил Хосе.
Мария непонимающе на него глянула и снова повернулась к отцу:
– Он тебя в чем-нибудь ограничил?
– Если и да, то слишком поздно, – пробормотал Хосе и пожал плечами, когда Мария снова на него посмотрела. – Ну просто он выглядит так, будто может прямо сейчас… с мечом в бой.
– Ты только что сказал, что он выглядит, как дерьмо.
Хосе уставился в окно:
– Угу, но лишь после того, как он сказал мне то же самое.
– Не ходил я «с мечом в бой», – высказался в свою защиту Рэдфут. – Я застрял.
Хосе поперхнулся.
Мария переводила взгляд с него на отца и обратно:
– Где застрял?
– Никогда не слышал, чтоб вот так застревали, – с трудом выдавил Хосе.
– Да о чем вы? – не выдержала Мария.
Рэдфут хлопнул ладонью по матрасу:
– Кто-нибудь даст мне штаны, или мне по дороге сверкать голым задом?
– Несколько минут назад ты об этом не беспокоился, – заметил Хосе.
Скай скинул фотографии с камеры на флешку, после чего перевез Шалу вместе со своим ноутбуком в дом Лукаса, чтобы она могла просмотреть снимки. Скай не сомневался, там она в безопасности. Но это не помешало ему четырежды позвонить и проверить.
– Что, боишься, я буду подбивать к ней клинья? – пошутил Лукас.
До этих слов Скай не боялся, а тут вдруг почувствовал собственнические порывы. Что-то новенькое. Конечно, никто не захочет, чтобы другой парень подкатывал к его женщине, но ревность? Скай никогда не ревновал.
И сейчас не собирался. Просто их отношения с Шалой едва начались, и другой мужчина может легко вмешаться и все оборвать раньше, чем это сделает сам Скай. Оборвать? Мысли в голове закружились, в ушах громыхнуло предупреждение мэра:
«Нам только ее разбитого сердца не хватало».
Скай не разбивал ничьи сердца. Большинство женщин с самого начала понимали, на что идут. Знали, что с ним не стоит рассчитывать на что-то долгосрочное и серьезное. Он и дамы наслаждались компанией друг друга, а когда веселье заканчивалось – кто-нибудь уходил. И то, что обычно это был Скай, ничего не значит.
«Боишься, я буду подбивать к ней клинья?»
Он снова набрал номер Лукаса.
– Привет.
– Ну? – отозвался друг. На заднем фоне послышался смех.
– Что вы там делаете?
– Играем в «Скрэбл».
– Ты наконец нашел себе соперника? – Прежде чем завязать, Лукас всякий раз, как напивался, просил Ская сыграть с ним. Этот парень обожал игры в слова.
– Хочу тебе сказать – твоя женщина жульничает.
«Твоя женщина». Собственнические инстинкты чуть поутихли.
– И как же она жульничает?
Скай решил, что такая информация пригодится в дальнейшем, но, дьявол, как же хотелось узнать это не из вторых рук. Он хотел сам выяснять о Шале все эти мелочи.
– Она пытается меня убедить, мол, «дерьмовенький» – это слово. Ну я ей сказал, что дерьмовенькое из него слово.
– Что только подтверждает: это слово есть, – издалека вклинилась Шала и снова рассмеялась, а Скай вспомнил, как она при этом выглядит.
