Чтоб так работать, да еще и в доме, где множество отражений и несколько зеркал, да еще по отношению к тэйвонту, это уже должно быть не просто мастерство, а настоящий гений! Ей богу! Такое развитие мастерства, когда уже просто отдается приказ подсознанию, а оно уже строго анализирует и выполняет, ибо сверхсложнейшие расчеты, а она при этом ни разу не сфальшивила. Да и невозможно это почти для человека сделать сознательно! А профиль у нее от холода чуть опух, да еще она его чуть изменяла…
Дальше я уже не слышала, так как рвала прочь на всех парах. Но Гаю спасибо!
Огромное спасибо! Своей интересной байкой он на мгновение задержал новоприбывших тэйвонту, которым стало интересно. К тому же выход выходил в замкнутый внутренний дворик, лодок других (я так поняла) — не было. Никто ж не мог предположить, что в это время причалят три следующих молодых осла…
Но, надо сказать, я сама только теперь осознала особенность своего поведения.
Радом действительно не видел моего лица. А я его — несколько раз. Но так, приблизив, например, лицо к зеркалу вплотную, чтоб я его видела, а обратно он этого сделать не мог. Или сквозь тоненькую щель в двери. И т. д. То есть у меня всегда был широкий, а у него маленький узкий обзор, не дававший никаких моих особенностей, даже цвета кожи…
Гай был точен. Но он еще не знал того, что уже знала я. Рик сказал, что "Ту сам воспитывал когда-то". Радом был мой тренер! А может и отец, и мамка — все вместе. Ведь в монастырь поступают в основном сироты. И я неосознанно сделала все возможное, чтоб он меня не опознал!
Этот вывод меня оглушил немного.
Кто же я такая?
И действительно ли меня не узнал Радом? Он же был мой тренер, как сказал Рик!
Он сам воспитывал Ту. Или я не Та?
Но я, к стыду моему, как не старалась, не могла его припомнить. И мне было стыдно. Что же между нами произошло? За что меня упрятали в монастырь? А ему явно подчистили память? Отчего я сошла с ума?
— …Ты знаешь, от нее такой чистотой веет, — смущенно говорила тогда Юурга
Шоа, успокаивая ее, когда я уже гребла прочь, толкнувшись от берега в лодке. И я слышала ее далекий, но удивительно четкий голос, каким-то чудом акустики усиливавшийся именно в этом месте на воде из окна. Так бывает. Помню, я словно наяву увидела застенчивую улыбку Юурги. А Шоа возмущалась. А может они подошли или подходили к окну? — вспоминала я.
— …Даже когда она на коленях у Радома сидела, — продолжала Юурга обо мне, — словно ни одной женской и тем более нечистой мысли не было и не могло быть. Я смотрела в глаза — вообще как ребенок. Обожание и только. Точно даже все это, что она Радома обнимает — как игра, а внутри она глубже, строже, чище до невозможности, кристально чистая и совсем другая, словно какой-то могучий и нерушимый стержень мощи и чистоты там, что снисходительно смотрит на ее саму и не даст переступить большее. Ты не права — у нее внутри на самом деле нерушимый стержень чести, через который она никогда не переступит… И никогда не сделает ничего, что могло бы хоть немного нарушить незыблемую и непоколебимую честь, словно это сама основа ее души… Словно мастерство, которое уже незаметно для ее самой, и сделает так само. Вопреки даже внешней ее игре все так повернет, что честь не нарушится… И не потому что она хочет жить так, а потому что душа ее — уже честь, стержень духа, на котором она живет и дышит… И без которого она просто бы тут же умерла, будто вырвали сердце…
Дальше ее интересные выводы были нагло оборваны грубыми и невежественными воплями, нарушившими гармонию… И Юурга замолчала и не сказала больше ничего интересного… Хотя к лести я, кстати, полностью равнодушна.
И теперь я, опираясь на ощущение себя, пыталась понять — кто я?
Я отчаянно крутила в голове все, что узнала о себе и что помнила сама…
Крутила до тихого помешательства, ибо вспомнить себя было жизненно важно. Если хозяева Дивенора, тэйвонту, охранники, сверхбойцы и палачи пытались меня убить, то чем быстрее я это сделаю, тем лучше для меня. А то, как бы мне не оказаться казненной так и не зная — за что?!?
Шутки с тэйвонту шутить — гиблое дело. Устроят на тебя охоту, подключат сотни сверхбойцов, и станут твои бедные пяточки гореть синим пламенем. Потому я думала, думала, думала… Не пыталась логически конструировать из кубиков домик, а пыталась осознать известное мне, вкладывая в мысль энергию сознания.
Много вопросов возникало.
— Кто такой Хан?
— Почему за нападение на него Рики и тэйвонту чуть не посадили в тюрьму и не казнили, ведь тэйвонту, как дипломаты, пользовались неприкосновенностью?
Только Радом судил их?
— Почему меня надо было убить тайно?
— Почему меня потянуло к Радому?
— Почему Радом не узнал меня?
— Или узнал?
— Почему меня не узнали тэйвонту, хотя было известно, что раз увидев лицо, они помнят его всю жизнь? Некоторые старые тэйвонту помнили почти всех жителей
Дивенора, а это миллионы. А уж выдающихся, бойцов, воинов, даже простых солдат
— непременно. При боевых действиях специально устраивали знакомство вновь прибывших тэйвонту с армией. Выстраивали армию, а тэйвонту часами шли вдоль нее. И потом безошибочно могли вычленить шпиона, или сказать, чего стоит тот или иной боец, откуда он, кого и куда можно поставить, кто местный кто нет. Не просто отдел кадров, нет — они знали всю армию до атома, все ее возможности, буквально чувствовали, даже чуяли ее сердцем. Как живую силу. Кого и куда направить и что из этого будет. Тэйвонту в армии был отец и бог родной — он знал всех по имени, знал и помнил подробности его жизни, знал чего можно ждать от каждого бойца, как он может повести себя в бою. Проведя с армией пяток лет, прикомандированный к военачальнику тэйвонту ощущал армию как свои руки. Потому тэйвонту так ценились, а не только из-за того, что были несравненными охранниками. Просто даже не подпускавшими чужого. Не говоря уже о чудовищном, удивительном мастерстве и реакции, лихая слава о котором катилась далеко за пределами Дивенора. Раскатать пятьдесят обычных воинов в рукопашном бою — было для него раз плюнуть. Такой охранник заменял не просто свиту охраны, а был несказуемо надежней. А два или три — как было при каждом принце, делал покушение почти нереальным. Безнадежным… Тем более, что сами принцы были воспитанниками тэйвонту и почти не отличались от них реакцией…
Впрочем, тэйвонту мне никогда не мешали…
Надо сказать, концы не сходились, но я не форсировала события и не старалась насильственно притыкать их, как к быку хвосты, а просто вращала в голове все известные мне данные со всеми мелочами.
В решении сложного вопроса всегда нужно не обессиливающее дерганье к логике, туда-сюда, рассудок, а концентрация мысли и сознания на вопросе. Тогда, во-первых: а) Мышление радостно. б) Используется не поверхностный слой рассудка, а весь аппарат сознания.
Концентрацией внимания мы закручиваем его на проблеме, и мы так постепенно вынашиваем мысль, рождая не логическое рассуждение, а подлинное понимание. в) Решение все равно приходит для нас в совершенно другое время, потом, когда мы уже как бы перестали думать над вопросом.
Таким образом, мы можем действительно обдумывать, осмысливать проблему, то есть проникать в нее глубоко, а не поверхностно бавиться с костями умозаключений, ибо концентрируя сознание и вращая в уме проблему, мы наполняем ее смыслом. Вращать проблему в сердце-чувстве нужно до тех пор, пока все ее аспекты, все известные знания по ней не станут нам настолько близки, как наша мама, лицо которой мы узнаем не рассуждая. Вращая проблему в голове и сердце, мы не просто так действуем — мы наполняем ее сознанием, подлинно мыслим.
Внимание — это действие. Так гласит кодекс. Это действие Сознания, когда мы очувствуем проблему, насыщаем ее сознанием, вращаем в уме, создаем и растим мысль. Или чувство. Гений есть терпение мысли в некотором направлении, или же непрестанное внимание на ней. Пока мысль не дорастет до охвата проблемы.
Концентрируя внимание на проблеме, гении становились гениями.
Да и после этого не следует прекращать вкладывать в растущую мысль энергию сознания. Так мы создаем некий фокус в своем собственном сознании-чувстве, который как бы переформирует все наше сознание, все наше чувство в соответствии с напряженной мыслью. Мы разворачиваем на утвержденную энергией внимания мысль весь наш опыт, все наше настоящее знание, которое мы просто знаем, и все.
И потом возможны два варианта, когда сознание уже полностью реально охватывает проблему в едином мыслечувстве.
Или мы вынашиваем совершенно новую модель, совершенно новое решение и тем совершаем прорыв в области мысли. Мы переплавляем в сознании легион человеческого опыта, ищем, познаем, пока не рождается совершенно новое сочетание…
