всего этого не даст.
Торлейв не хотел называть имя Улеба: кто-то из отроков мог расслышать его сквозь дрему, треск цикад, щебет птиц в березах и шелест высокой травы под речным ветром. Витляна молчала: она поняла его мысли, но ее это не убеждало. Для нее какой-то Аль-Баб был даже менее понятен, чем Ётунхейм. Все это были обычные мужские мечты: прославиться и умереть со стрелой в груди на куче добычи. Очнуться в Валгалле, где все то же самое.
– Он хочет славы. – Из той же осторожности Витляна не называла имени Святослава, но Торлейв понимал, где какой «он». – А я хочу чести и справедливости. Без чести не будет удачи, ты сам знаешь. А это, – она имела в виду участь Улеба, – бесчестье для нас всех. Для отца, для меня и даже для тебя. Я не примирюсь с этим. И странно, что ты так полагаешься на него, когда уже знаешь, как он обходится с родней. Ты хочешь стать князем в Арране – но подумай, что он сделает с тобой, стоит ему увидеть в тебе соперника.
Будучи девушкой умной, опасности для других Витляна видела ясно. Только к себе применить этот здравый взгляд не могла.
– Я надеюсь, – Торлейв усмехнулся, – когда дело дойдет до Аррана, он уже будет на равных с богами и не увидит соперника во мне. Мне ведь нужно не полмира и не цесарский венец, не меч Хилоуса и не Святое копье, а всего лишь какой-то жалкий Арран!
Витляна фыркнула: и правда, безделица же!
– Но хотя Святше доверять следует с оглядкой, доверять немцам я уж точно не могу, – добавил Торлейв. – Они меня сначала обокрали, потом пытались убить. Я жив остался почти чудом.
– Это как? – Витляна распахнула глаза и схватила его за предплечье. – Как это – убить?
– Тебе отец не рассказывал? Той ночью «мой друг» Хельмо пытался утопить Явиславу в Клове, а когда я помешал, его слуга хотел мне горло вскрыть. На мое счастье, Агнер с Илисаром от меня немного отстали, поневоле пропустили того гада вперед, и Агнер у него за спиной оказался. Тот гад, Куно, человек был очень ловкий – я его не услышал. Правда, едва ли и мог: там Явислава вопила, лес шумел… Агнер говорит, тут помогает чутье, но я его еще не нажил. А у Агнера опыта побольше, и тот гад его тоже не услышал. Если бы не он, то меня бы до сих пор искали, и напрасно. И Явиславу тоже. Лежали бы мы оба на дне Клова с камнями на шее. Ты понимаешь, я не могу сильно доверять людям, которые пытались это сделать.
– Святы деды… – Витляна перекрестилась, потом опять сжала плечо Торлейва, выражая приязнь и сочувствие. – Явислава-то чем им помешала?
– Свенельдич тоже хочет это знать, но поговорить с ней сейчас не дадут: молодка новобрачная. Сдается нам, это она немцев к бабе Плыни свела. Они-то не ведают, что Свенельдич давно знает, что они к ней ходили и от нее тех жаб получили. Пытались следы затереть.
– Явислава… Ради Гостяты, что ли, хлопотала? – сообразила Витляна. – Да, я видела, когда круги водили на Ярилу Зеленого, она его выбирала. А он за Правеной бегал, потом его со мной сговорили. Тут возьмешься жаб сушить, как сердце девичье разгорится! – Она усмехнулась, поскольку сама такого не испытала и считала сущей глупостью. – И вон к чему пришло: едва жизни не лишилась!
Витляна содрогнулась, сообразив, как сильно сама рисковала, отправившись вдвоем с Хельмо в темноту леса – и никому ничего не сказав. Еще раз содрогнулась от всплеска холода внутри: она уцелела просто потому, что Хельмо не захотел причинить ей вреда.
– Но кто бы на него подумал? – пробормотала Витляна. – Такой милый человек, приветливый, любезный! Святожизна с Будомиром его почти как своего принимали, слухи ходили, что он к Явиславе сватается! Может, он и не знал?
– Леший их разберет, кто у них взабыль хозяин, а кто слуга. А почему Хельмо показал тебе ме… эту безделицу? – Торлейв взглянул ей в лицо. – Почему? Чего добивался? Все ищут, с ног сбились… кое-кто жизни лишился, – прошептал он, – а тебе пожалуйста, на рушнике поднесли!
– Он меня любит, – не без гордости ответила Витляна. – И еще он сказал, что они хотят передать ме… эту безделицу отцу моему. Чтобы он передал Улебу, а они помогут ему… восстановить свою честь и положение.
– И Улеб будет им всем обязан.
– Сейчас он обязан только Святше, и только позором. – Взгляд Витляны снова стал вызывающим и решительным.
– А! – Торлейв махнул рукой, поняв, что сейчас разговор пойдет по кругу. – Но ты хоть то умно сделала, – он покосился на сестру со снисходительным одобрением, – что игрушку перепрятала. Немцам больше ее не найти, если что. Теперь ты одна и знаешь, где он.
– Мммм… что? – не поняла Витляна.
– Я был там, у громобоя над Лыбедью. Сам выкопал этот лешачий сук, который там лежал, Свенельдичу привез. Если Оттонова братия опять пойдет туда – шиш найдет.
Витляна застыла в молчании. Решив не отдавать Хилоусов меч отцу, она не стала его забирать из-под корней громобоя – понимала, что не сможет незаметно пронести такую крупную вещь на Свенельдов двор и так спрятать, чтобы свои не нашли. В то время ей казалось самым важным утаить свое сокровище от отца: раз Хельмо сам его выдал ей, значит, немцы больше не тронут, ведь так? Она лишь не знала, что на следующее утро Хельмо явится к Мистине, и у нее не останется времени на раздумья и действия.
Так меча на прежнем месте нет? Ей очень хотелось расспросить Торлейва поподробнее, но она молчала, боясь выдать свое неведение.
Торлейв еще раз покосился на нее: не надумала ли сознаться? – но замкнутость ее принял за желание прекратить разговор на опасном месте. Тогда он оперся о траву и упругим движением вскочил.
– Эх, ладно! Отдохнули, Витичев сам нам навстречу не выйдет. Братья и дружина! – Он повысил голос. – Поднимаемся, в дорогу пора! Весла по вам соскучились! Орлец, ты где? Бери рог и труби!
Пока отроки просыпались, переносили поклажу и разбирали весла, Витляна пыталась сообразить: что же могло произойти? Думала, уже сев в лодью и глядя, как уходит назад место стоянки. Она не забирала Хилоусов меч от громобоя. Но его там нет – Торлейв был и искал всего лишь к полудню следующего дня. Значит, его забрал кто-то другой. Если бы немцы – Хельмо не уверял бы Мистину, что меч у нее. Он сказал бы –
