месяца после того, как она хотела уйти с мужем на тот свет!
К тому же Бер выглядел озабоченным и хмурым, и Правене с тревогой подумалось – может, он уже знает? Но в эти последние месяцы он часто бывал хмурым.
Кивнув, Бер сел рядом с ней, помолчал, а потом вдруг огорошил ее вопросом:
– Ты в последние дни не видела… чего-нибудь необычного?
– О! – Правена растерялась от такой его осведомленности. – Ты уже знаешь? Да… кое-что видела.
– И что было? – Бер повернул к ней голову.
По глазам его Правена видела, что он сосредоточен на какой-то своей мысли.
– Я не виновата. Она сама завела со мной этот разговор…
– Понимаю, что она сама, – ответил Бер с тем же выражением отстраненной сосредоточенности. – По-другому и быть не могло. И что она тебе сказала?
Он повернулся к Правене целиком и пристально вгляделся в ее глаза, в явном волнении ожидая ответа.
– О, не тревожься! – Правена накрыла его руку своей. – Я соглашаться и не думаю. Но раз уж она заговорила со мной, мне пришлось ее выслушать…
– О чем? – Бер подался к ней, его волнение возросло. – Она ясно говорила с тобой? Ты все поняла? И что она сказала?
– Конечно, я все поняла. Она вполне ясно выражалась. Что, мол, я еще слишком молода, чтобы остаться вдовой, мне стоило бы попытать судьбу еще раз, и что если я буду жить здесь, в Озерном Доме, то ни Святослав, ни кто другой не сможет моему чаду повредить.
– Это она так сказала? Разумно…
– Да. И что Илай… что он, мол… – Правена совсем смутилась.
– Ну… – Бер задумался. – Может, это и правильно… И она предсказывает, что из Илая выйдет хороший муж для тебя?
– Да, говорит, он хороший человек… Но у меня и в мыслях не было…
– Но о себе она что-нибудь сказала? С ней… что-то случилось?
Правена глядела на Бера и изумлялась все сильнее: в его глазах было жестокое волнение и мучение тревожной неизвестности. Весть о сватовстве он, кажется, не принял близко к сердцу. Но о чем же он тогда так беспокоится?
– О себе? Разве с ней что-то случилось?
Правена оглядела грид и нашла взглядом Дагни: та наливала пиво Анунду, и оба они с ожиданием и любопытством поглядывали на Бера и Правену – догадывались, о чем у них идет разговор.
– Да вон же она.
– Где? – Бер вздрогнул и едва не подпрыгнул.
Правена, изумленная и растерянная, указала на Дагни. Бер повернулся в ту сторону и стал всматриваться. Взгляд его блуждал, будто он искал кого-то и не находил…
У Правены мурашки побежали по коже.
– Не вижу…
– Божечки, Бер! – Правена едва не заплакала. Дагни и Анунд смотрели на них, открыв рты. – Ты что, ослеп?
– Нет. Но я здесь вижу… только живых.
– Ты сказился?
Уж не повредился ли он рассудком от тоски? Только этого несчастья не хватало!
– Кого же еще ты хочешь увидеть?
– Ее… Сванхейд…
– Сванхейд?
– Ну конечно. Мы же о ней говорим. Я спросил, не видела ли ты чего-то необычного во сне…
– Бер! – Правена вцепилась в его руки и привалилась лбом к его плечу. – Ты совсем не об этом спрашивал! Ты спросил, не видела ли я чего необычного… Про сон ты не сказал. И я подумала, ты говоришь о другом… Ты говорил про сон?
– Да. Я видел Сванхейд во сне и подумал, она могла явиться не только мне. Так ты ее не видела?
– Нет. Я говорила о Дагни.
– О боги!
Бер опустил голову на руки и закрыл лицо ладонями. Свесились чуть вьющиеся пряди светлых волос, отросших за эти месяцы. Правена в тревоге тронула его за плечо. Бер глубоко вздохнул и медленно поднял голову.
– Я думал… ты тоже видела ее во сне…
– А тебе приснилась Сванхейд?
– Да… – Бер снова помрачнел. – И она кое-что мне сказала…
– Что же?
Бер помолчал.
– Она подошла и встала возле меня. Я понимал, что ее не должно здесь быть. Хотел спросить, почему она здесь. Но не мог. А она сказала… я долго вспоминал, как все точно… как-то так:
Мчит стрелой баран упряжки
Прочь по темным влажным тропам,
В светлом доме Христ нарядов
Фрейя добрым взором встретит.
– Какой еще баран? – оторопело спросила Правена.
– Ну, я думаю, это кеннинг. Если корабль могут называть «волк моря» или «конь мачты», то бараном упряжки могут называть обычную повозку. «Христ нарядов» – это женщина, может быть, сама Сванхейд.
– Она уехала? Куда?
В представлении Правены Сванхейд была так же тесно связана с Хольмгардом, как его полуразрушенный старый вал.
– Никуда… – Бер вздохнул. – По темным влажным тропам… И что Фрейя ждет ее в своих палатах… Это может означать… что Фрейя… что ее нет в живых.
– Ко… Сванхейд? – с ужасом сообразила Правена.
Бер молча кивнул.
– Я не… – начала Правена и вдруг ахнула.
«Почему ты здесь?» – и она ведь совсем недавно хотела задать этот вопрос женщине во сне, и это тоже была Сванхейд.
– Я видела ее, – прошептала Правена. – Только она ничего мне не сказала. Просто улыбнулась… и ушла.
Они видели Сванхейд во сне в одну и ту же ночь. Вернее, ближе к утру. Бер, как кровный родич, услышал ее речь – хотя Правена теперь усомнилась, может, Сванхейд и ей что-то сказала, только она не разобрала? Забыла? Еще в Киеве Правена немало слышала рассказов о явлении покойников с печальной вестью к родичам, но обычно это случалось с утонувшими или погибшими в походах мужьями.
С этого дня покой окончательно покинул Бера. Он было набрался терпения и мужества сидеть в Озерном Доме до зимы, полгода ждать, пока в Хольмгарде соберут и пришлют посольство ему на выручку. Он рассчитывал, что этим займется Сванхейд. Но что если его сон правдив и она умерла? Мысль эта наводила ужас – мурашки бежали по спине и слезы просились на глаза. Сванхейд принимала Бера при рождении, он вырос при ней, привык считать ее главой рода, мудрейшей женщиной на свете, земным воплощением Фригг. Даже ее удивительное долголетие казалось доказательством особой любви к ней богов, и никто не заслужил такой любви более ее. Когда-нибудь всякий должен умереть, но Бер старался не думать, что и со Сванхейд это случится рано или поздно. Казалось, сам Хольмгард без нее не устоит, обрушится в Волхов со всеми постройками и остатками вала.
И на кого же ему рассчитывать, от кого ждать
