– И я, – после чего обратилась к Джастину: – Ах, Джастин, принесите свою поэму после завтрака. Сейчас я не в настроении слушать ее.
Трудно было не заметить печальные нотки в голосе Хлои, не говоря уже о выпуклостях ее фигуры, когда она высунулась в окно, чтобы перемолвиться словечком со своим обожателем. И мертвый бы заметил, тем более такой «мертвый», как Доминик.
Он снова вспомнил о корсете, валявшемся на кровати. Неудивительно, что братья сослали девчонку в деревню. Впрочем, даже в неприступном замке в италийских Альпах у этой барышни были на уме одни проказы. Что до добра ее не доведет.
Уже одно то, что эта девица заинтересовала Джастина, лорда Сент-Джона, самого завидного жениха в Чизлбери теперь, когда сам Доминик покинул мир живых, служило неопровержимым доказательством его предположений. Но ведь Джастин помолвлен с наследницей Сеймуров, глуповатой барышней, которая двух слов связать не может? Тогда какого черта мальчишка околачивается под окнами прекрасной лондонской изгнанницы, пытаясь заманить ее в темный сад?
– Я проделал неблизкий путь, чтобы повидать вас, Хлоя, – голос Джастина из темноты сада. – Неужели вы не можете выйти хотя бы на минутку поговорить со мной?
– Не вздумайте соглашаться на столь неприличное предложение, – прошептал Доминик, наклонившись к Хлое.
– Это почему же? – прошептана она в ответ, явно возмущенная его вмешательством. – На ваши предложения я соглашаюсь.
Юный лорд внизу в тревоге отступил на шаг.
– Хлоя, неужели у вас в спальне мужчина?
– Скажите ему, что да, – прошептал Доминик. – Что у вас любовник, очень ревнивый иностранец, который только и знает, что дерется на дуэлях.
– Может, вы оставите меня в покое? – сердито шепнула Хлоя.
– Что вы сказали? Мне послышался мужской голос.
Увы! Ее надежды на роман с Джастином рушатся на глазах. В прошлом не раз ее привлекали неподходящие кавалеры. Причину Хлоя видела в том, что впала в депрессию после смерти отца и младшего брата, Брэндона.
Ей вовсе не хотелось причинять огорчения семье или же порочить свое имя, но порой ее охватывало отчаяние, переходившее в безразличие. Брэндона убили в начале прошлого года, а отец умер от сердечного приступа пять месяцев спустя, когда весть о кончине сына достигла загородного дома, где они с Хлоей как раз гостили. Это было настоящим потрясением: узнать о гибели младшего брата и быть свидетельницей кончины отца.
Хлоя так и не оправилась от этого потрясения. И вряд ли когда-нибудь оправится. Не то чтобы у них с отцом были очень уж близкие отношения. Отец жил своей жизнью, совсем отдалился от детей после смерти жены восемь лет назад – Хлое было двенадцать.
Мир для Хлои померк, и влипать в истории стало для нее своеобразным способом напомнить самой себе, что она все еще жива. В некотором смысле она была призраком, так же как и мужчина, державший ее в плену.
Хлоя не смогла бы объяснить, почему питает симпатию к человеку, грозившему ее погубить, вместо того чтобы биться в истерике от ужаса.
Потому-то Хлоя была необычайно горда собой, когда ей удалось привлечь внимание беззаботного Джастина на деревенском балу. У них не было ничего общего. Он происходил из приличной семьи, не пил, не играл и, судя по всему, не имел ни малейшей склонности ввязываться в рискованные предприятия, если его появление под ее окном не считать таковым.
Ее братья торжественно поклялись подыскать Хлое жениха еще до конца года. Они с Джастином вполне могли бы составить прекрасную пару, если он и в самом деле был таким, каким казался.
И если бы этот ехидный черт не торчал у нее за спиной и не портил все дело.
– Это не мужчина, Джастин, – произнесла Хлоя. – Это мой дядя Хэмфри.
Видимо, одного упоминания имени дюжего баронета оказалось достаточно, чтобы Джастин оставил всякую надежду на успешное полуночное совращение столичной прелестницы. Он послал Хлое множество воздушных поцелуев и растворился во тьме. Доминик со злобным удовлетворением посмотрел мальчишке вслед.
– Что за напыщенный дурак.
Хлоя резко повернулась и посмотрела на него.
– Надо было дать ему шанс прийти мне на выручку. Я…
Тут Хлоя заметила, что Доминик ее не слушает. Он смотрел в окно на свое поместье с такой страстью во взоре, что в сердце ее шевельнулось недоброе предчувствие.
– Что случилось? – прошептала Хлоя. – Вы увидели своего преследователя?
– Не волнуйтесь. Он потерял мой след еще в лесу.
– Не волнуйтесь?!
Доминик перевел на нее взгляд, на мгновение отвлекшись от своих мыслей – что отрицать, его влекло к этой девушке. Неудивительно, что мужчины срывают с ее губ поцелуи и слоняются по ночам под окнами ее спальни. Он нисколько не сомневался, что, если бы не его вмешательство, барышня в данный момент млела бы в объятиях своего поклонника в саду.
– Это был мой егерь. Он принял меня за браконьера и преследовал до самых границ поместья, – объяснил Доминик.
– Но почему вы не открылись егерю?
Доминик улыбнулся:
– Потому что в некотором смысле я и есть браконьер. Я проник в пределы поместья, чтобы расставить ловушку моему убийце. Финли малый не глупый, однако не узнал меня.
– Ничего удивительного, – бросила Хлоя, – принимая во внимание ваш непрезентабельный внешний вид. – Она поморщилась.
– Не всем же носить французские корсеты и украшать собой деревенские музыкальные вечера. Верно?
Хлоя посмотрела мимо него, на темный силуэт массивного дома елизаветинской эпохи. Он утверждает, что осведомлен обо всем. А то, что его любовница стала частой гостьей в поместье после его похорон, ему тоже известно? В обществе бытовала версия, что эта особа вводит сэра Эдгара, являвшегося наследником Доминика, в курс личных дел своего покойного любовника. Но люди, само собой, склонны предполагать худшее.
Тем более что не раз видели, как эта дама приезжает в поместье поздно ночью.
– А леди Терли знает, что вы живы? – спросила Хлоя.
– Нет, – резко ответил Доминик, дав ей понять, что дальнейшие расспросы излишни.
– Как это жестоко, не сообщить любящей вас женщине, что вы остались в живых.
Выражение его лица, когда он повернулся к ней, заставило Хлою умолкнуть. Она надеялась задеть его за живое, по его реакции угадать, каковы его истинные чувства, но, увидев на его лице выражение боли и душевной муки, поняла, что этот человек страдает.
– Любовь, – сказал он с напускной легкостью, – это отвратительное чувство, незаслуженно отнесенное к числу высоких стараниями поэтов и мечтательных дураков.
– Какое счастье, что не все люди придерживаются столь циничных взглядов, – помолчав, заметила Хлоя.
