Мисс Леонард тоже не очень обрадовалась, узнав, что сестра ее уходит.
Тогда лорд Тиндейл сел на свободный стул и сказал:
– Не печальтесь. Скоро вам разрешат вальсировать, и вы не обязаны будете занимать приятными беседами пожилых мужчин, мисс Леонард.
Он тут же пожалел о своей циничной ремарке, заметив, как легкая тень легла на лицо девушки.
– Извините, – сказал он ласково. – Это очень плохо с моей стороны так говорить. Может быть, мы начнем наш разговор сначала?
Она собрала всю свою смелость и выдержала его взгляд.
– Все в порядке, – сказала она. – Я еще плохо умею беседовать. Но Чарити говорит, что это дело практики. Только я не такая остроумная, как она. Конечно, если требуется что-нибудь такое сказать, то я сумею. А в остальных случаях я стараюсь давать слово другим.
– Значит, успех в обществе вам гарантирован, дитя мое. Потому что хорошего слушателя найти всегда очень трудно, особенно здесь. Вы не желаете немного пройтись? Таким образом вы продемонстрируете всем свой талант слушателя и на вас меньше будут поглядывать с превосходством те счастливые девушки, которые кружатся сейчас в танце.
Пруденс улыбнулась ему своей самой ослепительной и самой естественной улыбкой. И лорд Тиндейл даже откровенно пожалел своего младшего кузена. Как Филипп еще окончательно не потерял голову, когда столь прелестное создание одаривает его такими улыбками!
Но он-то все равно уже не будет молодым, даже за все сокровища Востока…
– Вы не такой уж и старый, сэр, – продолжила тему мисс Леонард. – По крайней мере, вы не выглядите таким стариком.
– Между «не такой уж старый» и просто «старый» нет большой разницы, но все равно спасибо на добром слове, – поблагодарил он ее шутливо. – Кстати, поздравляю вас с днем рождения!
– С-спасибо, сэр, – ответила Пруденс удивленно и заикаясь.
– Вам понравилась шляпа с розами?
– Изумительная шляпа! Но как вы про нее узнали? Она была явно шокирована. Большие глаза ее широко распахнулись, и две розовые губки приоткрылись в изумлении.
Глядя на нее из-под полуопущенных век, граф сказал безразличным тоном:
– Возможно, я получил информацию от моего молодого кузена.
Она покачала головой.
– Мистер Марш не знал.
– Вы были с Филиппом и ничего не сказали ему об этом? Но почему?
Девушка сразу приняла очень горделивую осанку.
– Я знакома с мистером Маршем всего две недели, сэр. Трудно даже предположить, что я буду рассказывать почти постороннему человеку о чем-то совершенно личном. Кроме того, я знала, что он будет здесь сегодня вечером, и я…
– Вы боялись, что он воспримет ваши слова так, будто вы клянчите у него подарок?
Лорд Тиндейл ласково улыбнулся. Но девушка даже не заметила этой улыбки, пораженная его удивительной проницательностью.
– Наверное, это Чарити сказала вам про шляпу, хотя это так не похоже на нее, чтобы она…
– Нет, ваша сестра мне ничего не говорила. Но если вы спросите ее, то она, возможно, расскажет, откуда мне это все известно.
Тиндейл наконец сжалился над несчастной озадаченной девушкой. Он начал неспешный монолог, посвященный истории возникновения особняка Альмак, пока они проходили через анфилады комнат.
От Пруденс ничего не требовалось, кроме внимания, на которое она и не скупилась. Она смотрела на него, не отрываясь, и будто не замечала восхищенных взглядов, которые бросали на нее со всех сторон нарядные юнцы.
К тому времени, когда граф вернул свою партнершу ее сестре, у него сформировалось прекрасное мнение о девушке и о ее манерах. Она была начисто лишена жеманства и тщеславия, что сразу выделяло ее из большинства аккредитованных здесь красоток, с которыми он был знаком.
Как он и предполагал, Горация была не в восторге от его рассказа о безупречном поведении мисс Леонард. Хотя, конечно, вдова ничем не выдала своих чувств и заявила, что в молодости сама являлась такой же идеальной, когда искала себе хорошего партнера.
Горация настаивала, чтобы он по-прежнему пристально наблюдал за этими сестрами. Она хотела докопаться до их прошлого.
Он согласился, нарочно поупрямившись, чтобы скрыть свое настоящее желание окунуться в это дело поглубже, и, надо сказать, по причине еще не вполне ясной для него самого, но явно не имеющей ничего общего с Филиппом.
Леди Генри говорила со смешанным чувством умиления и гордости, когда в своей роскошной карете отвозила сестер домой после бала:
– Разве я не обещала, что у Пруденс будет грандиозный успех! И это на первом же бале!
Она посматривала довольно то на вспыхивающую румянцем смущения юную девушку, то на ее улыбающуюся старшую сестру. А затем продолжила:
– Она затмила сегодня вечером всех красавиц. Ни одна не могла с ней сравниться!
– Мисс Доббс очень симпатичная, да и мисс Робертсон с ее темными волосами тоже хороша и приглянулась, я думаю, многим, – сказала Чарити спокойно.
Она хотела быть справедливой по отношению к другим девушкам.
– И мисс Фэарвезер очень хорошенькая! По крайней мере, мне так кажется, – добавила скромно Пруденс.
На что леди Генри заметила:
– Да, у нее интересные черты лица, но она какая-то… Совершенно не умеет себя держать, вот в чем дело.
– А я думаю, это потому, что она ужасно застенчивая, – спокойным тоном возразила Пруденс. – Она неловко чувствует себя на публике, когда все разглядывают тебя со всех сторон. Я помню, какая она была веселая и разговорчивая, когда мы с ней познакомились у миссис Уэлборн на прошлой неделе.
– Допускаю, что она очень милая девушка, – согласилась леди Генри, – и несомненно ее ждет успех, когда она наберется опыта и уверенности в себе. Если и приданое у нее солидное, то в конце концов все будет хорошо.
Поскольку никто больше не желал высказаться по поводу очень деликатной темы приданого, леди Генри продолжала обсуждать свежую поросль, пока они не приехали на Верхнюю Уимпол-стрит.
Прощаясь, леди Генри радостно напомнила, что она и Гарри собираются нанести сестрам визит на следующий день, вечером, и хотели бы пригласить их в театр.
Спокойный и сдержанный вид моментально слетел с Чарити, как только они оказались с. сестрой одни в комнате Пруденс. Бросив свой вышитый ридикюль на кровать, Чарити протянула руки к сестре и сделала несколько пируэтов.
– Какой чудесный вечер! – воскликнула она, смеясь. Ее глаза ярко блестели. Продолжая кружиться, она плюхнулась на стул. – Когда Присцилла по дороге сюда стала восхищаться и превозносить твой триумф, мне так и хотелось присоединиться к ее восторженным похвалам, что было бы совершенно нескромно со стороны столь близкой родственницы.
