— Да рыжий он! Каждый выбирает по своему вкусу.
— Замолчи! Он настоящий джентльмен.
— Что?
— То, что слышала. Мы вместе пили чай вчера, и он прочитал мне стишок, который сам сочинил. Очень хороший стишок.
— Так он поэт? Как мило!
Дженни улыбнулась:
— Он говорил мне такие приятные слова. Он сказал, что у меня голос звучит как музыка. Разве не приятно такое слышать?
— Приятно, — рассеянно ответила Эйприл.
Мысли у нее были заняты совсем другим — она чувствовала, что может потерять лучшую подругу.
А Дженни продолжала свою историю:
— Он такой робкий. Ты бы видела, как он набирался храбрости, чтобы спросить, позволю ли я ему пойти со мной в церковь в воскресенье! И он такой умный — столько всего знает о театре и о музыке. А в кармане носит книжку. Он на самом деле культурный человек.
Эйприл расхохоталась:
— Культурный? Ты понятия не имеешь, что это такое. Для тебя любой, кто сначала не спросит, сколько ты стоишь, будет выглядеть культурным.
Дженни словно получила пощечину.
— Эти слова на твоей совести. Уильям, по крайней мере, так обо мне не думает.
И направилась к двери.
— Дженни, прости, — остановила ее Эйприл. — Я не хотела тебя обижать. Просто мне трудно поверить, что слуга может быть таким… тонким человеком.
Дженни в сердцах заправила темно-каштановый завиток в чепец.
— Ты права. Он не похож на грязную судомойку, которая выдает себя за леди.
Тут рассвирепела Эйприл:
— Я — другое дело.
— Неужели?
— У меня благородные честолюбивые планы. Я сама себя сделала. Я пробила себе дорогу, чтобы выбраться из грязи, — произнесла Эйприл, чеканя каждое слово.
— Ты врала, мошенничала и выманивала деньги. Ты обманывала людей, притворяясь, что являешься не тем, кто ты есть на самом деле. И что в этом благородного? Ты ничем не лучше судомоек — ты хуже. Те честно зарабатывают свои деньги. Ты же обычная воровка.
— Да лучше быть воровкой, чем шлюхой!
— Лучше быть шлюхой, чем лживой подругой, — дрогнувшим голосом ответила Дженни и убежала, с силой захлопнув за собой дверь.
Эйприл выкинула из головы ссору с Дженни. Она сидела за завтраком в Розовой гостиной. Три высокие застекленные двери открывались в сад, где благоухали на солнце розы. К ней присоединился Джона, который не мог упустить случая поговорить о Вивьенн.
Эйприл проработала в услужении у мадам почти год и успела многое о ней узнать. Мадам часто предавалась воспоминаниям, а Эйприл любила слушать рассказы о любовных приключениях. Молодость мадам проходила в обществе самых знатных европейских аристократов, вместе с ними она посещала оперные театры, маскарады и даже королевские дворцы. Не все дамы высшего света были допущены туда, где побывала мадам. Власть авантюристки лежит где-то между высшим обществом и полусветом.
Эйприл всегда было любопытно узнать, почему мадам отказалась от такой жизни, когда еще была на пике своих возможностей. Как же далек путь к «Дому наслаждения» от Версаля! Но мадам никогда не обсуждала этот поворот судьбы. Да и того, что знала Эйприл о жизни мадам, было вполне достаточно, и она могла удовлетворить жадный интерес Джоны. Он засыпал ее вопросами, и Эйприл была тронута его нежностью к мадам. Из всех мужчин, которых Эйприл шантажировала, он единственный, кто не сожалел о связи с ней.
После завтрака они рука об руку вышли погулять. По каменной балюстраде они спустились на лужайку, которую окружал огромный журчащий фонтан, установленный в центре сада. Сад был страстным увлечением Джереми, пояснил отец, поэтому Джереми лично следил за тем, как его содержат.
— Однажды Джереми улизнул от своей няни и направился прямо к клумбам лаванды, — сказал Джона указал тростью на это место. — Как же мальчик любил копаться в земле! На его коленях было больше грязи, чем на грядках. А у него под ногтями можно было сажать картофель! И полюбуйся на него сейчас! Ему всего двадцать, а у него только что вышла первая книжка по ботанике. Именно поэтому он любимец королевы Шарлотты. Королева часто нас посещает, потому что, так же как и Джереми, питает страсть к садоводству.
Эйприл бросила взгляд на садовое пространство. Красочные цветочные бордюры тянулись вдоль ухоженных лужаек и сияли на солнце. Замысловато подстриженные кусты окаймляли дорожки для прогулок. Листва на деревьях поражала разноцветьем красок — оранжевых, золотых, красных. Эйприл никогда не видела ничего подобного.
— Радующий взор сад — самое чистое из человеческих удовольствий, — сказал Джона, гордый достижениями сына. — Вот таков и наш Джереми. Чистая и цельная душа. Вы с ним похожи.
Эйприл от удивления остановилась.
— Почему вы так думаете?
Герцог пожал плечами:
— Наверное, потому, что и вы, и он воспитывались родителями, которые очень близки по духу.
Они подошли к скамейке, с которой открывался вид на весь сад. Эйприл помогла герцогу сесть и села рядом.
— Я влюбился в вашу мать с первого взгляда. Она была красавицей, такая грациозная. Я встретил ее в парке. Она прогуливалась с другим джентльменом, которого я хорошо знал. Она была восхитительна. Такая остроумная и очаровательная. Я с трудом с ними расстался. Я также был знаком с женой этого господина. Поэтому когда увидел его в «Будлзе» через несколько дней, то поинтересовался необычной дамой, с которой он гулял в парке. Он сказал мне, что она была… fille de joie[7]. И он сообщил, где я мог бы нанести ей визит. Мне стало неловко, потому что я тоже был женат. Но я постоянно о ней думал и очень хотел снова ее увидеть. Я был охвачен страстью. Не знаю, откуда взялась у меня смелость, но я посетил ее в Лондоне в ее квартире. Ты должна мне поверить — я не искал ее услуг: Я всего лишь хотел поговорить с ней. К моему удивлению и радости, она сразу меня узнала. Ну, мы быстро подружились и… полюбили друг друга. Это была любовь, которая встречается раз в жизни. Ее профессия вызывала у меня отвращение, но даже это не могло нас разлучить. Она начала избегать других клиентов, виделась только со мной, а я платил ей чуть выше, чтобы она могла восполнить средства, какие из-за меня не зарабатывала с другими.
Эйприл пробежала в уме страницы дневника мадам, и вспомнила строчки, посвященные мужчине, которого она любила. Имени его в дневнике не указывалось. Мог это быть герцог?
А Джона продолжал свой рассказ:
— Она придумала для меня такое забавное прозвище. Я никому про это никогда не говорил. Мне всегда смешно, когда я об этом думаю. — Он покачал головой и улыбнулся.
