Впервые она почувствовала, что вынужденное уединение начинает ей надоедать, лет десять назад. А сначала — сначала она с головой ушла в обустройство жилища, которое, как ей хотелось верить, должно было стать ее постоянным домом. Она еще не знала, что и этот коттедж с верандой на зеленой улочке в калифорнийской Санта-Розе не станет для нее домом.
Это был веселый, сверкающий полировкой домик; в выборе и покупке мебели, ковров, обоев, картин и панелей самое деятельное участие приняла Кланки. Заботы обустройства настолько захватили Мару, что сомнения и угрызения совести в связи с судьбой дочери отошли на задний план — но не покинули ее совсем. Даже в эти счастливые дни бывали моменты, когда разлука с дочерью становилась почти невыносимой.
На помощь пришло другое увлечение: ее захватило стремление восполнить отсутствие образования. Почти за год она научилась беглому чтению, а когда освоила эту премудрость, с ненасытной жадностью ребенка набросилась на книги, глотая их одну за другой. Исступленная жажда открытия нового заставляла ее беспрерывно читать, ходить в музеи и картинные галереи, учиться всему подряд — от бухгалтерского дела до тонкостей кулинарии. Иногда на очередные курсы вместе с ней записывалась и Кланки, но раз от раза все с меньшим и меньшим энтузиазмом.
Нет, при ней подруга блистательно разыгрывала неподдельный интерес, и потребовалось время, прежде чем Мара поняла: Кланки всего лишь подыгрывает ей, составляет компанию, а в душе томится и тоскует по прошлому, которого так неожиданно лишилась.
С Лобо все обстояло иначе. Немой великан окунулся в новую жизнь с радостью бродячего пса, обретшего, наконец, кров. Особым успехом он пользовался у соседей, поскольку всегда был готов помочь вдове покрасить забор, починить подтекающий кран в доме одинокой матери — и при этом кротко сносил баловство виснувших на нем малышей, очарованных этим страшным гигантом с добрыми глазами и непонятными жестами вместо слов…
Он старел у них на глазах, потихоньку, незаметно для Мары, сдавая, пока буквально в один день из пышущего здоровьем и силой мужчины не превратился в дряхлую развалину. Кланки первая обратила внимание на то, что он просыпается все позже, ест все меньше и на глазах худеет. Когда позвали врача, тот сказал лишь, что «дело в сердце, перетруженном несоразмерным весом, и исход — вопрос времени»…
Лобо умер на шестой год их вынужденной ссылки, и единственным утешением для них было то, что кончину он встретил с улыбкой облегчения. Они похоронили его на солнечном кладбище, расположенном на одном из холмов возле Санта-Розы, а поскольку фамилии его они не знали, на надгробии было высечено «Другу Лобо», и лучшую памятную надпись для добродушного великана трудно было придумать.
Вскоре после смерти Лобо Мара однажды поняла, что Кланки не находит себе места. Да и сама она после нескольких лет жизни в уединении подошла к тому моменту, когда существование без цели и движения становится невыносимым. И ей стало ясно, что наступило время для новой решительной перемены.
Зимой 1935 года Мара отправилась на встречу с мистером Сэмом: поездом — до Тампы, а остаток пути — на взятом напрокат автомобиле. В свое время, решив имитировать смерть от несчастного случая, она все же поставила об этом в известность мистера Сэма, понимая, что содействие этого человека может оказаться крайне важным. Тот с готовностью поддержал ее идею — наверное, как она подозревала, в душе радуясь возможности расстаться с артисткой, не платя неустойку по контракту. «Интересно, — думала она, катя в машине в направлении Орландо, — узнает ли он меня даже после того, как я позвонила о своем приезде?»
Вдали показался рассыпанный по горизонту городишко — Орландо. Цирк, однако, размещался чуть дальше, на пустыре, чтобы не тревожить сельских жителей и не давать повода для жалоб на шум и грязь от животных. На сухом песчаном пустыре не росло ничего, кроме карликовых пальм и кустарника, но холмы вокруг заслоняли местечко от зимних ветров с залива, убийственно холодных и промозглых для тех, кто знаком с климатом Флориды не понаслышке.
Когда машина свернула с шоссе в сторону «зимних квартир», Мара пристально вгляделась в открывшуюся ее глазам картину, повсюду замечая признаки тяжелых времен. Конечно, когда вся страна корчится в муках «великой депрессии», трудно ожидать благосостояния у циркачей, но почему-то острейшее чувство вины пронзило ее. Что ни говори, благодаря деньгам Сен-Клера она не знала нужды…
Мистер Сэм, чуть поседевший за эти годы, вскочил, как только Мара вошла в Серебряный фургон, и лицо его просияло счастливой улыбкой. В Маре шевельнулось прежнее тщеславие. И вообще, она была рада, что за эти шесть лет они умудрились сохранить добрые отношения. Хотя шрамы на ее лице были разглажены во время пластической операции, а прекрасные зеленые глаза сверкали все тем же огнем, перемены были слишком значительными, чтобы мистер Сэм смог легко узнать ее. И все же он узнал, и Мара почему-то обрадовалась этому. Спрятав волосы под модной шляпой в виде чалмы, она считала, что стала совсем неузнаваемой. Конечно, старожилы цирка могли бы найти отдаленное сходство, но кому придет в голову, что погибшая Принцесса Мара ожила и вновь появилась в цирке?
— Как поживаете, мистер Сэм? — спросила Мара.
— По-всякому, — сказал он и выдвинул для нее стул. — Ты очаровательна как и прежде.
— Спасибо, и хотя на самом деле это не так, мне приятно слышать ваши слова. — Она окинула взглядом знакомое помещение: тот же облезлый дубовый письменный стол, миссионерские стулья, видавшие виды дубовые ящики для карточек. — Такое впечатление, что я заходила сюда только вчера. Ну а как идут дела?
— Плохо, если честно. Тяжелые времена для цирка, как, впрочем, и для всех. У людей нет лишних денег на развлечения. Они целый день толкутся на ярмарке, глазеют по сторонам, но ни в цирк, ни на аттракционы не идут. Изредка купят рожок с кремом или стрельнут в тире — и все. У нас сейчас одна забота, Мара: как не пойти ко дну. Я даже не знаю, долго ли мы протянем. Это чистая правда. Если бы прошлым летом мы не брали натурой: цыплятами, ветчиной, овощами, — то на одном рисе мы бы все уже загнулись. Я не могу платить артистам даже половину зарплаты. Часть труппы сейчас продолжает работать за пищу и жилье, остальные перебиваются пособиями по безработице и ждут начала сезона, чтобы присоединиться к нам.
— Если бы я предложила зимовку без платы за стоянку — это бы вам помогло?
Мистер Сэм впился в нее взглядом:
— Ты готова пойти на это, дочка?
— Считайте себя моими гостями — и на этот год, и на следующий, если дела не пойдут лучше. Что скажете?
