жизнь.
Конечно, здесь собралась целая толпа. Я не сомневалась, что многим из
них было любопытно увидеть меня снова после того, как они поверили в мою
смерть несколько лет назад.
Дядя говорил с собравшимися несколько минут, перечисляя все
преступления Бандита в плаще, то есть мои преступления.
– Что вы можете сказать в свое оправдание, леди Джулиана?
Резкий вопрос дяди пронзил меня насквозь. Он давал мне шанс
защитить себя? Или просто хотел унизить еще больше?
Я подняла голову и наконец, взглянула на дядю и кузена. Хотя мой
дядя, как обычно, был одет в белоснежную одежду, я видела только черноту
его сердца в глазах и жестких морщинах на лице.
Рядом со мной был воздвигнут кол и навалены мокрые от дождя бревна
и ветки. Значит, они собирались сжечь меня? Я вздрогнула при мысли о том, что меня медленно поджарят. Мокрое дерево могло растянуть пытку на
несколько часов.
Дядя низко навис надо мной, и его лицо оказалось в нескольких
дюймах от моего:
– Я ожидаю, что ты признаешь выдвинутые против тебя обвинения, что
ты подтвердишь свою вину перед этой толпой.
– И зачем мне доставлять вам такое удовольствие? – Я вздернула
подбородок и посмотрела на него.
Эдгар наотмашь костяшками пальцев ударил меня по щеке. Боль
пронзила голову, прошла через все лицо и ударила в висок. Я оказалась на
грани сознания. Если бы только он ударил меня еще сильнее, чтобы я
потеряла сознание.
Эдгар отступил на шаг и холодно улыбнулся мне:
– «Милорд». Ты забыла сказать «милорд». Не пренебрегай почетным
титулом лорда Уэссекса.
Дядя откашлялся:
– Я бы хотел, чтобы ты встала лицом к толпе и сказала им всем, что ты
действительно виновна в преступлениях, которые я перечислил.
Я взглянула на зевак, окружавших рыночную площадь, на усталые и
изможденные лица торговцев, жителей деревень и крестьян, собравшихся
посмотреть на мою казнь. Они были странно мрачны, глаза печальны, плечи
опущены. На самом деле, многие лица были искажены от негодования, глаза
сощурены от гнева.
Эти люди не питали к дяде никакой любви. Он ничего не сделал, чтобы
заслужить их уважение и доверие за те годы, что правил ими. Высокими
налогами и жестокими наказаниями он не вызывал ничего, кроме страха и
ненависти. Конечно же, они не станут осуждать меня. На самом деле, до меня
доходили слухи, что люди восхищались Бандитом в плаще за то, что он
противостоял лорду Уэссексу. Но они не смогут помешать моей казни. Они
бессильны что-либо сделать против него, не навлекая на себя такой же
участи.
Я сжала губы. Дядя может убить меня, но я не доставлю ему
удовольствия обвинять меня в преступлениях. По его кивку, солдат, стоящий
рядом со мной дернул цепь, связывающую мои руки за спиной, и поднял
меня на ноги. Я не смогла сдержать вырвавшийся крик боли, пронзившей
мои руки. Солдат заставил меня повернуться лицом к толпе.
Дядя прошипел мне на ухо:
– Признайся в своих грехах.
– Ты можешь сначала привязать меня к столбу, – пробормотал я.
– Я опасался, что ты будешь такой же упрямой, как твой отец.
Он кивнул группе солдат, охранявших Бульдога, и других крестьян, захваченных вместе со мной. Солдат схватил одного из мужчин и толкнул
его вперед к сооружению, которое было наспех собрано возле кола. Это был
Джек – судья в ночь соревнований по стрельбе из лука. Несколько солдат
сорвали с него плащ и тунику, а затем повалили на доски, раскинув руки и
ноги и связав его.
– За каждую минуту твоего промедления, – сказал дядя, – я буду
потрошить одного крестьянина.
Один из солдат достал острый крюк и поднял его над тугим животом
Джека, готовый вонзить его глубоко внутрь и вытащить внутренности – еще
один жестокий и чудовищный способ убийства.
Ужас на лице Джека и дикий страх в его глазах охватили мое сердце.
Паника заполнила меня.
– Стойте! – Воскликнула я. – Не трогайте его!
– Очень хорошо, леди Джулиана, – сказал дядя, кивнув солдату, державшему крюк. – Что вы можете сказать по поводу всех преступлений, которые были совершены вами?
Я еще раз окинула взглядом толпу, стоявшую полукругом перед
площадкой для казни. Безнадежность и отчаяние смотрели на меня. И меня
пронзила мысль, что я подвела их. Я подвела их. Я, леди Джулиана, истинный хозяин земель Уэссекса, не сумела защитить и обеспечить свой
народ. Я проглотила комок в горле. Что я на самом деле сделала, чтобы
помочь им? Конечно, я обеспечивала безопасность самым нуждающимся и
оберегала их от голода и смерти в морозы. Но ни одно из моих усилий не
принесло им того облегчения их участи и свободы, которых они
заслуживали. Мой отец, пытаясь восстать против своего брата, действовал
более благородно. Да, он потерпел неудачу, но, по крайней мере, он
действовал честно, и у него хватило мужества попытаться сделать что-то, что
могло бы принести пользу народу. По сравнению с этим мои усилия казались
такими тщетными и безнадежными. Если бы я только раньше поняла, что со
злом не стоит бороться злом. Но после смерти отца, я вся была поглощена
горем, которое заслонило от меня понятие справедливого и угодного Богу.
Теперь я могла надеяться только на то, что Бульдог и другие люди умрут без
пыток, что они встретят своего создателя как можно безболезненнее.
Я расправила ноющие плечи и подставила ветру покрытое синяками
лицо и распущенные волосы.
– Мой добрый народ, я виновна во всех преступлениях, о которых
говорил лорд Уэссекс. Я крала деньги и драгоценности. Я уничтожала
караваны и забирала богатства, которые мне не принадлежали. Я охотилась
на запретных землях и убила огромное количество дичи.
Мое признание ясно и громко разнеслось по поляне. Даже дети, выглядывавшие из открытых окон нависающих двухэтажных домов, смотрели на меня широко раскрытыми печальными глазами.
– Благодарю вас, леди Джулиана, – сказал дядя с довольной улыбкой, собирая кожу лица в складки.
Я стряхнула руку солдата, державшего меня за локоть.
– Я только сожалею, что не сделала больше, чтобы облегчить ваши
страдания, – крикнула я толпе, игнорируя острую боль. – Вы не заслужили
этой жестокости, постигшей вас, и я испущу последний вздох в молитве, что
бы Бог дал вам облегчение от страданий.
В воздухе поднялся гневный, недовольный ропот. Эдгар толкнул меня
сзади, и я, споткнувшись, упала к столбу.
– Вы слышали признание леди Джулианы, – крикнул дядя, перекрывая
нарастающий шум. – Она сама призналась в преступлениях, слишком
многочисленных, чтобы их пересказывать.
Солдат прижал меня к деревянному столбу.
– И за свои преступления, – закричал дядя, – она приговаривается к
сожжению на костре.
Глава 16
Веревка впилась мне в запястья, зазубрины от столба ранили нежную
кожу моих рук. Солдаты быстро сложили вокруг меня мокрые дрова. Дядя
подозвал еще нескольких охранников, они встали по краям толпы, и даже
избили нескольких мужчин, которые протестовали слишком громко.
Бульдог стоял рядом с остальными, его коренастая голова была
опущена в знак поражения. Некоторые из охранников наспех строили
импровизированный эшафот.
Я не сомневалась в том, что пока я буду медленно поджариваться, мой
дядя повесит каждого из моих спутников прямо у меня на глазах. По крайней
мере, я могла утешить себя тем, что эти люди умрут быстро, без особой боли
и унижения, в отличие от меня.
К дровам подошел стражник с пылающим факелом. Я расправила
плечи и высоко подняла подбородок. Надо с достоинством встретить смерть
