ей. Возможно, она была обижена на меня за то, что я унаследовал поместье
нашего отца. Возможно, она рассердилась на меня за мою первоначальную
безответственность и небрежность в обращении с состоянием, и правильно
сделала. И возможно, она дулась и злилась на меня за то, что я отказал ей в
выборе супруга. По правде говоря, я должен был быть более чувствительным
к ней все это время и возможно, даже позволить ей сохранить некоторую
власть. Как бы то ни было, она никогда не пожелала бы мне такой смерти.
Даже если она неосторожно раскрыла Уэссексу личность Джулианы, я знал, что она никогда не хотела, чтобы все это произошло. Временами она была
коварной, но не злой.
Улыбка Эдгара исчезла, и он схватил Айрин за руку с такой силой, что
она вздрогнула.
– Попрощайся с ним, чтобы мы могли предать его смерти и
продолжить свадьбу.
Итак, она выходит замуж за Эдгара. Моя голова закружилась так, что я
готов был потерять сознание, и грустное, болезненное прощание с Айрин
стало чем-то далеким и приглушенным.
По победному блеску в глазах сэра Эдгара я должен был догадаться, что этот негодяй задумал мою казнь с намерением жениться на Айрин и
таким образом получить мои земли и богатство. Взрыв гнева и силы пронзил
меня. Неудивительно, что лорд Уэссекс так охотно отпустил Джулиану. Как
только Эдгар станет хозяином Гудрича, они снова будут охотиться на
крестьян и обращаться с ними так же жестоко, как и всегда.
Солдат подтолкнул меня вверх по лестнице острым концом своего
меча. Добравшись до вершины и выпрямившись во весь рост, я впервые
огляделся. На рынке было не так людно, как в тот день, когда леди Джулиану
привели на костер. Собравшиеся были довольно немногочисленны, в
основном солдаты Уэссекса и несколько торговцев с женами, которые
смотрели с такими же бледными лицами, как у Айрин. По крайней мере, я
мог утешиться тем, что жители Уэссекса не оказали своему господину
никакой поддержки. А еще я мог утешиться тем, что Джулиана жива, что они
с Бульдогом найдут способ сбежать и выжить.
Солдат толкнул меня сзади, и я, спотыкаясь, направился к веревочной
петле, которая должна была перекрыть мое дыхание, сдавить голосовые
связки и подвести меня на грань смерти.
Я не сопротивлялся, когда меня заставили встать на табуретку и
просунуть голову в петлю. Грубая веревка сдавила мне горло, и я просто
закрыл глаза. Я был готов умереть. Я достаточно молился за последние два
дня и примирился с Богом. Я знал: я сделал единственное, что мог, заняв
место Джулианы. Я любил ее больше собственной жизни. Даже если она не
любила меня так же, я не мог сделать меньшего, чем умереть за нее. Я не
смог бы стоять в стороне и смотреть, как она теряет свою жизнь, не умерев
при этом сам.
По команде Уэссекса солдат ударил ногой по табуретке, соскользнула
сначала одна нога, потом другая, и веревка больно впилась мне в шею. По
мере того как давление моего тела давило вниз, петля затягивалась все туже.
Я болтался в воздухе, под ногами ничего не было, тело слегка покачивалось.
Веревка упиралась мне в подбородок и стягивала горло. Но я держал глаза
закрытыми, заставляя себя оставаться спокойным, даже когда мое горло
горело и легкие начали сжиматься от нехватки воздуха. Пятнадцать секунд
показались мне вечностью. Мои ноги начали дергаться от недостатка
кислорода. И голова гудела от необходимости сделать вдох. Еще через
пятнадцать секунд я не мог удержаться от того, чтобы не забиться, потребность в воздухе пересилила все остальные мои чувства и резервы.
Они продержали бы меня еще, по крайней мере, еще минуту, прежде
чем отрубить веревку, хотя было бы милосерднее, если бы они позволили
мне умереть здесь и избавили бы меня от мучений четвертования. Но резкий
звон стрелы рассек воздух и пронзил веревку над моей головой. Я удивленно
открыл глаза. Стрела перерезала веревку одним быстрым движением, и я
упал на эшафот. Еще одна стрела быстро последовала за первой и попала в
ладонь солдата, стоявшего на страже. Траектория и сила стрелы пригвоздили
руку мужчины к балке позади меня, заставив его вскрикнуть от боли. Еще
несколько стрел попали в солдат, окруживших эшафот, прежде чем кто-либо
из них успел среагировать.
Я задыхался, пытаясь втянуть в себя воздух, вцепился в веревку, отчаянно пытаясь ослабить ее, чтобы вздохнуть. Один взгляд на чистый срез
бечевки, и я понял, что происходит. Тошнотворный ужас проник в мое
измученное тело: Джулиана была где-то здесь. Никто, кроме нее, не мог
попасть в такую цель, и кроме меня.
С паникой, сменившей жгучую агонию в горле, я рванул петлю, давая
путь полуденному воздуху, который раскалывался от пронзительных, воинственных криков. Зрители закричали и кинулись в рассыпную. Я
сбросил веревку и глубоко вздохнул. Потом поднялся на ноги. Беглый взгляд
на зеленую окраину города, и я все понял. Крестьяне Уэссекса подняли
восстание против своего господина. Они окружили рынок, держа свое
незатейливое оружие, их лохмотья были единственной броней, их лица были
полны решимости.
В центре маленькой армии, стояла Джулиана. Ее щеки были
перепачканы грязью, волосы убраны назад под мужскую шапку, одежда
испачкана засохшей грязью и запекшейся кровью. Но ничто не могло скрыть
ее красоту: изящный изгиб подбородка, потрясающие карие глаза. Она была
до боли красива. Но также упрямо глупа.
Мне хотелось подойти к ней, схватить за руки и вытрясти из нее хоть
немного здравого смысла. Ей не следовало возвращаться. Неужели она не
понимает, как ничтожны ее шансы победить Уэссекса? Большинство
крестьян держали в руках вилы, дубинки и молотки. Только у некоторых
были ножи или луки. С такой жалкой армией к концу дня она будет замучена
и мертва, как ее отец.
И все же она была здесь, в самом центре восстания. Ее лук был
натянут, и стрелы летели так быстро, как только возможно. Бульдог стоял с
ней плечом к плечу, работая луком также молниеносно. Один взгляд на его
лицо, и я понял, что он скорее умрет, чем позволит чему-нибудь случиться с
Джулианой. И хотя меня так и подмывало броситься к ней и утащить
подальше от опасности, в глубине души я понимал, что лучший способ
спасти ее – выиграть битву с лордом Уэссексом.
Солдаты лорда Уэссекса разбегались в разные стороны, неожиданная
атака и стрелы повергли их в смятение. Но мой боевой опыт говорил мне, что
они недолго будут метаться. Солдаты придут в себя, и их превосходящая
сила и оружие, в конце концов, сокрушат крестьян.
Если только…
Я быстро подсчитал, сколько мечей и копий смогу собрать у солдат, которых Джулиана и Бульдог уже ранили. Если бы я мог собрать крестьян, чтобы атаковать солдат прямо сейчас, пока еще работал эффект
неожиданности, мы могли бы разоружить их и собрать еще больше оружия.
Несмотря на то, что мое избитое тело протестовало против каждого
движения, я побежал по эшафоту, подбирая мечи павших стражников.
Быстро освободил руки и с ловкостью, рожденной отчаянием, я спрыгнул с
него в кричащую толпу людей. Из-за хаоса, царившего вокруг эшафота, никто не обращал на меня внимания, и я легко продирался сквозь толпу, собирая оружие, пока не заболели руки, и не мог разогнуть спину. Я бросил
оружие на землю рядом с крестьянами, которые кинулись разбирать его.
Затем с двумя мечами ринулся на людей лорда Уэссекса, призывая крестьян
идти за мной.
Краем глаза я заметил лучников, расположившихся на городских
стенах. Как только полетят их стрелы, мы начнем нести потери. Кроме того, у нас мало времени: как только хорошо обученные стражники Уэссекса, стоящие в замке, услышат шум, они бросятся в бой. Если бы мы могли
