Темнота вздохнула:
— Для простого смертного никак… Даже те, кто всё своё время посвящают выявлению закономерностей, понимают ненамного больше обычного обывателя. Вся жизнь соткана из случайностей, тебе ли не знать? — Майе показалось, что в голосе невидимой женщины прозвучал смешок. — Человек лишь звено в веренице событий…
— Разве не боги управляют жизнью смертных? — удивлённо спросила девушка.
— Боги только помещают человека в ситуацию, а выбор каждый делает самостоятельно. Иногда это выбор между жизнью и смертью.
2.
Вернувшись домой, Майя уложила расстроенную Эглу в постель, а сама поднялась на смотровую площадку. Короткая летняя ночь подходила к концу. На краю ещё тёмного небосвода серебрились редкие облака, может быть, они днём немного приглушат свет раскалённого солнца, и в город придёт долгожданная прохлада?
Слова прорицательницы не выходили из головы. Здесь, в ночной тиши, Майе хотелось поразмышлять над тем, что она услышала в храме. Речь ведуньи показалась девушке слишком витиеватой.
«Почему она сказала, что я не умею любить? Разве те чувства, что я испытываю к Эгле и Идоменею, не любовь? — мысленно вопрошала Майя. — Что же тогда любовь?»
Ей вспомнился Тихон, который сейчас на берегах Гиппаниса помогал своему хозяину заготавливать лес для строительства кораблей. Молодой человек до самого отъезда почти каждый день приходил к ней. Однажды Тихон захотел узнать о её прошлом, и Майя охотно поведала ему историю о нападении скифов, о гибели маленького селения, в котором прожила восемнадцать лет, о несостоявшейся свадьбе, о том, как она блуждала по степи в полном одиночестве, пока не выбралась на дорогу, ведущую в Ольвию.
Когда девушка умолкла, Тихон, проявляя чуткость, не стал настаивать на продолжении рассказа. После некоторого молчания Майя сказала ему:
— Этой зимой я могла умереть, и мне до сих пор страшно…
— Теперь тебе нечего бояться, — воскликнул Тихон, беря Майю за руку. — Я рядом, и позабочусь обо всём, — затем, смутившись, тихо добавил: — Если ты позволишь, конечно.
Потрясённая его словами, Майя расплакалась. Тихон долго утешал её. Осторожно приобняв, гладил по волосам, а потом, осмелев, склонился к лицу и поцеловал в губы.
Что она почувствовала после этого поцелуя?
Майя попыталась вспомнить свои ощущения. Она была благодарна Тихону за заботу, но, поразмыслив, поняла, что, увы, ничего, кроме сестринских или дружеских чувств, к молодому человеку не испытывает.
Прорицательница сказала этой ночью: «Счастье достижимо только в равных отношениях». Имела ли она в виду, что Майе стоит ответить на любовный призыв Тихона? Возможно, он будет этому рад, а как быть ей? Можно ли назвать счастливыми отношения, в которых одному из двоих нужно делать усилие? Разве она не знает, что бывает совсем по — другому? Ведь стоит ей закрыть глаза…
3.
— Приехал!
Эгла, одетая в невесомый, как паутина, бледно — жёлтый хитон из косского* полотна, со всех ног кинулась к Идоменею и повисла у него на шее. Мужчина одной рукой крепко обхватил девушку за талию, а другую запустил в гущу её волос, перевитых голубой лентой. Поцеловал в лоб, губы, потом спустился ниже, к шее и плечам.
Зел, вошедший в дом вслед за хозяином, быстро опустил глаза и покраснел. Негоже настолько беззастенчиво разглядывать наложницу господина. А поглядеть было на что! Прозрачная косская ткань, так любимая гетерами, совсем не скрывала прелестей этой красавицы.
От стены отделилась чья — то тень, и Зел вздрогнул от неожиданности, увидев ещё одну девушку — рабыню или служанку, внешность которой не представляла ничего примечательного. «Оказывается, ольвийский дом господина полон сюрпризов», — подумал раб. Он был польщён тем, что Идоменей взял его в поездку вместо захворавшего Гектора и таким образом приблизил к своей особе. Зел давно мечтал стать доверенным лицом хозяина, хранителем его интимных тайн.
— Этот ларь нужно отнести наверх, в покои господина.
Голос, прозвучавший почти у самого уха, вывел Зела из задумчивости. Он с неудовольствием посмотрел на отдавшую приказ. Что позволяет себе эта девка с бледным, бесцветным лицом и мышиного цвета волосами? Он обязан следовать только приказам своего господина!
Словно услышав его мысли, Идоменей сказал:
— Отнеси мои вещи в спальню, Зел. Впрочем, погоди! — остановил он раба, взявшегося за ручки ларя. — Открой крышку и подай шкатулку, что лежит сверху.
Получив из рук Зела небольшую коробочку, мужчина протянул её Эгле со словами:
— Тебе. За то, что ждала.
— Что там?
— Открой, посмотри.
Крупные, оправленные в серебро гелиодоры* солнечно сверкнули из глубины шкатулки.
— Идоменей!.. — ахнула Эгла.
— Угадал, — мужчина коснулся её хитона. — Эти серьги подходят к цвету твоего сегодняшнего наряда.
— Хочу примерить прямо сейчас! Майя, принеси зеркало!
Эгла не могла налюбоваться собой. Она то отводила руку с зеркалом, то приближала. Вертела головой, чтобы рассмотреть серьги со всех сторон и насладиться блеском ярко — жёлтых камней, принимала соблазнительные позы, которым научилась в храме Афродиты, и бросала из — под ресниц на сидящего в кресле Идоменея красноречивые взгляды.
Зел, наблюдавший за происходящим внизу через приоткрытую дверь спальни, заметил, как у его господина напряглись и затрепетали ноздри. Идоменей что — то тихо сказал девушке. Она, подобрав подол, подбежала к креслу и, усевшись к Идоменею на колени, принялась целовать и ласкать любовника. Раб покачал головой и отвернулся. Красива, но не Елена! Таких девчонок, обменивающих своё тело на разные дары, полно в каждом эллинском городе. А Елена сейчас далеко, в Тритейлионе. Ей неведома продажная алчность гетер, равнодушна она и к злату, и к серебру. У прекрасных Елен иные расценки — жизнью платят осмелившиеся полюбить их.
Майя, подсматривающая за милующимися через щёлку кухонной двери, увидела, как запыхавшаяся Эгла отстранилась от Идоменея. По движению губ подруги она догадалась, что та спрашивает мужчину, надолго ли он приехал в Ольвию. Майя припала ухом к двери, чтобы услышать ответ.
— В Ольвии пробуду недолго, уеду через несколько дней.
— Дней? — воскликнула Эгла. — Я надеялась, что ты побудешь со мной дольше.
— Сам хотел бы этого, но не могу, моя красавица.
— Ох, Идоменей, знал бы ты, как мне без тебя скучно и одиноко, — плаксивым голосом произнесла девушка. — Нельзя ли сделать так, чтобы мы не расставались надолго?
— Обещаю подумать над этим, Эгла. — Идоменей погладил девичье бедро. — Согласишься ли ты покинуть Ольвию и уехать со мной?
— Уехать? С тобой? — Эгла заглянула в глаза мужчины. — Но куда ты хочешь увезти меня?
— Например, в Прекрасную Гавань. Я мог бы купить тебе там дом и навещать вечерами…
— Дом? Мне? О Идоменей, а нельзя ли, чтобы он был с бассейном? Так приятно отдохнуть у воды в летнюю жару!
У Майи сердце упало после этих слов. Как бы дурочка не выболтала о приглашении недавнего поклонника.
— С бассейном? — рассмеялся мужчина. — Что ж, можно найти дом и с бассейном.
После этих слов Эгла снова принялась ласкаться к любовнику. А Майя задумалась, что будет делать она, если Идоменей решит забрать подругу в Прекрасную Гавань.
__________________________________________________
Омикрон — буква древнегреческого алфавита.
Афродизии — ежегодный фестиваль в честь богини любви и красоты Афродиты.
Метагейтнион — июль-август по ионийскому календарю.
Косское полотно — тончайшая, воздушная ткань с острова Кос.
Гелиодоры — жёлтые бериллы, буквально «дар солнца».
Глава 15. Неожиданный поворот
1.
Окончив читать, Федра выронила письмо. Тяжёлый пергамент гулко стукнулся о каменные плитки ротонды. Галена подняла голову от пяльцев, что держала в руках, с удивлением посмотрела на свою госпожу и, отложив рукоделие, потянулась было к свитку, но Федра остановила её:
