Никогда бы не ощутила она той тёплой, живительной струи, что заполнила до краёв пустоту её души, не почувствовала зарождения любви в своём недоверчивом сердце. Словно жизнь, такая неласковая к ней, вдруг воскликнула: «Живи! Люби!» И она жила в тени своей великолепной подруги, наслаждаясь через неё любовью Идоменея.
Однажды ночью, убедившись, что Гектор уснул, Майя бесшумно поднялась по лестнице к хозяйской спальне. Затаившись у неплотно закрытой двери, она слушала мелодию любви: шорох простыней, неразборчивый шёпот, обрывки фраз, прерывистое дыхание, страстный вздох, затем протяжный освобождающий стон.
Майя не испытывала ревности, здраво рассуждая, что только благодаря очарованию Эглы она получила возможность жить под одной крышей с Идоменеем. И потом, разве не достоин её возлюбленный делить ложе с самой красивой девушкой Ольвии? Пусть они любят друг друга, Майе достаточно находиться рядом, наслаждаться присутствием Идоменея и приглядывать за подругой.
А за Эглой необходим был пригляд! Прошлые невзгоды ничему не научили эту легкомысленную красотку, она осталась такой же непрактичной и беспечной. Несмотря на щедрость Идоменея, деньги в руках Эглы не задерживались. Огромный сундук, приобретённый для нарядов, был доверху набит различной одеждой, а ларчик для драгоценностей пришлось поменять на более вместительный. Лишь после долгих споров Майе удалось убедить подругу в необходимости откладывать деньги на чёрный день.
Без Идоменея Эгла скучала, и её невозможно было удержать дома. Красавице хотелось, чтобы весь город увидел её наряды и восхитился красотой. Теперь девушки не пропускали ни один праздник, будь то торжественное богослужение или театральное представление, спортивные состязания или народные гуляния. Мужчины обращали на Эглу внимание, приглашали на свидания, зазывали на симпосии. Эгла кокетничала с ухажёрами, а Майя злилась.
Один из поклонников позвал девушек к себе домой, предлагая понежиться в жаркий полдень около бассейна. Эгла очень расстроилась, когда Майя запретила принимать это предложение.
— Почему? Почему мы не можем поплавать в бассейне? — хныкала Эгла.
— Эгла! — пыталась образумить девушку Майя. — Неужели ты не понимаешь, что если Идоменей узнает об измене, то сразу выгонит тебя?
— Я не собираюсь изменять! Я всё объясню ему!
— Не глупи. Он не станет слушать никаких объяснений и безо всякого сожаления поменяет тебя на более разумную любовницу, например, на Кобылку.
После упоминания о сопернице Эгла немного приутихла, но если в этих спорах Майе удалось одержать победу, то справиться с ленью подруги было сложнее.
В хозяйской спальне Майя обнаружила ларь со свитками и дощечки для письма, испещрённые буквами. Она долго вертела дощечки в руках, пытаясь разобрать написанное, но скоро отложила это занятие. Читала Майя с трудом, а писать и вовсе не умела, лишь счёт ей давался всегда хорошо. Эта находка навела девушку на мысль, что неплохо было бы Эгле овладеть письмом и чтением. Наверняка Идоменей, человек с прекрасным образованием, оценит усилия своей возлюбленной и ещё больше привяжется к ней. Но Эгла наотрез отказалась учиться грамоте.
— Он любит меня совсем за другое! — доказывала она подруге. — А для ведения переписки у Идоменея есть секретарь!
Здесь Майе пришлось отступить, чтобы снова не поссориться. Несмотря на эту неудачу, Майя продолжала думать о том, как сделать Эглу ещё более привлекательной и желанной для Идоменея, ведь от этого зависело и её счастье. Страшно потерять не только покровительство богатого навклера, но и саму возможность жить рядом с ним, видеть его хоть иногда.
Во время Афродизий* Майе удалось узнать от одной из служительниц культа Афродиты о ночных обрядах, что проходят в храме: приобщившись к тайным знаниям, девушка или женщина получала покровительство самой богини. После долгих уговоров Эгла всё же согласилась пойти ночью в храм.
Правда, поначалу, как обычно, ленилась и капризничала, но со временем ей пришлись по вкусу ночные собрания, и она с удовольствием разучивала танцевальные движения и позы, способные зажечь огонь желания в сердце любого мужчины. Майе эти танцы казались чересчур откровенными или даже непристойными, но жрица уверила её, что всякая гетера, желающая первенствовать в делах любви, должна уметь красиво предложить своё тело.
Шестую ночь каждой декады они отправлялись в храм Афродиты, где жрица проводила магические обряды. После них присутствующие, омыв свои тела в мраморной купели, приступали к служению: пели старинные гимны во славу богини, причащались красным, как кровь, вином, настоянным на пахучих травах, танцевали в лунном свете, плели венки из цветов и приносили в жертву голубей.
Сегодня как раз шёл шестой день второй декады метагейтниона. Ровно в полночь новообращённые служительницы культа должны были встретиться с храмовой прорицательницей и услышать от неё пророчество.
— Мне так страшно, Майя! Вдруг она напророчит что — нибудь ужасное?
— Не бойся! С неприятностями легче справиться, когда знаешь о них, — успокаивала подругу Майя.
Ночь была непроглядно тёмной, и девушки пробирались к храму Афродиты почти на ощупь, спотыкаясь на каждом шагу. Вступив на небольшую площадку, они увидели белые колонны, которые словно парили над землёй. Вокруг не было ни огонька.
Массивная дверь открылась бесшумно, внутри помещения оказалось ненамного светлее, чем снаружи. Майя увидела верховную жрицу в окружении новопосвящённых в культ богини любви. Та поприветствовала девушек коротким кивком. Тут из тёмного проёма боковой комнаты вышла женщина, и все обратились в её сторону. С широко открытыми глазами и неподвижным взглядом, она вела себя так, словно не осознавала, где находится. Верховная жрица мягко обняла её за плечи и усадила на табурет.
Когда очередь услышать предсказание дошла до подруг, Майя взяла Эглу за руку и сказала:
— Пойдём вместе.
Эгла молча согласилась. Но жрица не позволила им одновременно предстать перед ведуньей. Она обхватила Эглу за талию и повела к боковой комнате.
В ожидании время тянулось бесконечно долго. От скуки Майя разглядывала женщин, уже успевших побеседовать с прорицательницей. Некоторые из них сидели, закрыв лицо руками, другие, наоборот, были спокойны, довольны или радостно возбуждены.
Наконец из тёмного проёма показалась Эгла. Майя бросилась к подруге:
— Что?! Что она сказала тебе?
— Майя… Я ничего не разобрала… Она говорила так быстро… Так непонятно…
— Подожди, Эгла, успокойся, — принялась увещевать девушка. — Вспомни хоть что — нибудь!
— Твой черёд, — раздался голос жрицы.
— Я не могу сейчас. Мне нужно успокоить подругу! — помотала головой Майя.
— Иди. Я помогу ей. — Жрица приблизилась к девушкам и, ласково взглянув на Эглу, погладила её по голове.
Мгла поглотила Майю, едва она вошла в комнату. Здесь остро пахло травами, еле заметная белёсая струйка дыма поднималась к потолку, но прорицательницы не было видно. Тут девушка уловила во мраке чьё — то дыхание, повернулась на звук и замерла, прислушиваясь.
— Говорить ли мне? — голос, раздавшийся в темноте, прозвучал неожиданно молодо, хотя Майя настроилась услышать скрипучую старушечью речь.
— Говори, — ответила девушка, обмирая от волнения.
— Не знала счастья и не узнаешь оттого, что решения твои всегда неверные. Сердце слепо и глухо, не видит и не слышит любви, поэтому и сама ты любить не можешь.
Эти слова возмутили Майю до глубины души. Она едва не воскликнула: «Неправда! Я люблю!»
Голос в темноте тем временем продолжил:
— Чтобы получить, надо отдать, но этот дар должен быть равноценным. Нельзя желать многого, отдав мало, как и наоборот, отдаваться полностью, не получая ничего взамен. Нет равновесия — нет счастья. Всё очень просто. — Немного помолчав, ведунья спросила: — Ты узнала что хотела или желаешь задать мне вопрос?
— Скажи, видящая во мраке времени, как проверить правильность своих поступков? Как узнать, что принесёт то или иное решение?
