Нисифор, не сводя глаз с рабыни, тихо произнёс:
— Счастлив видеть тебя, Хиона. Присядь на этот табурет.
Девушка обернулась, чтобы посмотреть на подругу, но Клитии в комнате уже не было. Рыжеволосая рабыня незаметно вышла, оставив их с Нисифором наедине.
— Позволь мне прикоснуться к твоей руке, — вдруг попросил Нисифор.
Рабыня молча протянула больному ладонь, но когда Нисифор склонился, чтобы поцеловать руку, Хиона резко отдёрнула её, виновато пробормотав:
— Не надо…
Управляющий понял смущение девушки по — своему:
— Я вижу, что руки твои огрубели от работы в саду и гинекее, но ты не должна стесняться меня. Клянусь — после свадьбы ты будешь жить госпожой в нашем доме, и кожа на твоих руках навсегда останется гладкой и нежной. — Немного помолчав, Нисифор продолжил: — Ты чураешься меня, Хиона, но это пройдёт, когда узнаешь получше. После того, как господин объявит нас женихом и невестой перед общиной, мы сможем встречаться наедине, и тогда…
— Господин Идоменей… — Хиона наконец подняла глаза на Нисифора. — Что он сказал?
— Он дал понять мне, что не против нашего брака.
Хиона бросила быстрый взгляд в сторону дверного проёма. Слышала ли эти слова Клития? Юная рабыня была ошеломлена заявлением мужчины, она еле сдержалась, чтобы не вскочить и не убежать прочь от его ложа. От ищущих её взгляд глаз, от ласкового голоса и от чувства вины, которое гнуло её к земле, не давая дышать.
— Я пойду, Нисифор. Госпожа меня ненадолго отпустила, — сказала девушка, поднимаясь с табурета.
— Совсем мало побыла, — печально вздохнул мужчина.
— Приду ещё.
— Когда?
Она, ничего не ответив, выбежала из комнаты. Взглянуть на подругу, стоящую у стены, не посмела. Остановилась лишь на крыльце, ослеплённая солнцем. К горлу подступил комок, когда подумала о господине Идоменее. Он даже не спросил, хочет ли она замуж за Нисифора!
Хиона 14 лет
7.
Смеркалось, когда хозяин Тритейлиона подошёл к андрону. Пламя лампиона, горевшего в глубине его покоев, было приглушено и почти не давало света. Идоменей вступил в тёмное помещение и, уловив чутким ухом чьё — то дыхание, тихо спросил:
— Кто здесь?
— Господин…
— Хиона? — мужчина узнал голос рабыни. — Подожди, сниму колпак со светильника. — Через мгновение дрожащий свет озарил комнату. Идоменей обернулся и увидел девушку сидящей на полу рядом с клинэ. Руками она тёрла глаза. — Что ты здесь делала, в темноте?
— Я хотела дождаться вас и уснула. Простите меня, господин, — повинилась рабыня, поднимаясь с пола.
— Да, мы давно не говорили с тобой, — согласился Идоменей, бессильно опускаясь в кресло. — Всё недосуг…
— Простите меня, господин, — повторила Хиона, — вы устали, а я мешаю вашему отдыху.
— Устал, — вздохнул мужчина. — Так устал, что не пойду сегодня на вечернюю трапезу в гинекей. Потому прошу, дитя, сходи к своей госпоже и извинись за меня. После загляни на кухню и прихвати еды. Не нужно никаких разносолов — немного сыра, хлеб и небольшой кувшин вина. Этого будет достаточно.
— Я полечу быстрей стрелы, господин!
— Вот и хорошо. Когда вернёшься, поговорим.
Рабыня не стала тратить время на обувание. Выскочила из господских покоев и побежала к гинекею. Босые ступни легко касались остывших с приходом ночи плиток террасы.
Федра ничего не сказала, узнав, что Идоменей решил отужинать в одиночестве, но настояла на том, чтобы Хиона взяла с собой в андрон свежесваренных колбасок и сушёных фруктов. Когда с корзиной, полной снеди, Хиона вернулась к своему господину, то застала его сидящем в кресле с закрытыми глазами. Девушка вновь почувствовала вину за то, что решилась побеспокоить господина в столь неудачное время.
Все дни, с рассвета до наступления темноты, Идоменей проводил у хранилища, занимаясь распределением зерна между пострадавшими от непогоды земледельцами. Верный Гектор ни на шаг не отходил от господина, взяв на себя обязанности писца и счетовода. К вечеру бедный старик так выматывался, что не мог дойти до верхнего Тритейлиона, и потому оставался ночевать в посёлке рабов, у Метиды.
8.
— Благодарю тебя, Хиона. — Идоменей открыл глаза едва, рабыня закончила накрывать стол. Мужчина взял с блюда ломтик сыра, и, прежде чем отправить его в рот, произнёс: — Говори, что там у тебя? Опять Галена слишком строга?
— Нет, господин, Галена давно отступилась от меня. Она считает, что я неисправима, — ответила девушка, присаживаясь на низкую скамеечку, стоящую рядом с креслом хозяина андрона.
— Что же тогда? Запуталась в многомудрых рассуждениях наших философов?
— Нет, — девушка печально покачала головой и выпалила: — Я не хочу покидать вас, госпожу и Тритейлион!
— Кто же тебя гонит, дитя? — удивился Идоменей.
— Но разве жена не должна следовать за мужем?
— Ничего не понимаю… Чья жена? За каким мужем?
— Но ведь Нисифор…
— Ах вот ты о чём. Твоя госпожа рассказала, что управляющий хочет жениться на тебе?
— Нет, господин, она ничего не говорила мне об этом. Клития, моя подруга, слышала разговор нашей госпожи с Нисифором и передала мне его.
Идоменей отпил вина и задумчиво проговорил:
— Нисифор — достойный мужчина. Нечасто встречаются люди, обладающие столькими талантами. Он многого добился в жизни, и я верю, что сможет добиться ещё больше. Потому даровал ему свободу. Жене будет спокойно рядом с таким мужем.
— Да, — согласилась Хиона, — я слышала о Нисифоре лишь хорошее и знаю, что вы не выбрали бы для меня плохого мужа, господин. Ещё знаю, что даже дочерям не позволительно противиться воле родителей, а я… Я всего лишь рабыня.
Тут слёзы хлынули из глаз девушки, и Идоменей, поспешно поставив килик на стол, склонился к ней.
— Что с тобой, дитя? Почему ты плачешь? — с тревогой спросил мужчина.
Но рабыня только покачала головой, не в силах справиться с рыданиями. Идоменей провёл рукой по светлым кудряшкам девушки, а затем осторожно взял её за подбородок и заглянул в лицо. Хиона не посмела поднять глаза на своего господина.
— Ты не хочешь замуж за Нисифора, — наконец догадался Идоменей. В ответ девушка замотала головой. — Вот, возьми, — мужчина протянул рабыне чашу с водой. — Выпей и успокойся.
Идоменей наблюдал, как Хиона приводит себя в порядок, промокает глаза салфеткой, пьёт мелкими глотками воду. Щёки у девушки слегка порозовели. Рабыня осторожно посмотрела на своего господина: не рассердился ли на неё за непослушание?
— Я не давал согласия на этот брак.
— Не давали?! — Идоменей заметил, как девушка воспрянула, услышав его слова. Слабая, неуверенная улыбка тронула её губы. — Но Нисифор сегодня сказал…
— Он нетерпелив, как все влюблённые.
— Значит, я остаюсь в Тритейлионе, господин? С вами и с госпожой! — лицо рабыни просияло.
— Совсем недавно ты хотела покинуть его.
— Когда же? — Хиона с недоумением посмотрела на мужчину.
— Разве не ты просилась со мной в Ольвию?
— Ну, это совсем другое! Я была уверена, что вернусь обратно.
— Ты привязалась к нашему поместью, девочка.
— Если бы вы знали, господин… Хотите, я расскажу вам? Вы не устали слушать меня? — девушка с нежностью заглянула в глаза Идоменея.
— Говори.
— Вы не поверите, но я помню каждый день, каждый час, проведённый в Тритейлионе. Помню госпожу, встречавшую меня на крыльце гинекея. Даже спустя много лет я могу до мельчайших подробностей описать её наряд. Помню, как пахли волосы Клитии в ту зиму, когда мы спали с ней в одной кровати. Вкус орешков в меду, которыми меня угощала кухарка. Ваши уроки, — Хиона проказливо улыбнулась. — Знаю, что вы тайком посмеивались над моими каракулями. Помню самую первую вашу похвалу, когда я за один день выучила десять строф из «Прометея».* Вы сказали мне тогда: «Сама Мнемозина* поцеловала тебя в лоб, дитя моё». Запахи, звуки Тритейлиона, краски неба и сада — я их вижу и осязаю не только наяву, но и во сне. Уверена, таких звёзд, как здесь, больше нет нигде! — восторженно воскликнула девушка и продолжила: — Скучая во время вашего отсутствия, я вспоминаю наши беседы зимой у очага или летние прогулки в саду и каждый раз с нетерпением жду возвращения. Когда вас нет в поместье, я все дни провожу подле госпожи. Обычно мы занимаемся рукоделием, но иногда госпожа предлагает мне почитать вслух, или просит Клитию поиграть на сиринге, или мы поём за работой… День и ночь неустанно благодарю я эллинских богов, что не отвернулись от меня, чужеземки, и приняли под своё покровительство. Даровали мне счастье жить подле вас и госпожи! — Хиона умолкла, а Идоменей, потрясённый речью рабыни, молчал, не зная, что ответить. — Верьте мне, господин. Все эти слова идут прямо из моего сердца. Я очень люблю Тритейлион, и вас, и госпожу!
