— Доктор позволил мне покинуть постель всего лишь неделю назад, — ответил Джеймс. Он пожал плечами, от этого движения натянулся едва заживший шрам на его левом плече. — Сегодня — первый день, в который я решил, что смогу это сделать.
Казалось, что эти слова послужили сигналом леди Найстон начать то, что его бабушка называла «гусиным лепетом»: легкая и бессмысленная беседа, которая не требовала ответов, и мысли о которой тут же покидали голову, как только слова были сказаны. Камелия Грэм была artiste[2]. Младший представитель семьи Грэм играла своими пальцами, смотрела в маленькое окно, несколько раз бросала взгляд на него, очевидно, скучая так же, как и он. Наконец, она старательно занялась вышиванием какого-то узора на носовом платке, не слишком легкое занятие в раскачивающемся экипаже. От усердия кончик ее язычка высунулся с одной стороны губ.
— Что вы вышиваете, леди Анжелика? — рискнул спросить Джеймс, когда ее мать сделала паузу, чтобы вдохнуть.
Девушка подняла на него глаза.
— Розы, — ответила она, наклонившись вперед, чтобы показать ему вышивку и предоставляя ему возможность отлично рассмотреть ее грудь, если бы у него появилось желание бросить туда взгляд.
— Очень мило, — пробормотал он, поглядывая на ее мать.
— Вы даже не посмотрели, — запротестовала Анжелика, снова выпрямляясь на сиденье.
— Я посмотрел.
— Не посмотрели. — Она снова изучила свою вышивку. — Боюсь, что они немного кривоваты.
— Анжелика, — упрекнула ее леди Найстон.
Джеймс подавил улыбку.
— Они прекрасны. — Карета проехала по еще одной яме, и он зашипел от боли. Собака посмотрела на него снизу вверх и завиляла хвостом.
— Не желаете ли остановиться ненадолго? — спросила графиня.
Он резко покачал головой, полностью сосредоточившись на том, чтобы сделать глубокий вдох.
— Со мной все в порядке.
— Не будьте надутым павлином, — заявила Энджел, ее голос и выражение лица выдавали беспокойство. — Вы выглядите ужасно.
— Что ж, огромное вам спасибо, — парировал маркиз. Прежде никто и никогда не называл его надутым павлином, и он не был уверен, что это ему понравилось.
— Энджел! — снова упрекнула ее мать.
— Я пытаюсь быть любезной, — запротестовала та.
До сих пор ей не слишком хорошо удавалось придерживаться правил приличия. Значит, у них есть что-то общее.
— Любезничайте с кем-нибудь другим, — натянуто предложил Джеймс.
Граф откашлялся.
— Извините меня, Эббонли, но едва ли я сочту уместным то, что вы в такой манере разговариваете с моей дочерью.
Джеймс искоса посмотрел на него.
— Знаете, — начала графиня, прежде чем маркиз решил, насколько дипломатично ему следует ответить, — это напоминает мне чрезвычайно забавный ondit[3], который я слышала несколько дней назад о герцоге Кентском.
— О, в самом деле? — ответил Джеймс, заставив свои губы изогнуться так, чтобы это могло сойти за улыбку.
— Да. Кажется, он…
Джеймс потерял нить того, о чем рассказывала графиня, когда бросил взгляд на Анжелику. Она скосила на него глаза, и он закашлялся, чтобы скрыть свое удивление и веселый смешок.
Спустя еще два мучительных часа разбитых дорог и иссушающих разговоров, карета подъехала и остановилась перед Фаринг-Хаусом. Когда Джеймс ступил на землю, его раненая нога, онемевшая после долгой неподвижности, подогнулась, и ему пришлось ухватиться за ручку двери экипажа, чтобы не упасть. Брутус встал, очевидно, приготовившись следовать за ним, но девушка потянула его за поводок, и собака снова села.
— Очень рад, леди Анжелика, — прошептал Джеймс, поднимая на нее взгляд. — Возможно, мы встретимся снова.
Она улыбнулась в ответ.
— Я уверена, что это произойдет, милорд.
— Благодарю вас, Найстон, миледи, — кивнул маркиз.
— Замечательно, — пробормотал граф, и через мгновение карета загрохотала по подъездной дорожке. Джеймс вздохнул. За исключением леди Анжелики и Брутуса, это была мучительная поездка. Оставалась надеяться, что оставшуюся часть благопристойного лондонского общества будет не так трудно выносить.
— Боже мой, — послышался голос из дверей особняка, и он поднял взгляд, чтобы увидеть, как его кузен бегом приближается к нему. — Джейми!
— Саймон, — ответил маркиз, усмехаясь, и обнаружил, что тот осторожно обнимает его. — Я не… сломаюсь, — прорычал он.
Засмеявшись, Саймон крепче сжал объятия и похлопал Джеймса по спине.
— Ты выглядишь полумертвым, — прокомментировал его кузен. — Господи, как я рад видеть тебя.
— Спокойнее, Саймон. Я действительно не в самом отличном состоянии.
— Почему ты не написал, что возвращаешься? — пожаловался его кузен, выпуская его из объятий. — Мы так беспокоились о тебе, ты же знаешь. Эти проклятые слухи из Бельгии, и…
— Я написал. И поверь мне, я слышал все о пари и об этой чепухе насчет того, что причитается Дьяволу. Так здорово снова увидеть тебя. — Он сжал плечо кузена.
— Кто привез тебя сюда? — спросил Саймон. — Я буду у него в долгу.
Джеймс усмехнулся.
— Ангел спас меня и принес домой.
Саймон скривился.
— Нам лучше войти в дом. Полагаю, что у тебя бред.
Маркиз усмехнулся.
— Это был граф Найстон и его семья.
— Найстон? — начал Саймон, а затем и сам усмехнулся. — О, этот Ангел. Я рад, что ты с ней встретился. Разве она не великолепна?
— Да, это так. На самом деле… — Джеймс остановился, нахмурившись и внезапно став подозрительным. — Ты едва ли из тех, кто станет посылать невинных девушек мне навстречу. Почему ты рад, что я с ней встретился, — поинтересовался маркиз, — и почему у меня такое ощущение, что я что-то пропустил?
Кузен несколько секунд смотрел на него.
— Они ничего не сказали, не так ли? — он вздохнул. — Я рад, что вы встретились, потому что в апреле следующего года, я женюсь на ней.
Джеймс выпустил плечо кузена и выпрямился, несмотря на волну головокружения, которая нахлынула на него.
— Женишься? — эхом отозвался он, приподняв бровь и тщательно подавляя свое внезапное разочарование. — Ты?
— Я не из тех, кто поклялся избегать брака, — указал Саймон. — Этим занимаешься ты. И мы обсудим это позже. — Кузен схватил Джеймса, когда его колени подогнулись. — Вот олух, — проворчал Саймон, подзывая дворецкого, стоящего в дверях. — Ты, должно быть, греб одним веслом, чтобы добраться сюда. Какого дьявола, мог бы подождать еще несколько недель.
— Я отсутствовал достаточно долго. — С этими словами последние силы покинули Джеймса. Когда он начал оседать в руках Саймона, его кузен закричал, призывая на помощь слуг, потому что маркиз наконец-то вернулся домой.