Вайда заговорил совершенно другим голосом, словно перешел от прошлого к заботам настоящего дня. Ласково, но решительно он сказал:
— Вы хотите жениться на Савийе. Я не хотел бы оскорблять моих людей, сказав им, что все это время их обманывал. Поэтому я буду просить вас жениться на ней по цыганскому обряду. Чтобы такое стало возможно, я, с вашего согласия, сделаю вас моим братом, смешав нашу кровь.
— Я уже слышал о такой церемонии, — ответил маркиз.
— Она совершается очень редко и признается далеко не всегда и не во всем, — объяснил ему вайда. — Но в данном случае, поскольку я не хочу лишиться уважения и власти, которые принадлежат мне по праву, я сделаю вас членом нашего табора. После этого вы поженитесь.
С чуть заметной улыбкой он посмотрел на Савийю и добавил:
— Перед свадьбой, конечно, нужны приготовления. Так что пока уезжайте домой, милорд, и возвращайтесь немного позже, ближе к концу дня.
— Я знаю, что существует обычай, — медленно проговорил маркиз, — чтобы жених делал денежный подарок родителям невесты, а также оказывал помощь в приготовлении пира, который бывает по окончании церемонии заключения брака. Надеюсь, вы позволите мне соблюсти обе эти традиции?
— Это позволено! — сказал вайда, величественно наклоняя голову.
— Тогда я хотел бы предложить, чтобы два или три человека из вашего табора ожидали на краю леса. Так мои слуги смогут вас отыскать, — сказал маркиз. — А еще я хотел бы попросить, чтобы при моем возвращении меня тоже сопровождал бы кто-нибудь из ваших людей. Сегодня утром мне было чрезвычайно трудно вас найти!
— Так мы и сделаем, — согласился вайда. — А теперь, пока я буду рассказывать обо всем моим людям, вы можете две минуты поговорить с Савийей. Но не больше. Это и так нарушает наши обычаи.
С этими словами он отошел от них. Савийя стремительно поднялась на ноги.
— Я… никак не могу поверить тому, что нам рассказал мой отец! — смятенно произнесла она. — Я же цыганка! Я всегда считала себя цыганкой!
— По-моему, мы оба не сомневаемся в том, что он говорил правду, — проговорил маркиз своим звучным низким голосом.
Взглянув на бледное, несчастное личико Савийи, он очень нежно сказал:
— Не надо ничего бояться, любимая. Все будет к лучшему, вот увидишь. Единственное, что для нас важно, — это, что мы можем быть вместе.
— И… ты по-прежнему хочешь… чтобы я была с тобой? — прошептала она дрогнувшим голосом.
— Разве тебе нужно меня об этом спрашивать? — ответил ей маркиз.
Савийя посмотрела ему в глаза. Секунду обоим казалось, что они близки друг другу, как в те минуты, когда он обнимал и жарко целовал ее.
— Я люблю тебя! — очень тихо сказал он. — Забудь обо всем, что тебя тревожило, помни только это. Я люблю тебя, и сегодня ты станешь моей женой.
Он прижался губами к ее руке, а потом пошел туда, где молоденький парнишка держал под уздцы его жеребца. Кивком головы поблагодарив его, маркиз вскочил в седло.
Уезжая с вырубки, он услышал у себя за спиной голос вайды, который подзывал к себе всех членов своего табора. Сейчас он скажет им, что сегодня вечером Савийя выйдет замуж за горджио.
* * *
Было почти шесть часов вечера, когда фаэтон маркиза промчался через парк к тому месту, где через лес шла узкая дорога, проложенная лесниками.
Маркиз был одет элегантно — так, словно собирался присутствовать на приеме в Карлтон-хаузе.
Галстук, который так великолепно умел повязывать Хобли, белоснежной пеной обрамлял его подбородок, в жилетном кармашке покоились часы, украшенные драгоценными камнями, цепочка которых свисала на панталоны самого модного в этом сезоне оттенка — цвета шампанского.
Все время, которое прошло с той минуты, когда он уехал из табора, маркиз был чрезвычайно занят: писал многочисленные записки, которые отправлял в Лондон с грумами.
Одна из таких записок была адресована Чарльзу Коллингтону: в ней сообщалось о том, что Джетро мертв.
Маркиз прекрасно знал, что искренне привязанный к нему Чарльз должен был отчаянно тревожиться все то время, пока считал друга пропавшим. И, конечно, он больше чем кто-либо обрадуется известию о том, что Джетро перестал угрожать его жизни.
Кроме этого, маркиз счел нужным срочно написать еще несколько писем. Закончив их, он отправился в библиотеку, чтобы увидеться с Преподобным, с которым у него состоялся долгий разговор.
Он отправил в цыганский табор огромное количество еды и несколько ящиков шампанского, хоть и не сомневался в том, что цыганам больше нравится терпкое и довольно крепкое красное вино, к которому они привыкли.
Направляя лошадей к лесу, маркиз испытывал почти не поддающуюся выражению радость.
Его больше не тревожили проблемы, ожидавшие впереди. Он больше не боялся того, что может принести ему будущее. Все его мысли были сосредоточены на Савийе: он думал только о ее необычайной красоте, нежности, доброте и ее любви.
Он твердо знал: хотя многие женщины прежде по-своему любили его, их чувство не могло сравниться с тем поистине таинственным чудом, которое он видел в глазах Савийи, ощущал в трепете ее губ, когда прижимался к ним в поцелуе.
«Я сделаю так, чтобы она была счастлива!», — мысленно поклялся он себе.
Подъезжая к тенистой кромке леса, он увидел ожидавших его, как и обещал вайда, цыган.
Это оказались двое молодых людей, темноволосых, с необычайно выразительными черными глазами. Оба были прекрасно сложены и своей красотой могли бы поспорить с любым греческим богом.
На них была одежда, сильно отличавшаяся от тех хотя и экзотических, но явно повседневных костюмов, которые маркиз видел на них этим утром.
Теперь талии их обвивали широкие алые кушаки, на головах были красные платки. В мочках ушей блестели золотые серьги в виде больших колец, у пояса — украшенные драгоценными камнями рукояти длинных ножей.
Они завели фаэтон маркиза туда, где начинался настоящий лес, а потом пригласили его слезть.
Маркиз понял, что они желают, чтобы остаток пути он прошел пешком. Грум, сидевший на запятках фаэтона, должен был увезти экипаж обратно домой: ему не следовало быть свидетелем того, что будет происходить в таборе.
Маркиз отдал слуге соответствующее приказание. Тот мгновенно повернул лошадей, и фаэтон скрылся в том направлении, откуда только что приехал.
После этого в сопровождении двух цыган маркиз пошел через лес к вырубке, на которой располагался табор.
В центре поляны пылал огромный костер, вокруг которого кольцом стояли кибитки — за исключением той, что принадлежала Савийе. Ее расписанное цветами и птицами передвижное жилище стояло чуть в стороне от остальных, украшенное живыми цветами и ветками.
