Он привлек ее ближе.
— У вас всегда был друг… в тяжелые времена?
Воспоминание заставило ее поморщиться от боли.
— Нет, — прошептала она. — Было время, когда я оказалась совершенно одна.
— Это было, когда вас покинул Финн?
— Да.
— Идите сюда, — сказал он, заставив Маршу сесть на кровать рядом с собой. — Мне жаль, что я не мог быть тогда с вами. Так, как сегодня вы пришли меня поддержать. Меня и Джо.
Его взгляд прожигал ее насквозь. А потом он взял руку Марши и накрыл ее кулак своей ладонью. Прижал к груди. Нагнувшись, осторожно поцеловал в губы. Только один раз. Но как же прекрасен был этот поцелуй! В нем были благодарность, утешение. Это был прекраснейший в мире жест.
— Благодарю вас, — сказала она. — Это было чудесно, особенно поцелуй.
— Я рад, — сказал Дункан. — Должен сказать вам кое-что. Я отослал Финна на целую неделю, по крайней мере пока в вашем доме не пройдет день семейного обеда, на который мы приглашены. Скажу вашей матушке, что ему пришлось уехать по делам. Я приду один.
Боль вернулась, чтобы поразить ее снова.
— Я же сказала, что поступлю с ним по-своему.
— Действительно, но не забывайте — это и моя битва. Я глава семьи и хочу, чтобы он знал — его обман нельзя простить. Когда он вернется, делайте с ним, что хотите. Если это вас утешит, могу сказать — он слишком сурово наказан и напуган, чтобы искать с вами встречи.
Она чуть не рассмеялась.
— Вот и хорошо. Пусть в таком состоянии и пребывает.
— Вы — сила, с которой нужно считаться, — сказал Дункан. — Я понял это вчера вечером. Конечно, я всегда это знал. Знал с тех пор, как мы вместе плыли в Ирландию на том пакетботе.
И он поцеловал ее снова, но на сей раз она почувствовала желание, требовательное и могучее, как сама природа.
— Вы не предназначены к тому, чтобы грустить, — шепотом сказала она, оторвавшись от его губ.
— Вы делаете меня счастливым, — ответил он, целуя ее крепче.
Они были в спальне, неподалеку от комнаты Джо. Положение становилось опасным, и они заметили это одновременно. Напряжение росло.
— Хочу отвести вас в одно местечко, — сказал граф. — Там мы сможем посидеть вместе с глазу на глаз, но услышим Джо, если он проснется.
Некоторое время она рассматривала его — вернее, тонула в теплой карей глубине его глаз.
О, она пропала!
Разве не то же испытывала она с Финном? Была так же беспомощна, не в силах противостоять влечению, упрямо отвергая доводы рассудка?
И посмотрите, к чему это ее привело!
На сей раз все по-другому. На сей раз у нее есть опыт. На сей раз она будет сдержаннее — и сердцем, и телом. Нужно запереть на ключ свою истинную суть. Это будет очень практично.
— Идемте, — сказала она.
Граф улыбнулся Марше, и ее сердце ушло в пятки. Подхватив Маршу на руки, он понес ее к двойным стеклянным дверям напротив кровати. Распахнул их одной рукой, и они очутились на балконе. Птицы пели в кроне огромного дерева, которое загораживало их от праздных взглядов с улицы. Иначе они оказались бы на виду у любого, кому взбрело бы в голову зайти в сад на задах дома.
— Красиво, — сказала она, все еще в объятиях его сильных рук. — Вы уверены, что сюда никто не придет?
— Они все ушли, помните?
Осторожно поставив ее на ноги, он закрыл двери, точнее прикрыл, оставив изрядную щель.
С потолка балкона на шелковых канатах свисало необычное сиденье, сплетенное из бамбука, в форме огромного круга, открытого со всех сторон.
— Как интересно! — воскликнула она. — И красиво.
— Я привез его с Востока. — Граф откинул крышку ящика из тикового дерева и извлек изумрудно-зеленую подушку. — Сюда полагается вот это. — И он бросил подушку на сиденье. Подушка казалась такой уютной! Казалось, здесь хорошо отдыхать, глядя на дерево или в сад, или читать, или просто дремать. — Садитесь, испытайте!
Марша так и поступила. Чудесно — она могла болтать ногами в воздухе! А еще можно было медленно вращаться налево, направо.
— Оставайтесь там, — велел граф.
Она села прямо и тихонько засмеялась.
— Вы здесь со мной не поместитесь.
— Знаю. Но мне нравится смотреть на вас.
Марша покраснела.
— Почему?
— Вы сейчас просто загляденье. — Он встал прямо напротив Марши, глядя на нее сверху вниз. — Как жемчужина в открытой раковине.
— Вы так мило говорите. Благодарю. — Она лениво крутанулась на своем сиденье.
— Теперь, когда я буду здесь сидеть, я каждый раз буду вспоминать вас.
— Правда?
— Погодите-ка, я достану еще подушек.
Открыв ящик, он достал четыре большие подушки и горой подложил ей за спину. Теперь она сидела почти прямо, как королева на пуховом троне.
Он нагнулся, и Марша вытянула шею. Так они смогли поцеловаться, и этот поцелуй, казалось, должен был длиться вечно. Он обвел языком контур ее губ, и она приоткрыла рот ему навстречу. Их языки соприкоснулись, играя, изучая друг друга.
Рука графа нашла ее грудь под тканью платья, и Марша судорожно вздохнула, когда волна острого наслаждения растеклась по ее животу и ниже, в средоточие ее женственности. Она наклонилась вперед, желая быть ближе к источнику этого наслаждения. Граф встал на колени, и ей понравилось чувствовать, как его широкая грудь прижимается к ее груди. Наклонившись, он поцеловал ее в шею, потом его голова склонилась ниже.
Это было чистое наслаждение.
И оно стало ощутимее, когда она почувствовала на своей груди дуновение свежего воздуха, изысканнее, когда горячий язык обвел ее сосок и стал его посасывать.
— Дункан, — простонала она.
Инстинкт повелел ей протянуть руку в надежде погладить его напряженную плоть сквозь брюки. Но не смогла дотянуться.
Он тихо засмеялся, не отрываясь от ее губ.
— Несправедливо! — воскликнула она в отчаянии.
— А мне все равно. — Опрокинув Маршу на подушки, он поднял ее ногу и провел рукой по внутренней поверхности бедра. А потом начал целовать.
Она очень хотела открыться ему навстречу. И теперь он сам осторожно понукал ее это сделать, действуя так, что ее ноги оказались широко расставлены.
Это было смело. И восхитительно.
Марша едва могла поверить, что стала героиней столь чувственного приключения. Особенно когда рука Дункана, ласкающая ее бедро, двинулась — невесомо, как шепот, к ее потайному местечку, чтобы коснуться ждущей ласки женской плоти. Когда его палец пришел в соприкосновение с ее средоточием, она громко застонала — от желания полностью принадлежать ему. Быть к нему как можно ближе.
— Давай, моя красавица, — прошептал он, не отрываясь от ее губ. — Покажи, как тебе хорошо!
Кресло мягко покачивало Маршу.
Шелковые канаты, что держали кресло, раскачивались в ритм волшебным движениям его ладони и большого пальца. Она запрокинула одну ногу, не в силах сдержать себя и упиваясь собственной беспомощностью.
А затем Маршу подхватила первая волна наслаждения, затем вторая, и она закричала, чувствуя, что парит в своем кресле, висит в туманной дымке чистого блаженства.
Марша вздохнула, прислушиваясь к птичьему пению и шуму просыпающегося Лондона, и открыла глаза. Дункан помог ей сесть удобнее — ее руки были слабыми и безвольными, точно лапша, и прижал ее к груди.
— Я же предупреждал — негоже посещать джентльмена в его доме, — сказал он с укором.
Они поцеловались. И поцеловались снова.
«Вот, — подумала Марша, — чего мне так не хватало».
Но сердце ее горестно сказало — вот чего у нее никогда не будет.
Глава 21
Разумеется, Дункан был без ума от леди Марши Шервуд. Сегодня он видел, как в его руках она подходит к пику наслаждения. И что с того? Ему было мало. Он хотел делать это снова и снова.
— Нам следует пожениться, — сказал он, помогая ей встать с качелей и оправить одежду.
— Вы уже сказали это однажды. Смешно.
— Джентльмен не станет компрометировать леди, если не питает серьезных намерений.
