и петрушкой, выращенными в саду. Те, кому удавалось выловить говяжий кусочек, быстро проглатывали его, чтобы не вызвать зависти у окружающих.
– Мы знали об этом, – призналась Августа. – Разговоры о лазарете на вилле велись давно, но что делать? Решают господа, а нам остается повиноваться.
Эльза с наслаждением жевала хлеб, который перед этим обмакнула в суп. У каждой из них был свой хитрый прием, помогавший утолить зверский голод: Августа сначала съедала суп, а потом хлеб, Ханна крошила его в суп, а Роза клала ломтик хлеба в карман фартука, чтобы съесть его попозже.
– У двух пациентов дизентерия, – расстроенно размышляла Роза. – Кто знает, может, привезут еще кого-нибудь с брюшным тифом или воспалением легких. А в доме двое малышей. Я слежу за чистотой, об этом я уже сказала госпоже, но, если дети заразятся и умрут, я не смогу им помочь.
– Вам надо еще тщательнее мыть руки с мылом, – посоветовала Ханна, – и нам всем тоже. Доктор Мёбиус дал такое распоряжение. Он очень строг с нами.
Августа глупо хихикнула и вытерла хлебом свою тарелку.
– Да, доктор Мёбиус может быть строгим, но у него такая ослепительная улыбка.
– Он тебе нравится, не так ли? – Эльза покраснела.
– А почему бы и нет? – простодушно ответила Августа. – Симпатичный паренек. И к тому же молодой, а у нас в стране сейчас одни старики да инвалиды.
– Что с тобой не так? Что-то случилось? – Роза язвительно усмехнулась.
Эльза залилась краской и опустила голову, а Ханна нахмурилась. Роза была довольно дерзкой, но Августа заслужила это. До сих пор, кроме Брунненмайер, никто не мог дать ей отпор. И уж тем более Ханна – она просто теряла дар речи.
– Конечно случилось. – Августа с вызовом взглянула на Розу. – Нет моего Густава. Я думаю о нем денно и нощно.
– А доктору Мёбиусу строишь глазки, – перебила кормилица. – Я видела вчера, как ты крутилась возле него.
– Смотрите-ка, – ревниво протянула Эльза.
Августа поудобнее уселась на скамье, скрестив руки на своей пышной груди. Она крутилась! И как только фройляйн Кникбайн додумалась до такого?
– Я видела вас на террасе – снизу, из зимнего сада. Ты стояла там с доктором Мёбиусом и пожирала его глазами.
– Ну и что? – Августа пожала плечами. – Госпожа поручила мне принести господам медикам кофе. И я спросила доктора Мёбиуса, подать ли ему сахар и молоко или он пьет кофе, ничего в него не добавляя.
Роза и Эльза недоверчиво хихикнули, а Брунненмайер недовольно проворчала что-то о том, что они раскудахтались, как наседки в курятнике, не поделившие петуха.
– А что ты вообще делала у окна в зимнем саду? Вместо того, чтобы работать, высматривала, что делают другие!
– Тихо! – прошипела кухарка и указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату, а оттуда в холл. – Фройляйн Шмальцлер.
Августа проглотила слова, которые хотела сказать, Роза тоже замолкла, дабы не настроить хозяйку дома против себя. Фройляйн Шмальцлер было уже под семьдесят, и на вилле она проработала более сорока лет. Она хорошо разбиралась в людях и старалась все делать по справедливости – этим и заслужила большой авторитет. Даже Роза, которая была убеждена, что занимает особое положение в доме, добровольно подчинялась экономке.
– Желаю всем благословенной трапезы.
Все дружно кивнули, желая друг другу того же. Ханна вскочила, чтобы принести плетенку с хлебом, в то время как кухарка налила экономке тарелку супа:
– Поешьте как следует. Куда это годится: из-за работы в госпитале вам и пообедать-то некогда.
Экономка заметно похудела, ее кожа стала светлой, почти белой, а на шее образовались складки, которые не мог скрыть маленький кружевной воротничок на ее темной блузке. Кроме того, с некоторого момента ей потребовались очки, они болтались на шнурке у нее на груди и всегда были под рукой.
– Все в порядке, фрау Брунненмайер. Спасибо, этого достаточно. Лучше добавьте Ханне ложечку, ведь девочка еще растет.
Покачав головой, кухарка положила назад в супницу полупустой половник. У входа в кухню показались две медсестры, они весело о чем-то щебетали. Ханна встала и поставила для них еще четыре тарелки с ложками. Сначала должна была прийти одна пара медработниц, потом другая. Врачам Августа уже отнесла обед, они ели в маленькой процедурной среди мазей, бинтов и всевозможных сверкающих инструментов.
– Завтра, вероятно, поступят еще десять пациентов, – предположила Шмальцлер. – Зато лейтенант фон Дорнфельд отправится домой, а через несколько дней и рядовой Зонтаг, и молодой художник.
– Лейтенант фон Дорнфельд – это ведь тот самый блондин с усиками, который несколько дней назад заблудился в парке, не так ли? – заметила Роза. – Предприимчивый молодой человек. К сожалению, плоховато ориентируется на местности. Недавно он по ошибке направился к домику садовника. Благо я была рядом и показала ему правильный путь.
С этими словами она пристально посмотрела на Августу, та сидела, крепко сжав губы, чтобы в сердцах не сказать ничего лишнего. Какая же злыдня эта Роза, нет слов!
Фройляйн Шмальцлер добавила, что лейтенант фон Дорнфельд, насколько ей известно, помолвлен и через несколько недель поведет невесту к алтарю. Только бы война поскорее закончилась – победоносно для империи – и оправившимся от ран не пришлось бы снова идти на войну.
– Такие трогательные истории можно здесь услышать, – вздохнула она. – Особенно когда солдаты в бреду. В эти моменты им так хочется излить душу.
Ханна подумала о молодом лейтенанте, который гулял по парку и, очевидно, хотел выговорить печаль в садовничьем домике у Августы. Мужчины такие опасные существа, они слишком подвержены инстинктам. Таким был ее отец, он часто избивал ее и братьев, которые, стоило им подрасти, тоже обошлись с ней жестоко. Даже двое младших. Однако хуже всего были мужчины, которых мать иногда приводила домой. Правда, они оставались только на ночь и уходили рано утром, но какими же грубиянами они были. Когда ей было одиннадцать, один из них схватил ее и прижал к стене, но в этот момент мать набросилась на него как фурия, и он отпустил ее. Ей снова вспомнился молодой военнопленный, черноволосый парень с горящими темными глазами. Конечно, он ничем не отличался от других. Жадный, грубый, возможно, он тоже мог рассвирепеть и побить женщину. Конечно, мог, ведь он был русским. Тем не менее в его взгляде было что-то мягкое, нежное и утешающее. Именно поэтому она подарила ему булку. Булку, которую украла. Может быть, он еще помнит ее?
– Десять новых пациентов? – недовольно нахмурилась Эльза. – Ну, надеюсь, среди них нет тифозных. Или страдающих оспой. Я слышала, что есть еще и холерные.
– Это все чепуха, Эльза, – возразила экономка. – Брюшной тиф, к сожалению, встречается, дифтерия тоже, но оспы и холеры нет. Зато существует опасность воспаления легких и ребер, ожогов и этих ужасных ран от гранат.
Она вздохнула и отодвинула от себя
