это говорю я, который в таком же состоянии жил несколько месяцев.
— Но вы совсем другое дело: только что вернулись с войны, где чуть не погибли, прошли через слишком многое, и вам требовалось время на исцеление.
— Я хочу сказать, что никогда не видел Клейтона таким угрюмым и несчастным, как в те дни, когда он получил письмо от вашего отца, в котором сообщалось, что вы отказываетесь выходить замуж.
Тея нахмурилась.
— Уверена, вы ошибаетесь. По какой бы причине Клейтон ни был угрюмым, это не имело никакого отношения ко мне.
— Почему вы так говорите?
— Вы же знаете, что он был обручен и собирался жениться на другой.
— Вы говорите о леди Лидии Малькольм? — уточнил Филипп.
— Лидия Малькольм? Так это она?
Перед внутренним взором Теи возникло личико леди Лидии. Она встречалась с ней: блондинка, изящная, красивая, с безупречными манерами. Да что там, Тея ей и в подметки не годилась. Ничего удивительного, что Эван так несчастлив, заполучив вместе Лидии ее.
— Да, но только они не были обручены.
Тею обдало жаром.
Филипп положил ладони на стол и добавил:
— Будь он обручен, вы бы увидели объявление в газетах, разве нет?
Тея покачала головой.
— Я думала, что мы, наверное, просто пропустили это. Мэгги не всегда читает мне все до последней строчки.
— Да, это правда, Клейтон и отец Лидии обсуждали возможный брак, но никаких бумаг не составлялось. Более того, заверяю вас, что Клейтон всего однажды упоминал при мне Лидию.
Тея глубоко вздохнула.
— Вы не понимаете, Филипп. Моя мать всегда говорила, чтобы я не выходила замуж без любви, а Эван меня не любит.
Филипп пожал плечами.
— Не могу сказать, любит ли вас Эван: ответ хранится только в его сердце, но могу заверить, что никакой любви к Лидии Малькольм у него не было.
Тея с трудом сглотнула.
— Могу я спросить вас еще кое о чем? Мне важно это знать.
— Конечно.
— У… у Эвана есть любовница в Лондоне?
Филипп расхохотался.
— У Клейтона? Любовница? Нет, он не из таких.
Такого облегчения Тея никогда не испытывала.
— Вы уверены?
— Насколько это вообще возможно, — заверил ее Филипп.
И в первый раз после рождественского бала в груди Теи зародилась надежда. Пусть это еще не значит, что Эван ее любит, но по крайней мере нет другой женщины.
— Но вы же сами сказали: неизвестно, что у него на сердце. Разве не может быть, что он любит Лидию, просто никогда не говорил вам об этом?
Филипп перегнулся через столик и посмотрел ей в глаза.
— Я это знаю. Ни разу не слышал, чтобы он проронил хоть слово о Лидии, но после того, как вы уехали тем утром, Эван ни на минуту не прекращал говорить о вас.
После обеда Эван верхом на Миднайте возвращался в конюшню. Филипп рядом ехал на Алабастере. Герцог наконец-то от посещения коня перешел к делу. Эван мог только радоваться успехам друга. Филипп был почти готов вновь предстать перед обществом и занять свое законное место.
— Я сегодня разговаривал с Теей, — начал Филипп.
— И?…
Эван изо всех сил старался принять безразличный вид, но на самом деле целый час, с начала их верховой прогулки, ждал, когда друг снова затронет эту тему.
— И как по мне, вы оба дурачье.
— Дурачье? Оба? — хмыкнул Эван.
— Да, — непреклонно ответил Филипп.
Эван подъехал ближе.
— Ну хорошо, и почему Тея дурочка, хотелось бы знать?
Филипп поднял поводья.
— Она думает, будто ты влюблен в Лидию Малькольм.
— Что? — нахмурился Эван.
— Именно так.
— Откуда Тея вообще знает про Лидию Малькольм?
— Об этом я ее не спрашивал, но она убеждена, что ты не просто был обручен с Лидией, но еще и безумно в нее влюблен.
Эван поморщился.
— Откуда, скажи на милость, к Тее пришла эта мысль?
— Откуда дурачью вообще приходят мысли? — отозвался Филипп, невольно улыбнувшись.
Эван вздохнул и покачал головой.
— Ну ладно, давай дальше. Скажи, почему я дурак.
— С удовольствием! — Филипп пришпорил арабского скакуна. — Был бы ты умным, сказал бы своей жене, что к ней чувствуешь. Не знаю, любишь ли ты ее, хотя подозреваю, что да. Но что такой холостяк, как я, знает о любви? Однако я помню, как ты хандрил, когда Тея уехала. И я ей об этом сказал.
— Но зачем? — Эван рысью подъехал к груму, терпеливо их ожидавшему.
— Потому что ей было необходимо это услышать, и лучше бы от тебя.
Эван выругался себе под нос.
— Проклятье, Харлоу! Что ты пытаешься мне сказать?
Филипп спрыгнул с коня на утрамбованную землю.
— Я пытаюсь донести до тебя, что ты, черт побери, должен сказать своей жене, что любишь ее, идиот ты эдакий!
* * *
Гораздо позже, позаботившись о лошадях, Эван вошел в дом и поднялся в свою спальню. После того как Филипп на Алабастере вернулся в конюшню, Эван, не в силах усидеть на месте, опять взял Миднайта и помчался приводить в порядок бушующие мысли, а вернувшись, понял, что никакой ясности не добился, но по крайней мере достаточно вымотался.
Сейчас он примет ванну, переоденется и, возможно, пообедает с женой. Не может же она прятаться от него вечно. Что за супружество у них тогда будет? Днем они практически не общаются, а ночью страстно занимаются любовью? Это не то, чего он хотел, точнее — не все. Ему хотелось, чтобы с женой можно было смеяться, шутить, рассуждать о научных теориях и книгах. Он хотел Тею всю, целиком, не только тело.
После горячей ванны Эван обернул полотенцем бедра, и, как только лакей вылил из ванны воду и вынес, в дверь из спальни Теи тихонько постучались.
Тея открыла дверь, и глаза ее широко распахнулись, когда увидела его почти голым, но она не сбежала. Эван мог поклясться, что увидел искорки в ее глазах, когда она шла к нему.
— Может, зайти позже?
Эван взглянул на свое полотенце, затем опять на нее и одарил дьявольской ухмылкой.
— Нет, зачем?
Она пожала плечами и направилась прямиком к кровати.
— Очень хорошо. Я пришла поговорить с тобой.
— О чем?
— О том, что я была полной идиоткой.
Эван усмехнулся.
— В высшей степени кстати.
— Что ты имеешь в виду?
— Да я тоже собирался с тобой поговорить: только идиотом был я.
— О, тогда ты и начинай. — Тея сложила перед собой руки и приготовилась слушать.
Эван фыркнул и с шутовским поклоном заявил:
— Нет-нет, только после вас.
Тея кивнула.
— Ну хорошо. Я
