— Сначала я хотела, чтобы в день свадьбы ты украсила себя убором из жемчугов. Белые перлы с матовым блеском, оправленные в серебро, очень идут юным девам. Но, скорее всего, Агафокл сам захочет преподнести тебе свадебные драгоценности. Давай предоставим нашему жениху право решать, какое убранство больше к лицу его невесте, — Федра ласково коснулась щеки Хионы. — А эти жемчуга пусть войдут в твоё приданное, — передала она девушке пару серёг и ожерелье.
— Благодарю, госпожа, они прекрасны, — ответила Хиона, смиренно принимая драгоценные подарки.
— Прекрасны и не всем по карману, — хвастливо добавила женщина. — Тебе не придётся краснеть перед городскими модницами!
Они долго сидели возле ларца с украшениями, пока Федра не отобрала для своей будущей родственницы ещё несколько серебряных и золотых безделушек. Когда хозяйка гинекея принялась убирать драгоценный вещицы обратно в ларец, Хиона заметила:
— Госпожа, мне негде хранить ваши щедрые подарки. Мой ларчик для них слишком мал.
— Ты права, — кивнула Федра после некоторого раздумья. — Пусть побудут пока у меня, а накануне свадьбы я верну тебе украшения вместе с новым ларцом, который попрошу прислать из Прекрасной Гавани.
С этими словами госпожа отпустила свою воспитанницу. Едва Хиона вышла из хозяйских покоев, как к ней кинулась Пелопа:
— Хаспоша! Что хотеть хаспоша?
— Хочу сходить в храм, помолиться, — тихо ответила девушка.
— Я с тобой, хаспоша!
На выходе из гинекея рабыни столкнулись с Гектором. Слуга Идоменея осведомился у Хионы, не занята ли хозяйка.
— Госпожа в своих покоях, Гектор, ты можешь пройти к ней, — ответила девушка.
3.
Хиона оставила Пелопу ждать у портика, а сама вошла в залитое полуденным солнцем святилище и замерла.
Шли дни — неразличимые, наполненные бестолковой суетой. Вот уже почти прошла декада с тех пор, как Федра назвала её невестой своего племянника, и Хиона теперь редко покидала гинекей. Девушка частенько с тоской поглядывала в сторону андрона, надеясь, что господин призовёт её к себе. Но он не звал…
Каждую ночь во сне она погружалась в плотный туман, похожий на тот, что иногда накрывает сад в зимнюю пору. В такую погоду можно бесконечно плутать по аллеям, теряя ориентацию, путаясь в направлениях. От этих блужданий душа наполнялась страхом, а сердце — трепетом. И только с трудом проникший через толщу плотного воздуха тоненький луч солнца, как спасительная нить Ариадны, помогал выбраться из глухого морока.
И сейчас она пришла к богам с просьбой дать ей в руки конец путеводной нити, которая выведет её на свет. Но мысли путались, слова застревали в горле… Страшно понапрасну тревожить покой небожителей! Всего два дня назад на этих самых плитках молилась она вместе с госпожой о даровании благословения на предстоящий брак. И что же теперь? Просить об обратном? Нет, не поймут её боги! Не помогут! А наказание за обман будет быстрым и неотвратимым! Так ни на что не решившись, с тяжёлым сердцем Хиона покинула обиталище богов.
4.
Чтобы добиться абсолютной гладкости, необходимо было провести пемзой по поверхности листа не менее тысячи раз. После — покрыть пергамент белилами и тщательно разгладить, давая порам заполниться, затем снова отшлифовать. Белила, с которыми работал Зел, имели лёгкий цитрусовый аромат, обычно их ароматизировали, стараясь перебить тяжёлый запах сыромятной кожи. Раб провёл пальцами по поверхности листа и удовлетворённо кивнул. Первый лист готов. Зел хотел немного передохнуть, но неожиданно быстро вернулся Гектор. Видимо, позабыв, что он в андроне не один, старик принялся разговаривать сам с собой.
— Голубка наша притихла, испугалась счастью, что на неё свалилось… Ну ничего, привыкнет! Господин звал всегда «дитя», и я за ним повторял: «дитя, дитя», а теперь вот — «госпожа», так следует её величать. Боги благосклонны к чистым, не знающем злобы и зависти сердцам… Подросла наша девочка, светлая, нежная… Через год будет не девочкой — женой, ещё через год младенчика к груди приложит, потом — второго…
Зел с трудом различал слова в этом бессвязном монологе. О ком говорит старик? А Гектор тем временем продолжал:
— Псифосы пропали из андрона… Господин сердится, а она, гнева господского не испугавшись, пришла виниться, что стащила драгоценные камни. У самой же глаза в слезах горят ярче этих камней. И господин не стал наказывать, простил, а потом и полюбил как дочь. И сказал про неё… ох, вспомнить бы… «Это дитя похоже на хрупкую снежинку, упавшую с небес на горячий южный песок. Но я не дам ей погибнуть, растаять, раствориться, — говорил господин. — Хочу, чтобы каждая грань этой маленькой звёздочки сверкала и переливалась». Стал учить её всему, что сам знает… Терпелив был к ней, а она усердна… И тут её женихи нашли, хоть ни разу со дня своего прибытия Тритейлиона не покидала! Сначала Нисифор, теперь господин Агафокл… Вот какая она, наша снежинка… Дитя… Уже невеста…
После слов о Нисифоре и господине Агафокле, Зел навострил уши, но, к его досаде, Гектор замолк так же внезапно, как заговорил. Хотя, раб и так уже обо всём догадался: старик бормотал о Елене. И эти странные слухи о женитьбе господина Агафокла на рабыне из гинекея, оказывается, вовсе не слухи, Елена станет женой хозяйского племянника и покинет Тритейлион. Мысль, что девушка может навсегда исчезнуть из его жизни, взволновала Зела, грудь мужчины внезапно наполнилась звонкой болезненной пустотой. Пустота расширялась и давила изнутри так, что ему стало трудно дышать.
— Опять бездельничаешь? — скрипучий старческий голос раздался над самым ухом раба внезапно. Зел вздрогнул, увидев стоящего в дверном проёме Гектора.
— Вот, — сказал раб — библиотекарь, показывая слуге Идоменея отшлифованный лист.
— Неплохо, — скривился Гектор, даже не взглянув на пергамент. — Но чтобы стать слугой в андроне, надо кроме сильных рук иметь ещё и сильную голову, — старик постучал пальцем по своему лбу. — Понял?
Молодой мужчина не нашёлся что ответить, а Гектор с торжествующим видом вышел, не сказав, куда направляется. Раб — библиотекарь снова остался один. Отодвинулся от стола с разложенными пергаментами и с тоской посмотрел в сторону гинекея.
— Елена, не покидай меня… — едва слышно прошептал он.
5.
Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Хиона подхватила полы длинного хитона и опрометью пустилась бежать по аллее. Опавшая листва, ковром застилавшая дорожку, заглушила стук подошв. Добравшись до ступеней лестницы, ведущей к террасе Белого особняка, девушка остановилась и снова осмотрелась. Любимый сад теперь стал для неё не только местом прогулок, но и убежищем. Тенистые аллеи, не заметные чужому глазу тропинки, таинственные гроты, густые заросли кустов, широкие стволы деревьев — великанов позволяли укрыться от любого излишне пристального внимания. Сейчас она чувствовала себя испуганным зверьком, который петляет по лесу, надеясь сбить охотника со следа.
Верная Клития согласилась отвлечь внимание Пелопы, чтобы помочь подруге укрыться в саду. И вот он, пьянящий вкус свободы! Но эйфория быстро испарилась. Хиона вздохнула и с горечью прошептала:
— Всего десять дней назад я была так счастлива…
Снова вернулось чувство вины, терзавшее её, когда она считалась невестой Нисифора. Только теперь Хиона испытывала мучения перед любимой госпожой из — за того, что вводила её в заблуждение своей молчаливой покорностью. Но не было сил возразить той, которая всегда с ней по — матерински добра и ласкова. Эта доброта опутывала быстрее лианы, держала крепче цепей.
Впервые Хиона задумалась о том, что всё имеет свою цену, и в ответ на многолетнюю благосклонность госпожи она должна согласиться на брак с человеком, который ей неприятен. Мысль о том, что через год ей придётся покинуть Тритейлион, чтобы стать женой господина Агафокла, вызвала в душе бурный протест.
— Да что ему надо?! Разве я просила любить меня?! — в сердцах воскликнула девушка. Этот возглас многоголосым эхом пронёсся по расходившимся в разные стороны аллеям. Хиона, испугавшись, что её услышат, поспешила сбежать по лестнице. Сердце звонко билось в груди, как у птички, попавшей в силки. К счастью, сад был пуст, никто не услышал слов, сорвавшихся с её губ.
