не станет ждать ни минуты дольше необходимого: поднимется прямиком наверх и скажет ему все, что должна сказать.
– Сюда, пожалуйста, – с мукой в голосе предложил Хоторн, поднявшись на второй этаж и сворачивая направо.
– Да, я помню, – ответила она, но тут же прикусила губу: не стоит грубить несчастному слуге – он же не виноват, что хозяин у него скотина.
– Разумеется, ваша светлость, – откликнулся дворецкий, и Вероника опять пожалела о сказанном, заметив, что Хоторн – воплощение бесстрастия и хороших манер – заметно покраснел.
Приблизившись к дверям спальни, Хоторн постучал. В этот миг Веронику вдруг охватил ужас. Может, зря она сюда пришла? Может, не стоило дразнить Себастьяна? Может, не следовало настаивать, чтобы он принял ее немедленно? Одно дело – кипеть от злости, расхаживая по кабинету, и совсем другое – стоять у дверей спальни своего мужа (той самой спальни, где они провели столько незабываемых ночей!) и понимать, что сейчас увидишь его на супружеской постели в обнимку с той девкой…
От этой мысли к горлу подкатила тошнота, и Вероника едва не бросилась бежать, но это значило бы уступить Себастьяну преимущество в неизбежных переговорах, а на такое она была не готова. Ну уж нет! Что бы ни предстало ей там, за закрытой дверью, она стойко перенесет это зрелище, на которое сама напросилась. Вероника сглотнула и заставила себя вздернуть подбородок. Чего ей стыдиться? Она-то ничего дурного не сделала!
– Войдите! – послышался голос, который она так и не смогла забыть: глубокий, властный, с оттенком высокомерия и нотками скрытого юмора, – голос, от которого по спине пробежали непрошеные мурашки.
Вероника сделала глубокий вдох. Долгие часы в экипаже она готовилась к этой встрече… но, как ни странно, все-таки оказалась не готова. Тонкие перчатки пропотели насквозь и Веронике пришлось вытереть ладони о свою лиловую мантилью, которую не оставила внизу, потому что не собиралась долго здесь задерживаться.
Хоторн распахнул дверь и шагнул вперед; Вероника осталась у него за спиной. Устремив взгляд на картину на дальней стене, изображавшую сцену охоты, она слушала, как дворецкий объявляет:
– Ваша светлость, к вам ее светлость герцогиня Эджфилд.
Затем Вероника сделала шаг вперед, еще шаг, и еще – и вот, наконец, оказалась посреди спальни Себастьяна, где не бывала больше двух лет. Знакомый запах мыла – тот самый, что она не раз слизывала с его солоноватой кожи, – едва не поверг ее на колени. Вероника стиснула зубы и заставила себя перевести взгляд в сторону, взглянуть на него. Что бы ни увидела – это придется пережить, но в кровати Себастьяна не было.
Нахмурившись, он обшарила взглядом широкую постель, накрытую знакомым синим покрывалом. Постель была не просто пуста – тщательно заправлена: как минимум час или два ею не пользовались. Вероника скользнула взглядом дальше… и тут у нее все-таки отвисла челюсть: она наконец его увидела.
Муж, которого Вероника покинула два года назад, стоял у гардероба, и жаркое пламя камина бросало на него свой отблеск. Из одежды на Себастьяне не было ничего, если не считать белого полотенца на бедрах. Вероника скользнула взглядом по его босым ступням, крепким голеням, бедрам, очертания которых ясно вырисовывались под полотенцем, затем по мускулистому животу, скульптурной груди и широким плечам и тяжело сглотнула. Зря, очень зря она сюда пришла, но ничего не поделаешь – она здесь и не в силах отвести от него взгляд.
Вместо того чтобы убежать или хотя бы отвернуться, она продолжала на него пялиться: темные волосы влажные, красивые твердые губы изогнуты в хорошо знакомой усмешке, глаза в тени немыслимо длинных ресниц сверкают, словно пара изумрудов.
– Можете идти, Хоторн, – сказал Себастьян, доставая из гардероба белый шейный платок.
Дворецкиий скрылся с невероятной скоростью – казалось, Вероника слышала свист ветра, поднятого фалдами его ливреи.
Себастьян повернулся к ней спиной, и опять Вероника мучительно сглотнула, скользя глазами по его ногам, покрытым темной порослью, по ягодицам, хоть и скрытым под полотенцем, но плотным, по мускулистым спине и плечам, на которых еще блестели капельки воды.
Она откашлялась и поинтересовалась самым беззаботным и равнодушным, как казалось, тоном:
– И где же она?
– Кто? – спросил он просто, продолжая извлекать из гардероба предметы одежды.
Треклятое полотенце, казалось, готово было в любой момент соскользнуть на пол – и даже ради спасения жизни Вероника не смогла бы определить, хочет этого или… Нет, еще чего! Разумеется, не хочет!
– Ты прекрасно знаешь кто… Мелисса, конечно. – Ей едва удалось выговорить это ненавистное имя. Вероника молилась лишь о том, чтобы голос звучал по-прежнему беззаботно.
Он повернулся, бросил на нее удивленный взгляд своих зеленых глаз, потом пожал плечами и, широко улыбнувшись, просто ответил:
– Понятия не имею. А почему ты спрашиваешь?
Скрестив руки на груди, Вероника окинула его подозрительным взглядом и сказала, кивнув в сторону ванной, отчаянно надеясь, что в голосе по-прежнему не слышно ни гнева, ни ревности – только презрение. Она ведь не ревнует! Никогда не ревновала и не собирается начинать. Величайшая глупость – ревновать того, кто попросту неспособен хранить верность!
– Ведь она там?
– Можешь зайти и посмотреть, – пригласил Себастьян, кивнув в сторону ванной, а затем, достав второе полотенце, принялся вытирать свою мускулистую грудь.
Вероника не видела его уже два года, и за это время Себастьян весьма возмужал, хотя и раньше был далеко не хил. На руках вздувались бицепсы, грудь бугрилась мышцами, на животе красовались четко очерченные «кубики». У Вероники пересохло во рту. Она уже смотрела – да что там, пялилась во все глаза! – вовсе не на то, на что он предлагал взглянуть.
Вероника заставила себя перевести взгляд в сторону ванной. Верно, ей хочется посмотреть – черт возьми, да ее просто обуревает искушение взглянуть – но это значит, что ей не все равно, а Вероника скорее умрет, чем позволит Себастьяну хоть на миг это заподозрить.
– Ладно, неважно, – махнула она рукой, по-прежнему стараясь, чтобы в голосе звучало только безразличие.
– Я не встречался с Мелиссой с того вечера, когда ты…
– Прошу тебя!.. – воскликнула Вероника, вытянув вперед руку, затянутую в лиловую перчатку. Еще хоть одного слова на эту тему она не вынесет! Все это они уже обсуждали. Подробно. Не один раз. Но правда в том, что Себастьян – лжец и неверный муж, и никакие обсуждения этого не изменят.
– Хорошо. – Он уперся руками в бедра, прикрытые лишь полотенцем. – Зачем ты пришла, Вероника?
Собственное имя из его уст произвело на нее странное действие. Мгновенно вспомнилось, как он шептал ее имя в минуты любви, входя в нее так глубоко, как… Нет! Хватит! Эти воспоминания никакой пользы ей не принесут. Вероника судорожно
