— Уилл… — Она нашла в себе мужество посмотреть в его темные глаза. — Что нам нужно делать дальше?
— Во-первых, я предлагаю убраться из стойла, пока Клеопатра не облегчилась еще раз. — В его голосе прозвучал смех.
— Я не это имела в виду. И ты это знаешь.
— Ну, если так… — Уилл пролез под шеей Клеопатры и встал перед Люсиндой, обхватив ее за талию. — Если так, то ты знаешь, что будет дальше. Я лишил тебя девственности, и поэтому… Видишь ли, для мужчины и женщины нашего круга в таком случае простого «спасибо» недостаточно.
Уилл крепко прижал ее спиной к стене. Потом взял в ладони ее лицо и провел большим пальцем по нижней губе.
Люсинда тихо вздохнула:
— Значит, ты женишься на меня из чувства долга? — Она отчаянно пыталась прогнать страх, сжимающий ее грудь.
Он пробормотал что-то, чего она не расслышала, и, убрав палец, нежно поцеловал ее в губы.
Люсинда не смогла сдержаться — несмотря на вопрос, оставшийся без ответа. Она обвила его шею руками и притянула к себе, прижавшись грудью к его груди. Это было сладкой пыткой, и она задрожала; ее тело содрогалось в предвкушении наслаждения.
Уилл поднял голову и посмотрел на нее.
— Это было бы честью для меня, моя дорогая Люсинда. И чувство долга здесь ни при чем, — прошептал он. — Никогда не сомневайся в моих чувствах к тебе. Никогда.
Она вздохнула, когда он снова поцеловал ее, их взаимное желание росло с каждой секундой.
Чей-то пронзительный свист разрушил чары. Уилл крепче обнял Люсинду и тут же бросился на пол, увлекая ее за собой. Он подкатился к стене, так что Люсинда оказалась между ним и стеной.
Шум затих перед стойлом Клеопатры. И зашуршало сено.
— Привет, красотка. Как поживаешь, милочка?
Большая охапка сена упала в кормушку как раз над головой Уилла. И сухие листья, и стебли посыпались на них обоих, спрятавшихся за кобылой и жеребенком.
Стремясь поскорее добраться до сена, Клеопатра чуть не наступила на Уилла. Уилл не пошевелился, боясь, что его заметит человек, находящийся у стойла.
— Ну… и хорошо, — прошептал конюх. — Только не говори об этом другим лошадям. Я всегда приберегаю для тебя самый лакомый кусочек.
Услышав, как Клеопатра хрустит яблоком, Люсинда улыбнулась, несмотря на свое рискованное положение.
Тут снова послышался свист — совсем не музыкальный. Стало ясно, что конюх направился к большим воротам конюшни.
Герцог и Люсинда переждали, пока не услышали, как захлопнулись ворота.
Уилл поднялся на ноги и помог Люсинде встать. Потом отряхнул сено, прицепившееся к ее юбке.
— Честно говоря, мне еще не доводилось бывать в таком затруднительном положении, — сказал он с улыбкой.
— Мне тоже, — ответила Люсинда, и герцог рассмеялся — странно было слышать от нее такие слова.
Уилл быстро смахнул сено со своего костюма, затем вытащил травинки из волос.
— Идем? — сказал он.
Герцог взял Люсинду за руку и повел ее мимо Клеопатры и жеребенка. Бесшумно отворив дверь конюшни, он осмотрелся.
— Все чисто, — прошептал он и увлек Люсинду за собой.
Уже на гравийной дорожке он снова осмотрелся. Затем сказал:
— Я подожду, пока ты не войдешь в дом. И пойду за тобой.
Люсинда молча кивнула. Потом приподнялась на цыпочки и поцеловала Уилла. После чего быстро направилась к дому.
Люсинда ужасно устала, но этого и следовало ожидать. Несмотря на то, что глаза у нее закрывались, а мышцы болели от напряжения, она радостно улыбалась, глядя в окно кареты на весеннюю зелень, мелькающую мимо. Сегодня она встала очень рано, собираясь до отъезда провести как можно больше времени с жеребенком Уинни.
Маленький жеребенок уже успел завоевать ее сердце — его сходство с Уинни было просто поразительно. Он той же масти. И у него такие же добрые глаза, как у матери. Более того, он обладал ее добрым и любознательным нравом, то есть он именно такой, каким она и хотела его видеть.
— Думаешь о жеребенке? — спросила Шарлотта, сидевшая напротив нее.
Люсинда встретилась с ней взглядом.
— Да. Он такой крепкий малыш… — Она откинулась на спинку сиденья (темно-синие бархатные подушки были мягкими и уютными).
Шарлотта снова принялась за свое вязание, спицы то и дело позвякивали в ее ловких руках.
— Похоже, что из него выйдет скаковая лошадь. А ты как думаешь?
— Пока не могу сказать с уверенностью, — ответила Люсинда. — Но, безусловно, у него есть все необходимые качества. Нам нужно только подождать и посмотреть, есть ли у него страсть к скачкам.
Люсинда выглянула в окно кареты — там рядом рысил Царь Соломон. Уилл легко управлял мощным жеребцом, несмотря на свои раны. Он уверенно, как истинный спортсмен, держался в седле, что давалось долгими годами практики.
На нем не было шляпы. Пряди густых темных волос развевались на ветру, и это прекрасно подходило к его необузданной натуре и пробуждало у Люсинды греховные желания.
И тут ей вдруг померещилось, что они с Уиллом в постели, и он склоняется над ней, чтобы…
— А теперь улыбка у тебя совсем другая, — послышался голос тетушки.
Люсинда отвлеклась от своих мыслей и в смущении пробормотала:
— Прости, тетя, ты что-то спросила?
Шарлотта отложила свое вязание, воткнула длинные спицы в моток яркой шерсти и положила его в корзинку, стоящую на сиденье рядом с ней.
— Я ничего не спрашивала. Я просто сделала замечание по поводу улыбки, которая только что появилась на твоем милом личике.
— Ах… — Люсинда тихонько вздохнула. — Я просто так счастлива, жеребенок такой чудесный…
— Меня ты не обманешь, дорогая.
Люсинда нахмурилась.
— О чем ты, тетя Шарлотта?
— Вот! — Тетушка показала на окно. — О нем.
— О Царе Соломоне?
Шарлотта со стоном закатила глаза.
— Моя дорогая девочка, мне кажется, что после всех лет, которые мы прожили вместе, ты должна бы понимать: тебе не удастся ничего скрыть от меня.
Люсинда густо покраснела. И ей тотчас же показалось, что в карете стало ужасно жарко. А теплая кашемировая шаль, которая только что так приятно грела ее, показалась ей совершенно неуместной.
— Ты слишком… загадочная, тетя, — пробормотала Люсинда в растерянности.
Сбросив шаль с плеч, она тщательно сложила ее и положила на сиденье рядом с собой.
А тетя Шарлотта между тем продолжала:
— Признаю, что тетя Бесси иногда обманывала тебя, что было совсем нетрудно, — ведь голова у нее постоянно занята всякими переживаниями, и поэтому… — Тетушка вдруг умолкла и словно задумалась о чем-то. Потом вновь заговорила: — А вот Виктория… Полагаю, ей так нравится звук собственного голоса, что ее ничто бы не остановило. Я очень люблю своих сестер, так что нет смысла скрывать правду. А правда, моя дорогая Люсинда, состоит в том, что ты влюблена в герцога. Разве нет?
